* * * Дорога влажною была, Когда зима сюда пришла, И легкий след моей любимой, И даже рубчики калош С земли морозной не сотрешь, Застыло все, и все хранимо. Потом нагрянули ветра Из ледовитых дальних стран, С цепи сорвавшийся буран В ворота рвался до утра. Его и след давно простыл, Но, как надгробные курганы, Сугробы в сажень высоты Хранят величие бурана. Ушли ветра, а вслед за ними На землю пал спокойный иней, Леса, деревни и мосты, По речке низкие кусты, Стога поодаль от реки, Из труб лиловые дымки, И все, что ни было вокруг, Под зимним солнцем стало вдруг Спокойным, чистым и простым Узором редкой красоты. Прошло немало трудных лет, Пришло ко мне иное счастье, Но цел под снегом легкий след Ее, прошедшей по ненастью. Забор отменно прочен и колюч, Под облака вздымается ограда… Старик уйдет, в кармане спрятав ключ От леса, от травы и от прохлады. А я, приникнув к щели меж досок, Увидел мир, упрятанный за доски, Кусок поляны, дерева кусок, Тропы и солнца узкую полоску. И крикнул я: – Бессмысленный старик, Достань ключи, ворота отвори! Я одного до смерти не пойму, Зачем тебе такое одному?- Полдневный город глух и пропылен, А я в весну и в девушку влюблен, Я в этот сад с невестою приду И свадьбу справлю в девственном саду! – Тебя пустить, пожалуй, не беда, Да не один ты просишься сюда, А всех пустить я, право, не могу: Они траву испортят на лугу, И все цветы по берегу реки Они сорвут на брачные венки. – Да к черту всех, ты нас пусти двоих, Меня пусти! – А чем ты лучше их? Я был упрям и долго день за днем Ходил сюда и думал об одном, Что без труда, пожалуй бы, я мог Сорвать с пробоин кованый замок. Но опускалась сильная рука Перед неприкосновенностью замка. А время шло. И липы отцвели, И затрубили в небе журавли, И (уж тепла ушедшего не жди) Повисли беспрестанные дожди. В такие дни не следует, блуждая, Вновь возвращаться на тропинки мая, Идти к дверям, которые любил, Искать слова, которые забыл. Вот он, забор, никчемен и смешон: Для осени заборы не преграда. Калитка настежь. Тихо я вошел В бесшумное круженье листопада. Одна рябина все еще горит… А ты-то где, бессмысленный старик?! Проходила весна по завьюженным селам, По земле ручейки вперегонки текли, Мы пускали по ним, голубым и веселым, Из отборной сосновой коры корабли. Ветерок паруса кумачовые трогал, Были мачты что надо: прочны и прямы, Мы же были детьми, и большую дорогу Кораблю расчищали лопаточкой мы. От двора, от угла, от певучей капели, Из ручья в ручеек, в полноводный овраг, Как сквозь арку, под корень развесистой ели Проплывал, накреняясь, красавец "Варяг". Было все: и заветрины и водопады, Превышавшие мачту своей высотой. Но корабль не пугали такие преграды, И его уносило весенней водой. А вода-то весной не течет, а смеется, Ей предел не положен, и куре ей не дан. Каждый малый ручей до реки доберется, Где тяжелые льдины плывут в океан. И мне снилось тогда – что ж поделаешь: дети! Мой корабль по волнам в океане летит. Я тогда научился тому, что на свете Предстоят человеку большие пути. ГУСИ ШЛИ В НЕВЕДОМЫЕ СТРАНЫ… Из-за леса, где в темно-зеленом Ярко-красным вспыхнули осины, Вышел в небо к югу заостренный, Вожаком ведомый клин гусиный. По низинам плавали туманы, Серебрясь под солнцем невеселым, Гуси шли в неведомые страны, Пролетая северные села. В их крови певучий и тревожный Ветер странствий, вольного полета. Впереди закатные болота, Тишина ночлегов осторожных. Или в час, как только рассвело, Полнаперстка дроби под крыло. И повиснут крылья, а пока Легок взмах широкого крыла. Гуси шли, и голос вожака Долетел до нашего села. А у нас на маленьком дворе, Сельской птицы гордость и краса, Тихо жил и к празднику жирел Краснолобый медленный гусак. По деревне шлялся и доволен Был своею участью и волей. Но теперь от крика вожака В ожиревшем сердце гусака Дрогнул ветер странствий и полета, И гусак рванулся за ворота. И, ломая крылья о дорогу, Затрубил свободу и тревогу. Но, роняя белое перо, Неуклюже ноги волоча, На задах, за низеньким двором Он упал на кучу кирпича. А на юге в небе светло-синем Таял зов, на крыльях уносимый. |