— Фруде вернулся, и теперь она все ждет, что они обсудят то, что произошло, но Фруде не видит в этом никакого смысла.
— Что сделано, то сделано, что съедено, то съедено, — резюмирует Ивонна.
Майкен и Ханна отстают, и нам приходится идти помедленнее. У Ивонны и Калле общий ребенок только Ханна, но у Калле, который на двенадцать лет старше Ивонны, есть еще одна дочь от предыдущих отношений. Я пока не встречалась с ней — она не так часто приходит в гости.
— Калле купил кофе-машину за три тысячи крон, — говорит Ивонна. — Как думаешь, этого уже достаточно для развода?
На ней черная непромокаемая куртка большого размера, скорее всего Калле. Зеленый шарф красиво оттеняет рыжину волос. Ивонна пересказывает аргументы Калле в пользу покупки именно этой кофе-машины. Когда мы доходим до конца нашего дома, Ивонна останавливается и оглядывается в сторону сада.
— Теперь я ее не вижу, — говорит она. — Сороку. Но сегодня утром она была.
— Кому-то, вероятно, пришлось убить ее, раз она ранена, — предполагаю я.
Анна Луиза звонила мне в сентябре три вечера подряд и рассказывала, что Фруде встретил какую-то молодую женщину и, похоже, собирается уйти к ней. В последние годы с Анной Луизой я почти не общалась. В тот вечер, когда она опять позвонила, я услышала:
— Я должна просто уйти. Можно мне приехать к тебе? Только на одну-две ночи.
Из гостиной до меня доносились звуки футбольного матча по телевизору. Гейр в тот вечер обещал мне повесить несколько картин, хотя ему самому больше нравились голые стены безо всего, так что мне казалось, что я уже злоупотребляю его благосклонностью.
— Ну конечно, — сказала я. — Приезжай.
Стадион по ту сторону телеэкрана ликовал.
— Что, уже завтра можно? — спросила Анна Луиза.
— Да! Это будет замечательно. Гейр все выходные работает, а у меня нет планов. Я посмотрю расписание электричек.
Но оказалось, что расписание она уже проверила.
— Фруде сказал, нам надо поговорить, — продолжила она. — Так что, если он захочет сделать это в выходные, меня не будет дома.
— Правильно. Так ему и надо.
Новая квартира, Майкен и детский сад, отношения с Гейром, купленный диван, работа в журналах — эта осень выдалась богатой на события, хотя я должна была много работать, а мы только что переехали и еще не пришли в себя. Ничего, пусть Анна Луиза приедет, я буду только рада. Я вдруг почувствовала, что значит сила любви: если я счастлива, то у меня с избытком хватает сил, чтобы поделиться ею с теми, кто рядом со мной и тоже жаждет счастья. Когда ощущение счастья в моей душе достигает своего предела, немыслимо и представить, что все окружающие могут оказаться вне его орбиты, и даже их душевное состояние не в силах ослабить силу моей любви.
— Анна Луиза? — спросил Гейр, не отрываясь от экрана телевизора. — Кто такая? Я с ней встречался? Это не у нее молочница?
— Подруга детства, — ответила я. — Но мы не слишком часто общались в последние годы. И нет же, молочница была у Нины. Но ничего ведь, если она приедет к нам ненадолго?
Дождь льет как из ведра. Майкен вывалила на пол пазлы из коробок один за другим, не собрав ничего, и мне пришлось наводить за ней порядок. Гейр надевает сапоги и дождевик и идет показать Элизе и Яну Улаву место для парковки. Жаркое из ягненка готово, игрушки Майкен заняли свои места.
На Яне Улаве блестящие кожаные туфли и бежевые брюки, на лбу — дождевые капли. Стоит ему только переступить порог, как наша квартира словно съеживается, а концепция обустройства жилья и нашей с Гейром жизни как семьи с ребенком, работой и машиной разваливается. И хотя квартира занимает целых три этажа, общая площадь — сто тридцать четыре квадратных метра и мы почти все уже привели в порядок, складывается ощущение, что мы пригласили Элизу и Яна Улава в студенческую общагу или игрушечный домик. Кажется, что все это не наше и что я не имею представления, как мы здесь собираемся жить. Хотя на самом деле единственное, чего здесь не хватает, — это обеденного стола, да еще зеркало не повешено на стену.
— Как же здесь чудесно! — восклицает Элиза. — А сколько здесь спален?
— Три. Плюс еще комната в цокольном этаже.
— Хотела бы я знать, собираетесь ли вы заводить еще детей, но ведь об этом не принято спрашивать, — смеется Элиза и продолжает увлеченно осматривать квартиру.
Сондре топает за Майкен в нижнюю комнату. Ян Улав замечает, что мы сделали достойное приобретение.
— Такое жилье будет только расти в цене, — говорит он.
Гейр говорит, что он не рассматривает покупку квартиры как выгодную инвестицию: нам здесь нравится, и мы собираемся здесь жить.
Гейр разливает вино. Элиза и Ян Улав, едва попробовав еду, в один голос ее нахваливают.
— Все идеально, когда ты готовишь, Гейр, — говорит Элиза. — Овощи сварены как надо, все теплое и готовое одновременно. Не говоря уже про отменный вкус, и так всегда.
— А мне не нравится, — ворчит Майкен.
— Но ты ведь и сама прекрасно готовишь, — Гейр отвечает Элизе и поворачивается к Майкен: — Ты еще не знаешь, ведь ты даже не попробовала.
— О, спасибо, — говорит Элиза. — Я люблю готовить, но то, что готовлю я, ни в какое сравнение не идет с твоими кулинарными шедеврами.
Я режу мясо для Майкен на мелкие кусочки и смешиваю их с картошкой и соусом. Мясо нежное и тает во рту. Майкен говорит, что не хочет есть и будет только десерт. Я стараюсь сохранять спокойствие. Элиза нарезала мясо и картошку для Сондре, и он аккуратно подцепляет вилкой каждый кусочек.
— Почему же ты не хочешь есть? — спрашиваю я.
— Потому что, — отвечает Майкен. Она елозит вилкой в получившемся пюре, пока еда не выпадает из тарелки на стол.
— Тебе что, не кажется, что ужин очень вкусный? Тебе совсем ничего не хочется из этого? — спрашиваю я.
Ян Улав молча переводит взгляд с меня на Майкен и обратно. Майкен качает головой. Она протягивает руку и хватает меня за лицо, я прошу ее прекратить, но она не слушается. Вилка в руке Яна Улава противно скрипит о тарелку. Гейр беседует с Элизой, спрашивает, как поживают Юнас и Стиан.
— Нет, ты должна что-то поесть, — не сдаюсь я.
— Ничего я не должна, — гордо и упрямо произносит Майкен.
— Почему же? — настаиваю я.
— Кто в этом доме главный, Майкен? — вступает Ян Улав.
— Немножко я и немножко мама, и папа тоже немножко, — отвечает Майкен.
— О, значит, абсолютная демократия, — говорит Ян Улав.
— Ага, — соглашается Майкен.
Элиза рассказывает, что Стиан остался дома один и они волнуются, чем это закончится.
— Но им же надо давать почувствовать ответственность, — говорит она. — Хотя он разочаровывал нас пару раз.
— Стиану… сколько? Шестнадцать? — спрашивает Гейр.
— Семнадцать, — поправляет Элиза.
Теперь Майкен взобралась коленями на стул.
Оспорить мнение Яна Улава невозможно. Делаю я что-то или не делаю — неважно, я всегда обречена на поражение. Мне очень хотелось бы собраться с духом и заявить что-то вроде «ты не имеешь права приходить в мой дом и решать, как мне воспитывать мою дочь».
Ничто не способно меня унизить еще больше.
— Сядь нормально, — обращаюсь я к Майкен.
— Hasta la vista[2],— говорит она, сползает со стула и убегает в гостиную.
Меня бросает в жар, кровь стучит в ушах, в глазах темнеет. Можно наорать на Майкен, огрызнуться на Яна Улава, удариться в слезы — но ничего не принесет облегчения. Я боюсь поднять глаза на Гейра, потому что тогда я расплачусь. Я так люблю его, и я сжимаю зубы, поднимаю бокал и делаю глоток вина.
— Завтра мы обедаем с Юнасом, — говорит Ян Улав. — Он живет в студенческом городке, в Согне, но это не такое уж приятное место, чтобы кого-то туда приглашать, так что мы посидим в ресторане.
— Но мы бы могли пригласить его сюда, — говорит Гейр.
Ян Улав ножом намазывает соус на мясо и накалывает кусочек на вилку.