Мне раньше мама всё говорила…

А опытные бабушки, так эти бабушки не разрешали вот так вот подходишь, што: «Ай! Ой!»

Наученная старшими мать, наблюдая в поведении своего ребенка беспокойство, соотносит его появление с посещением вредителя. Очевидно, что выбор вредителя не случаен. Он падает на того, кто находится под подозрением у матери или у старших женщин. Возможно, именно поэтому нет какого-то одного человека, который постоянно оприкашивает детей. В каждом случае этим человеком может быть тот, кого назначит вредителем та или иная мать и кто, по ее мнению, не просто хвалит, но, хваля, оприкашивает.

<А это от человека зависит, который говорит?>

Очень много зависит от человека. Есть такие злые языки… Есть такие. В деревне всё равно человек-два найдётся, которого опасаешься. Отойти лучше в сторонку.

Здесь наши выводы относительно оприкосов в севернорусской деревне совпадают с выводами антрополога М.В. Хаккарайнен, которые она сделала в результате анализа локальных представлений о болезнях и лечении у чукчей: «…несмотря на то что объектом сглаза являются дети, само это представление является выражением отношений между взрослыми».^[69]

Остается только охарактеризовать участников этих отношений. Анализ сценария оприкоса в севернорусской деревне показывает, что старшие женщины, толкуя ситуацию как сглаз, учат младших конвенциям страха. Освоение конкретной матрицы оприкоса обучает ответственности за ребенка через страх: отвечать – значит бояться за Х вместо самого Х. Взаимный страх и даже страх самого себя создает нормальное поле напряжения в социуме. Причем страх входит не столько во вражеские, конфликтные отношения, когда в пылу обиды или ссоры звучит прямая угроза: «Ты меня еще попомнишь». Страх включен в соседские, родственные, любовные отношения.

Страх – это сила, которая создает особые векторы в соседских и родственных связях, и тем самым – поле, которое отличается, в частности, от пространства христианства с его апостольским посланием: «В любви нет страха» (1 Ин. 4: 18). Драматизм ситуации определен тем, что традиция толкований воспитывает и поддерживает страх одобрения: нельзя думать о своем как о лучшем, нельзя говорить о чужом как о лучшем.

Представление об оприкосе эффективно работает в социальном пространстве деревни, служа мощным регулятором поведения:

• создает посредством эмоции страха формат ответственности (старшая женщина отвечает за младшую и ее ребенка, мать – за ребенка, каждый – за отвод подозрений в собственной вредоносности, каждый взрослый – за свою магическую безопасность);

• устанавливает отношения и иерархии (свекровь, мать, ребенок, советчик, вредитель);

• делает открытыми конфликтные зоны (через шаблон «предъявления претензий» в актах магической защиты);

• предлагает особый механизм работы со страхом: его проекцию вовне – на «вредителя».

Чувство ответственности за чад, в основе которого лежит страх, подозрение в том, что одобрение несет в себе угрозу, определяют сценарии женского, и в особенности материнского поведения, которые достались нам в наследство от крестьянской России. Знание шаблонов магической агрессии форматирует социальные отношения, в коих чужая похвала, как и похвала самому себе, представляет угрозу личной безопасности.

Город не унаследовал способов символической экспликации конфликта. По «деревенской логике» чистого сердца быть не может. Никто не задумывается о «гигиене» органов чувств. Об искренности или неискренности, о намерениях и чувствах здесь речь не идет. Навредить ребенку и самому себе в «деревенском» типе магической обороны может даже самый близкий и родной человек. А значит, там нет пути к отступлению: необходимо предъявить свои подозрения или сомнение в правильности собственных дум в виде явных символических действий: жаба тебе в рот или чур, мои мысли.

По «городской» логике для распознавания магических агрессоров главное – выявить намерение, с которым было осуществлено одобряющее действие. Но приписывание своему контрагенту намерений – это тоже форма толкования действий. В соответствии с современной российской логикой толкования намерения «родных и близких» по отношению к ребенку, да и ко взрослому родственнику, чисты. Кровные родственники по сложившимся в городе представлениям не могут нанести вред, пусть даже магический. Кровное родство накладывает табу на магические подозрения, а значит, шлюз реки похвал в отношении детей в городском пространстве открыт. Зато эта река загрязнена непредъявленными претензиями между старшими, неразрешенными психологическими конфликтами и неназванными напряжениями.

Деревенская культура не задумывается над намерениями хвалящего, любое восхищение и похвала вредоносны. Хвалящий всегда находится под подозрением в «оприкосливости» у социума и даже у самого себя. Контроль уровня «оприкосливости» – сложное социальное устройство. Условные агрессоры и защитники обмениваются жестами распознавания угрозы и демонстрации защиты, распознавания защиты и демонстрации благонадежности. В городской культуре магические враги выявляются по маркерам «неискренности» – тоже необъективным и спекулятивным. Скрытым от глаз механизмом городской зависти и порчи служит проектор собственного лицемерия и неискренности. Пожалуй, не сразу ответишь, что лучше: «деревенское» открытое поле магической вражды или «городское» проецирование на других своей тщательно скрываемой «неискренности»?

Представления о сглазе/оприкосе формируют внешний локус контроля. Понятие «локус контроля» было введено американским психологом Д. Роттером. «Локус контроля» – это та позиция, которой индивид делегируют право на оценку и ответственность за происходящее с ним. И позиция эта может располагаться вне личной ответственности – быть внешней, или внутри личности – тогда быть внутренней. Мифология «сглаза» отдает ответственность за собственные неприятности и беспокойства (а также неприятности подопечных) внешним факторам – воздействию магических агрессоров. Переместив «локус контроля» внутрь себя, можно существенно понизить уровень страха/тревоги в отношениях и тем самым вернуть миру доброжелательность.

Юлия Мариничева. Маркетинг матримониальных отношений, или Как правильно и вовремя хвалить

Для большинства людей хвалить кого-нибудь или получать похвалу от кого-нибудь не только допустимое, но и желаемое действие. На одном сайте, посвященном вопросам психологии, я обнаружила следующее: «Заботливая мать, хороший друг, преуспевающий руководитель и незабываемая любовница – всех их объединяет, по крайней мере, одно: умение искренне, вовремя и по делу похвалить»^[70] <курсив мой. – Ю.М.>. Следуя этой логике, быть хорошим руководителем – это не только профессионально выполнять свою работу, но и вовремя хвалить своих подчиненных или коллег. То есть похвала входит в профессиональные обязанности начальника, матери, друга и даже любовницы.

Если с адресатами похвалы более или менее понятно (мать должна хвалить своих детей, друг – друзей, руководитель – подчиненных или коллег по работе, любовница – любовника), то вопрос за что можно/нельзя хвалить и при каких обстоятельствах, остается открытым. В конце концов, что значит «вовремя похвалить»?

То, что удивляет нас вот уже несколько лет в ежегодных фольклорных экспедициях на Русском Севере, – это запрет на публичную похвалу, ее сознательное ограничение, нежелание похвалы и более того – страх перед ней. В этом деревенский обычай существенно расходится с нашей городской привычкой, а в некоторых случаях и жаждой одобрения/быть похваленным кем-либо. В деревенском севернорусском сообществе ХХ века, как было показано в предыдущей статье, похвала – и особенно похвала маленькому ребенку – расценивается как неправильное опасное действие, которое направлено (специально или нечаянно) на то, чтобы нанести вред (оприкос) маленькому ребенку или, иногда, взрослому. Похвалы опасаются, избегают или применяют магические защитные средства, чтобы она не навредила. «Похвалить вовремя» в принципе невозможно: похвала или недопустима вообще, или строго контролируется сообществом, в основном старшими женщинами. Если внимательно посмотреть на это явление, то оказывается, что опасными являются не сами похвальные слова и даже не люди, которые их произносят, а те отношения, в которых находится хвалящий с адресатами похвалы. Именно старшие женщины чаще всего способны оценить похвальные слова как неправильные и предотвратить действие оприкоса. Хвалит же и оприкашивает тот, кто, по сути, находится в конфликтных отношениях с матерью ребенка или со старшей женщиной, которая в свою очередь контролирует действия матери.