От людей – доброта!

От родных – любовь!

От жизни – справедливость!

От судьбы – благосклонность!

От бога – здоровье!

И ещё…

Утром – думай!

Днём – действуй!

Вечером – благодари!

Ночью – спи! отдыхай!

Такие вот интересные мысли, будоражащие весь организм от макушки и до самых пяточек… бродили в вспухшей голове размышлявшего о жизни пассажира ретро-трамвая, пожилого больного человека, едущего в отделение Пенсионного фонда за нужной ему справкой. Ему хотелось, чтобы в Российском государстве всё было честно и справедливо. Ему это очень хотелось. Очень-очень. Он же патриот своей Родины…

«Следующая остановка «Проезд Юных мичуринцев», – послышалось Василию Никаноровичу откуда-то издалека. Ого! Где-то он уже это слышал…

«Но почему «Юных мичуринцев», – удивился Кульков, – и почему «Проезд»? Она же, остановка эта, всю жизнь называлась «Улица Юного коммунара». Стоп. Или «Юных коммунаров». Ох, забыл уже, – продолжал нудно размышлять он, – а тут какие-то «Юные мичуринцы» появились невесть откуда. Что они, черти полосатые, себе позволяют?»

Кульков встрепенулся и посмотрел по сторонам: вагон трамвая, замороженные окна, стоящие и сидящие пассажиры; а объявление доносится из штатного динамика под потолком этого милого, но холодного и грязного, старого, изношенного долгим временем трамвайного вагончика.

«Фу ты чёрт, я же в Москве; не там… не в своём городе», – мгновенно сообразил он и вспомнил ту сердобольную старушку, которая говорила ему недавно, что выходить из трамвая надо именно на остановке «Проезд Юных мичуринцев».

Пассажиров было много в салоне. Одни сидели, другие стояли. Плотненько так.

«Заснул, что ли…» – мельком пронеслось в сознании уставшего Василия.

Он с диким ужасом подскочил с сидения, как трижды ужаленный пчелой, отпрянул от окошка, как четырежды ошпаренный крутым кипятком, живенько выпрямился и стал шустро продвигаться к выходу. Подгонял при этом себя и окружающих: «Быстрей… Ещё быстрей… Шибче… Скорей… Эй, посторонитесь… Эй, поберегитесь! Эй, расступитесь! Дорогу дайте опаздывающему! Живо! Уступите! Дайте прошмыгнуть… Прошу пардону… Разрешите пройти! Ну-ка!! Ну-ка!! Дозвольте пролезть! Позвольте выйти!»

Насилу к выходу продрался. Но в дверях застрял. С входившим человеком лоб в лоб встретился. Еле разминулись. С боем! Руки-ноги в ход пошли. Чья возьмёт. Боевая ничья в итоге. Полная гармония. Один в салон на коленках буквально вполз, за людей хватаясь, за руки чьи-то, за ноги, за юбки, за подвязки, за гачи, за хлястики. Другой сам выпал. Пинком под зад кто-то помог. Наружу кое-как выскочил, но не совсем удачно: пара пуговиц на куртке с «мясом» вырвались. Ой!! Где они? Неизвестно! Да и не до них… не до пуговиц сейчас… Лишь бы с трамвая сойти. Лишь бы на простор попасть.

И вот он на улице. Вывалился из транспортного средства кубарем. Очень даже удачно, не считая вновь ушибленного колена (того самого!) и разбитого в кровь носа…

Но остальное всё в норме. Повезло. Уже хорошо. Слава, тебе, господи…

Теперь сориентироваться надо: куда шагать, в какую сторону стопы направить.

Задумался… Припомнил… Обрадовался…

Дальше, по словам той миленькоой, добренькой, седовласенькой бабули, которая его ещё в автобусе надоумила, надо было пройти по ходу трамвая до первого светофора, перейти улицу, повернуть направо, метров через двести свернуть налево в арку и идти дворами, а там, мол, люди подскажут дальнейший путь. Там, дескать, недалеко.

Кульков так и пошёл, помня ценные указания старушки. Вперёд. И с песней…

Перекрёстки попадались, а вот светофоров он не видел, не встречал. Бабушка же, божий одуванчик, говорила, что надо идти именно до светофора. Но его впереди как не было, так и нет. Вон сколько уже пройдено. «Вот, бабуля, вот, божий одуванчик, вот чертовка старая, накосорезила, однако… Или специально отправила меня по ложному пути. Ну, бабуля… Ну, одуванчик… Чёртова бабуля…» – неприятно вертелось в голове.

Но Кульков шёл прямо. Шагал и шагал. Топал твёрдо и не сворачивая. Так, как ему было сказано. Он всегда верил людям. Вера должна быть постоянной. На то она и вера! Но всё же некоторые сомнения бродили в его воспалённой черепушке.

Сомнения эти сумасшедшие всё увеличивались и увеличивались в размерах. Они росли и росли… Они множились… множились… и множились…

«Как быть? Что делать?» – стукнуло неожиданно по мозгам. Ещё… Ещё… И ещё раз бабахнуло… Всё громче и громче. Всё сильней и сильней. Всё ясней и ясней. Всё напористей и настойчивей.

– Скажите… пожалуйста… – спросил на всякий случай Василий Никанорович у попавшейся навстречу другой юркой старушенции, – а как в Пенсионный фонд пройти?

– Дак ты, милок, не в тую сторону идёшь, – прошамкала беззубая бабка.

– Как это не в тую?..

– Очень даже просто. Не в тую!! В другую надыть топать.

– Да вы что говорите… Как же это, паря, случилось, что не туда куда надо меня понесло… – удивился Кульков и приуныл, голову повесил. Но уже через минуту зло и с остервенением подумал про ту, автобусную старушку, которая ему маршрут движения строила, и стал костерить её на чём белый свет стоит… но не вслух, а в уме: «Ну, ты и бабуля! Божий ты одуванчик… Или не божий… Дурёха! Гадина! Стерва колченогая! Что же ты отчебучила? Что натворила? Обманула меня! Специально мне наплела про светофор, арку и тому подобное».

Долго ещё Василий стоял, запрокинув голову в небо и размахивая во все стороны руками. Он был зол, он утюжил недобрыми словами недавнюю свою дряхлую попутчицу, которая путь ему обрисовала до пункта назначения. Потом спросил резко:

– А в какую другую??

– Дак тебе, милок, надыть назад иттить. И по другой стороне улицы, – добродушно продолжала милейшая и добрейшая богообразная старушка. – Потом надыть на светофоре перейтить улицу, повернуть направо, затем налево и дворами доберёсси… – закончила она и провела сухонькой своей ручонкой по морщинистому лицу, а свои мутные слезящиеся глазки, упрятанные в глубоких ямках-глазницах, привычно промокнула растрёпанным уголком добела выцветшего старенького до дыр заношенного головного платочка.

– Ха! Вот так так… Вот, оказывается, как…

– Ну да, милок. Точно так!

– Дак… Ничего не понимаю… Я же так и иду, как только вышел из трамвая.

– А ты, милок, на какой остановке-то… выходил из транвая?

– Как это на какой? На остановке «Проезд Юных мичуринцев»!

– Это понятно. А ты из центра ехал? Али с завода?

– Да из центра… вроде… Про завод мне ничего не говорили.

– Ну, ежлив ты из центра ехал, то зачем улицу-то переходил, касатик?

– Да не переходил я улицу. Как вышел, так и иду.

– Но ты же не в тую сторону идёшь…

– Дреманул, наверно, дедок, – подхватил тему заинтересовавшийся их разговором некий прохожий (мужчина в потёртом изрядно полушубке, облезлой кроличьей шапке и с видавшим виды солдатским рюкзаком за плечами), – вот и проехал до кольца у завода, а на обратном пути сошёл… Их же две остановки с таким названием. Одна – туда, другая – обратно. Так что, товарищ дорогой, смело переходи улицу и топай в противоположном направлении. Как раз и доберёшься. Понял? Дедушка…

– Спасибо! – промолвил Василий Никанорович, обращаясь к бабуле и случайному прохожему. Он понял, что действительно проспал и вышел уже на обратном пути, после трамвайного кольца с конечной остановкой. И случилось это из-за внезапно нахлынувших воспоминаний из детства. Вот… досада-то… Как жаль… Но… делать нечего. Ничего тут не попишешь… «Нечего на кого-то пенять, если у самого рожа крива…» – пришло ему в голову подходящее для такой ситуации выражение. Вася всегда был самокритичным. Во всяком случае, старался таковым быть. Поэтому он с благодарностью кивнул этим добрым людям и решительно направился к переходу.