Литмир - Электронная Библиотека

Возникает резонный вопрос: а был ли вообще подвиг? Может немцы сами остановились? Бензин кончился, или фельдмаршал замерз и махнул рукой: а ну эту Русиш!

5 октября 41-го в Юхнове была нормальная температура для этого времени года. +7 градусов. До аномальных морозов ноября оставался еще целый месяц. Светило солнце.

Утром в сонный тихий городок, продолжавший жить памятью о мирной довоенной жизни, въехала черная «эмка» — советский легковой автомобиль ГАЗ-М1. В ней для организации обороны прибыл комбриг Елисеев-комендант Малоярославского укрепрайона.

По тревоге были подняты все имеющиеся под рукой человеческие ресурсы и построены на площади перед церквушкой. 200 военных курсантов и комендантский взвод. Винтовки были у всех, но патронов мало. Пулеметов 2. Противотанковых ружей ни одного.

Елисеев коротко выругался. У него был приказ держать город любой ценой, и приказ никто не думал отменять.

Комбриг решил оценить силу наступающего противника и с этой целью выслал в разведку самолет. Пилот, назовём его Иванов, фамилии героя история не сохранила (или автор его не нашел), но на Ивановых Россия держится, так что думается, не сильная ошибка, было бы непростительным, если бы пилотом был назван человек с фамилией Греф, например.

Иванов вылетел на истребителе «И-16». Максимальная скорость «ястребка» 470 километров в час, потолок высоты 4 с половиной километра. По техническим показателям он ничем не уступал «мессеру»- основному истребителю Люфтваффе на тот момент «Мессершмидт 109-Ц»- «Цезарь».

Но осенью 41-го воздух кишел от «цезарей», и фашистские асы завоевали абсолютное господство в воздухе. (Хотя надо признать, русские витязи уже успели навтыкать тевтонцам в воздушных боях, Люфтваффе признали первые невосполнимые потери, которые в дальнейшем привели к краху в воздухе).

Посему осторожный Иванов повел машину на высоте тысячи метров над Варшавским шоссе. Осенняя распутица согнала войска Рейха с оперативного простора, заставив двигаться исключительно по дорогам.

И тут Иванов увидел врага. А чего его видеть, он не таился, шёл по чужой земле как по своей-нах остен!

Штаб обороны комбриг Елисеев организовал в бывшей церкви на площади. Здесь на связь с ним вышел Иванов. Качество связи ужасное, работающий мотор создавал сильные помехи. С другой стороны, на обычных «И-16» раций не имелось совсем, на этот установили для разведки в качестве исключений.

— Вижу вражескую колонну! Танки, артиллерия, пехота на машинах и мотоциклах! — доложил Иванов.

— Сколько их? Батальон? Полк? — попросил уточнить комбриг.

— Сосчитать не имею возможности! — доложил Иванов. — Протяженность колонны 25(!) километров!

— Ты мне панические настроения брось! Здесь не может быть столько немцев! — закричал комбриг. — Возможно, это наши отступающие войска! Немедленно проверить и доложить!

Иванов снизился до бреющего полета, где попал под плотный зенитный огонь, но рассмотрел все, вплоть до крестов на башнях танков.

Об ужасающей правде комбриг Елисеев доложил члену Военного Совета генералу Телегину. Тот сразу сообщил в Генеральный штаб генералу Шорохину. Начальник Генерального штаба Шапошников в свою очередь доложил Верховному.

В двухстах километрах на Москву шла бронированная гусеница длиной 25 километров!

Верховный не поверил, Берия и министр МГБ Абакумов по законам военного времени хотели расстрелять кучу народа, но не успели. Немцы двигались быстрее.

Но крах немецкой военной машины начался уже тогда. С отчаянного сопротивления разрозненных частей Красной армии, пусть не с 28-ми панфиловцев, пусть их было тысяча, с подольских мальчишек-курсантов, с жертвенной Зои, которая сожгла конюшню с лошадями, которые не дотащили немецкие пушки до Кремля, с безымянной высоты у деревни Крюково, которую немцы так и не взяли.

Немцы шли по залитой русской кровью земле. Но это была уже не та война, знакомая им по цивилизованной Европе. Это когда датские велосипедные(!) войска воевали, пока не кончились патроны. После чего их развезли по домам, даже не забрав(!) оружие.

Фашисты платили собственными жизнями за каждый километр шоссе, за каждый пригорок, за каждую подмосковную речушку. Не было подвига 28-ми панфиловцев! Орут провокаторы. А что же было? Колонна бронетехники длиной 25 километров сама собой испарилась?

Обескровленные немецкие войска были остановлены всего в 17(!) километрах от Москвы.

Но тогда, в октябре 41-го, никто об этом знать не мог. Стал актуальным вопрос-куда эвакуировать правительство, Ставку и Верховного.

Запасная столица была выбрана заранее-ею стал город Куйбышев.

Бункер. Глубина 37 метров.

21 октября 1941 года Государственный Комитет Обороны выпустил секретное постановление? 826сс «О строительстве убежища в г. Куйбышеве».

Бункер вырыли под зданием обкома партии. Местные жители представления не имели, что строят за высоким забором и строят ли вообще. В состоянии полной секретности на строительстве работала куча народу. Почти 4 тысячи человек днем и ночью в буквальном смысле рыли землю.

Наружу ничего не выносилось, и никто не выходил. Чтобы прятать вынутый грунт были прорыты подземные штольни до самой Волги. Легенда гласит, туда же выносили погибших и задавленных шахтеров, и метростроевцев.

Бункер был построен за 8 месяцев, но Сталин сюда так и не приехал. В противном случае бункер стал бы музеем всесоюзного значения.

По слухам, достоверных сведений нет, все было готово для эвакуации вождя. Поезд стоял под парами, караул выстроен, а Верховный все наматывал круги по перрону, курил трубку, набитую табаком Герцеговина-Флор, что-то решал про себя.

(Представляю, что вся авиация Московского округа была в небе).

Верховный докурил трубку, выбил остатки табака и рубанул рукой:

— Остаемся! Красная Армия пустой город защищать не будет!

Вершинин и Ключ.

Прощания с супругой и сыном как таковое не получилось. Пока я измученный дрых, они оба ушли на работу.

— Почему не разбудил? Я бы попрощался! — напустился я на Илью Стадника.

— Прощания нет! — уверенно заявил он. — Существует бесчисленное множество ответвлений, где они живы-здоровы. Все относительно.

Я его чуть не прибил, а потом заметил, что парнишка сильно старался. Накрошил колбаски с яичницей, заварил кофе, открыл сгущенку. Я только зубами скрипнул, он знал назубок все мои вкусы. У человека должны быть тайны!

— Какие наши планы? — спрашиваю.

— Успеть спастись! — ответил он коротко.

— Разве в Проекте предусмотрено не все? — решил я подколоть.

— Все! Но для этого существует множество ответвлений!

Меньше всего мне хотелось попасть в тупик.

Это ответвление было жаль, сердце разрывалось. Здесь впервые мне было хорошо, за долгие годы. Но кому я вру? Нельзя быть счастливым за счет другого. То, что здесь Сашка живой, это счастье. Но то, что сейчас мой сын лежит убитый в Багдаде-это реальность, от которой никуда не деться. Почему мой сын, мой настоящий сын должен погибнуть из-за отца, нашедшего уютного норку, чтобы отсидеться.

Я думаю, что было бы, если бы этот мир уцелел. Какой бы я стал через 10 лет? 20?

Нянчил бы внуков, а перед глазами все время стоял заплёванный, залитый соляркой багдадский асфальт, и мой единственный сын в хорошем дорогом костюме на нем мертвый.

Я бы, наверное, уходил в себя, проваливался в свои тягостные думы все чаще. Сашка и внуки допытывались, ничего не понимали:

— Что с тобой, деда? Ау! Почему ты плачешь?

Этому сыну бы я помог. А кто поможет моему?

Когда мы угнали автомобиль соседа, я даже не оглянулся на дом. Чужой мне дом.

Бункер.

Бункер находился под зданием, где раньше располагался обком КПСС, а перед зданием возвышался памятник Чапаеву, на который Илья уставился зачарованным взглядом.

63
{"b":"860970","o":1}