Березу, звонкую от стужи, Отец под корень подрубал. Седьмой, удар, особо дюжий, Валил березу наповал. На синий снег летели щепки, Чуть розоватые собой, А самый ствол, прямой и крепкий, Мы на санях везли домой. Там после тщательной просушки Гулял рубанок по стволу, И солнцем пахнущие стружки Лежали пышно на полу. А в час, когда дымки на крышах И воздух звонок, как стекло, Я уходил на новых лыжах На холм высокий, за село. Такой нетронутый и чистый Весь мир лежал передо мной, Что было жалко снег пушистый Чертить неопытной лыжней. Уже внизу кусты по речке И все окрестности внизу, И тут не то что спрыгнуть с печки Иль прокатиться на возу. Тут ноги очень плохо служат И сердце екает в груди. А долго думать только хуже, А вниз хоть вовсе не гляди. И я ловчил, как все мальчишки, Чтоб эту робость провести: Вот будто девочку из книжки Мне нужно броситься спасти. Вот будто все друзья ватагой Идут за мною по пятам И нужно их вести в атаку, А я у них Чапаев сам. Под лыжей взвизгивало тонко, Уж приближался миг такой, Когда от скорости шапчонку Срывает будто бы рукой. И, запевая длинно-длинно, Хлестал мне ветер по лицу, А я уже летел долиной, Вздымая снежную пыльцу… Так стриж в предгрозье, в полдень мая, В зенит поднявшись над селом, Вдруг режет воздух, задевая За пыль дорожную крылом. УХОДИЛО СОЛНЦЕ В ЖУРАВЛИХУ… Уходило солнце в Журавлиху, Спать ложилось в дальние кусты, На церквушке маленькой и тихой Потухали медные кресты. И тогда из дальнего оврага Вслед за стадом медленных коров Выплывала темная, как брага, Синева июльских вечеров. Лес чернел зубчатою каймою В золоте закатной полосы, И цветок, оставленный пчелою, Тяжелел под каплями росы. Зазывая в сказочные страны, За деревней ухала сова, А меня, мальчишку, слишком рано Прогоняли спать на сеновал. Я смотрел, не сразу засыпая, Как в щели шевелится звезда, Как луна сквозь дырочки сарая Голубые тянет провода. В этот час, обычно над рекою, Соловьев в окрестностях глуша, Рассыпалась музыкой лихою Чья-то беспокойная душа. "Эх, девчонка, ясная зориночка, Выходи навстречу – полюблю! Ухажер, кленовая дубиночка, Не ходи к девчонке – погублю!" И почти до самого рассвета, Сил избыток, буйство и огонь, Над округой царствовала эта Чуть хмельная, грозная гармонь. Но однажды где-то в отдаленье, Там, где спит подлунная трава, Тихое, неслыханное пенье Зазвучало, робкое сперва, А потом торжественней и выше К небу, к звездам, к сердцу полилось… В жизни мне немало скрипок слышать, И великих скрипок, довелось. Но уже не слышал я такую, Словно то из лунности самой Музыка возникла и, ликуя, Поплыла над тихою землей, Словно тихой песней зазвучали Белые вишневые сады… И от этой дерзости вначале Замолчали грозные лады. Ну а после, только ляжет вечер, Сил избыток, буйство и огонь, К новой песне двигалась навстречу Чуть хмельная грозная гармонь. И, боясь приблизиться, должно быть, Все вокруг ходила на басах, И сливались, радостные, оба В поединок эти голоса. Ночи шли июльские, погожие, А в гармони, сбившейся с пути, Появилось что-то непохожее, Трепетное, робкое почти. Тем сильнее скрипка ликовала И звала, тревожа и маня. Было в песнях грустного немало, Много было власти и огня. А потом замолкли эти звуки, Замолчали спорщики мои, И тогда ударили в округе С новой силой диво-соловьи. Ночь звездою синею мигала, Петухи горланили вдали. Разве мог я видеть с сеновала, Как межой влюбленные прошли, Как, храня от утреннего холода,- Знать, душа-то вправду горяча — Кутал парень девушку из города В свой пиджак с горячего плеча. С ними ходила клуша, Прятала в дождь под крылья. Они не любили лужи И умывались пылью. Много ли в жизни нужно В раннюю пору эту? Бегали стайкой дружной По зеленому лету. Но к осени ясно стало — К осени выросли перья: Два петуха в стае, И вместе нельзя теперь им. И раньше или позднее Быть великому спору: Который из них сильнее, Кому вожаком быть впору. А кому под топор на плахе, Такова уж петушья участь. Мой дед в домотканой рубахе Даже рукав не засучит. Вот уж и снег спускается — Быть кровавому спору. Словно клинки, сшибаются Злые кривые шпоры. Хлещут петушьи крылья Хлеще ременной плетки. Даже про корм забыли Хорошенькие молодки. И наблюдали куры, Сбившись от стужи в груду, Как за село понуро Шел он, весь красногрудый. Он жил у меня в сарае, Куда я ходил за сеном. Про это один я знаю, Я да гнилые стены. Я сыпал овес на току ему, А ночью он тоже спал. Но если птицы тоскуют, Всю зиму он тосковал. Он стал и сильней и строже И пережил зиму ту, А весной ему стало тоже, Тоже невмоготу. Вышел, качая гребнем, Красным, словно кирпич, И раздался по всей деревне Боевой петушиный клич! Вздрогнул вожак и даже Не принял повторный бой. А мой среди кур похаживал, Покачивая головой. |