Минуты тянулись одна за другой, как годы. Все тише, глуше становился свист, почти не поднималась грудь. Оставалось три, две с половиной, две, полторы минуты…
Вдруг Дюваль, неподвижно стоявший возле Винсента, поднял голову и стал прислушиваться. Прошло несколько секунд. Дюваль сорвался с места и выскочил из хижины. Винсент услышал, как его быстрые шаги зазвучали в том направлении, откуда они пришли. Ему и в голову не пришло, что Дюваль может убежать, настолько он был в нем уверен.
С минуты пробуждения Винсент чувствовал какую-то вялость и безразличие ко всему. Его колени ослабели; он поднялся и стал присматриваться к Франсуа.
Минуту спустя в хижину нервным шагом вошел Дюваль.
— Наши головорезы сбежали с лошадьми и багажом. Я слышал лошадиное ржание в четверти версты отсюда. Догнать их никак не получится. Надо возвращаться к Экваториальной станции.
Винсент не отвечал. Он прислонился к стене и стоял неподвижно. Дюваль подошел к нему и зажег спичку. Глаза Винсента расширились и блуждали в безвестности. Его трясла лихорадка. На груде засохшей травы лежал мертвый Франсуа, в углу копошился негр и бормотал что-то нелепое. Дюваль не шевелился…
— Макекембе-ла-моту-ма-ме, — дико выкрикнул негр.
По лесу прежним путем шли обратно три человека. Опираясь на плечо старого негра, шел еще не совсем выздоровевший Винсент, впереди решительно шагал Дюваль. О поручении Дюверье сейчас нечего было и думать. Надо было как можно скорее добраться до Экваториальной станции.
Путешественники уже третий день пробирались по тропическим лесам. Впереди все время решительно и твердо шагал Дюваль. Полную тишину леса нарушал только хохот зеленых попугаев и шелест и хруст веток и растений под ногами. Бананы, которые они взяли с собой из негритянской деревни, уже закончились.
Дюваль надеялся найти где-нибудь баобаб и поживиться его листьями. Пока что он отламывал зеленые веточки и, пожевав их, выплевывал. Его мучили голод и жажда. Он почти ничего не ел, а свои бананы отдал Винсенту и негру.
Они немного отдохнули, ища баобаб на более сухом месте. На пригорке рос великан с «обезьяньим хлебом»[10] на ветвях. Дюваль ускорил шаги; ему безумно хотелось есть. Листья баобаба, вещь в целом съедобная, теперь были для него желаннее пышного обеда в ресторане. Но, не дойдя нескольких шагов, он остановился. У дерева спиной к нему лежал какой-то человек. Дюваль вынул револьвер и стал осторожно приближаться к дереву. «Эй, друг», — крикнул он. Мужчина не оглядывался. Дюваль выстрелил. Пуля с сочным всхлипом вошла в дерево. Мужчина даже не пошевелился. Тогда Дюваль быстро подскочил к нему, пнул его ногой, и мужчина перекатился на другой бок. Лицо его было покрыто насекомыми; сотнями ползли они из глаз, из носа, из ушей, — лицо было наполовину съедено.
— Бородач! — воскликнул Винсент, подходя.
— Они его убили, — сказал Дюваль. — Они все погибнут в этом лесу без компаса и с лошадьми, — спокойно добавил он. Что-то завозилось под одеждой на животе у мертвеца. Дюваль потрогал ножом его куртку, и из живота хлынул целый легион пестрых жуков.
— Поедим, — сказал Винсент. Дюваль забрался на дерево и, ломая ветки с листьями, стал бросать их Винсенту и негру, жадно глотая сам в перерывах.
Наевшись, негр оборвал листья с веток, собрал их и набил им мешок. Они двинулись вперед. Затем Дюваль снова остановился и стал прислушиваться. С юга доносился какой-то приглушенный гул; словно гудело море, время от времени с грохотом разбивая свои волны о скалы. Они прошли еще несколько шагов. Гул звучал все громче и приближался. «Назад, к дереву!» — вдруг крикнул Дюваль, схватил Винсента за шиворот и бегом направился к баобабу. Как кот, он вскарабкался на ветку, подтянул Винсента и стал помогать негру. «Неужели это слоны? — сказал Винсент. — Они здесь истреблены, осталось мало».
«Нет, мистье, это не слоны», — испуганно сказал негр. Гул приближался, теперь это был сплошной треск, хруст и топот — словно буря неслась по тропическому лесу. Гул все нарастал, слышно было, как ломались ветки, падали деревья. Мимо баобаба промчались зайцы вперемешку с шакалами. Они неслись, не обращая внимания друг на друга и будто не замечая трупа. Гул перерос в шторм. Дюваль забрался повыше и подтянул негра и Винсента. Неожиданно из чащи выкатилась темная туша и пронеслась мимо дерева, за ней вторая, третья, десятки, сотни. В мгновение ока на месте зарослей, молодняка, деревьев образовалась равнина. По ней мчались, обгоняя друг друга, снося все на своем пути, огромные темные туши.
«Носороги!» — пролепетал негр. Он трясся всем телом. Еще минута, и стадо исчезло из виду. Вместо путаницы ветвей, лиан, зарослей, травы теперь простиралась широкая просека, на ней кое-где одиноко торчали вековые баобабы, уцелевшие от ужасного нашествия. Страшная просека тянулась на несколько лье. По дороге у снесенного дерева валялись втоптанные в землю куски одежды, оторванные руки, нога с торчащими из земли пальцами, раздавленные, разорванные трупы. Головорезы оказались на пути взбешенных носорогов. Напрасно Дюваль и негр искали хоть что-то съедобное: все было втоптано в землю, раздавлено, уничтожено.
На следующий день негр погиб в зарослях. Случилось это так: из ветвей высунулось что-то длинное, черное, схватило старика и утащило его в зеленую чащу.
«Удав», — закричал Винсент, но в то же мгновение какое-то черное, мохнатое чудовище перелетело с одного дерева на другое, ближе к Винсенту. Дюваль был в нескольких шагах впереди. Он поднял револьвер, но неожиданно опустил его и бросился к Винсенту. Горилла на миг замерла, выбирая между двумя врагами. Винсент выстрелил. Раненый зверь с диким ревом кинулся на него. Но Дюваль прыгнул к горилле, как кошка, и всадил пять пуль ей в голову. Зверь взмахнул лапами и тяжело шлепнулся вниз. Винсент, получивший от него пинок, лежал без сознания. Через минуту он пришел в себя и поднялся на ноги. Огромный зверь умирал, дергаясь всем телом. В нескольких саженях от него лежал негр с разорванным горлом.
Голодный, обессиленный Винсент не смог преодолеть любопытство и подошел к зверю. Тот затих и лежал, как первобытный человек, раскинув руки, лицом вверх. На голой ладони что-то сверкало. Винсент пригляделся. На палец лесного великана было надето золотое кольцо. Какое-то время Винсент и матрос с изумлением смотрели друг на друга. Наконец матрос подошел к горилле, отсек ножом палец и снял украшение. Это был перстень старинной работы с вырезанной на нем буквой «L».
До Экваториальной станции оставалась неделя пути. Изнеможенные Винсент и Дюваль едва передвигали ноги, падали на каждом шагу, засыпали в грязи. Винсента снова трясла лихорадка. Все это время они шли молча. Но однажды вечером, когда они лежали, обнявшись, в грязи, Дюваль неожиданно начал говорить.
«Мы, наверное, не дойдем до станции, Винсент, — сказал Дюваль, и его хриплый голос прозвучал мягко и нежно. — Я не Дюваль! Я не француз. Мое имя — Андрей Волк».
Винсент громко щелкал зубами. Он еле разобрал, что говорит Дюваль, и кивнул головой в знак того, что слушает.
«Я пошел с вами по поручению своей организации. Тот человек, привязанный к дереву у дороги, был мой земляк!» Винсент повернулся к Дювалю, он вспомнил теперь, кем был Дюваль. Да, это был он, тот самый солдат, о котором он рассказывал Франсуа.
«Как вы попали сюда?» — пробормотал он, преодолевая слабость. — «Я приехал по поручению товарищей ради несчастных, работающих на строительстве дороги, ради белых рабов с Украины, обтесывающих камни в Конго. Матрос Дюваль, чьи документы я использую — мой партийный товарищ из Франции. Я следил за вами все время, пока вы были на “Либерии”. Помните, кто-то подслушал ваш разговор с головорезом в каюте? Это был я.
Вы не ошиблись. После выигрыша я пожертвовал все деньги организации, я бросил играть и пить.
Теперь вы понимаете, почему я исчез незадолго до прибытия на Экваториальную станцию. Мне удалось кое-что сделать для белых рабов — я дал им некоторые адреса, оставил несколько листовок. Я надеялся начать работу как следует по возвращении в Либервиль. Но суждено было иначе. Мы отсюда не выберемся. Вы офицер французской армии. Вы служили противоположной стороне. Если бы мы встретились при других обстоятельствах — я, не колеблясь, застрелил бы вас, как собаку.
