Но когда Стонбай под лупой рассмотрел рисунок на первой полосе фальшивки, то тут же изменился в лице.

– Этот… этот номер напечатали здесь. Прямо под нами…

Работающие печатные станки громко щёлкали всю смену. Работникам иногда приходилось перекрикиваться, чтобы услышать друг друга. Эдельхейт и Вильямсон спустились в типографское подвальное помещение. Тусклый дневной свет проникал сюда только через маленькие окошки под потолком, и тут всегда горели газовые лампы.

Стонбай горячо убеждал, что сюда проник вор и воспользовался одним из станков. По-другому объяснить, как по городу гуляют газеты с двумя первыми полосами, он не мог. И в знак доброй воли предложил Вильямсону и детективу самим осмотреть «место преступления».

За станками работали трое мужчин и две женщины. Эдельхейт подошёл к самой непривлекательной и галантно поцеловал ей руку.

– Леди, позволите отвлечь вас на минутку? Мне отчаянно нужна помощь такой умной и обаятельной женщины как вы.

Взгляд его разноцветных глаз гипнотизировал как змеиный, и женщина зарделась смущённым румянцем, на краткий миг почувствовав себя королевой. В ту минуту она готова была оказать Эдельхейту любую помощь.

«Вот ведь дамский угодник, – проворчал про себя Вильямсон. – Если он такое проделал и с Инес… Уж я ей устрою за самовольные визиты за моей спиной».

– Леди, я уверен, что вы очень внимательны и ответственны в своей работе. Скажите, всё ли было в порядке утром с оборудованием.

– Сейчас, когда вы сказали… оттиски кто-то брал. Они лежали не на месте.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверена, сэр!

– Кто пользовался ими последним?

– Я и пользовалась. Я ушла последней и заперла дверь, – в доказательство своей правоты женщина показала ключ.

Эдельхейт его осмотрел и вернул. Затем заверил женщину, что она чрезвычайно помогла, и он от всей души благодарен. Дама вернулась к работе, и улыбка не сходила с её лица.

– Скорее всего, дверь взломали снаружи. Со служебного входа можно зайти прямо сюда, минуя остальные помещения, – тихо заключил детектив, вернувшись к Вильямсону.

– Я уже ничего не понимаю, Эдельхейт. В духе Стонбая вытворить фокусы с издевательскими заголовками, но чтоб две газеты! Что по этому поводу обычно думают детективы?

– Детективы обычно не исключают ни одну из версий, пока не докажут обратного. Мистер Стонбай мог сделать вторую версию газеты, чтобы отвести от себя подозрения. А мог говорить правду, и сюда проник очень осведомлённый мошенник и взломщик, который в курсе, как пользоваться типографским станком. Вы, к слову, прочли ту статью?

– Зачем мне читать всякие пасквили?

– Напрасно. Там есть любопытная деталь.

– Ну же, Эдельхейт, не тяните кота за хвост!

– В тексте ни одной ошибки.

– И что?

– Мошенник – весьма грамотный человек. Такое приходит с опытом и начитанностью.

– Тьфу на ваши загадки. Я вам плачу за ответы. Так ответьте мне: Стонбай виновен или нет? И кто взорвал мой поезд?

– Я это узнаю… в свободное время, как вы помните, – улыбнулся Эдельхейт и долго всматривался в царапины на дверном замке.

В узких переулках восточной части Гласстона текла жизнь иного порядка. Вместо фешенебельных гостиниц – более скромные доходные дома. Вместо каменных и кирпичных зданий – деревянные, местами покосившиеся постройки. Прогорклый запах помоек и нечистот. Тусклым днём стихийные рынки товаров и услуг, где каждый продавал и покупал, что мог. А угольной ночью – разбой и разврат… впрочем, это тоже здесь называлось услугами.

К счастью для себя, Эдельхейт пришёл сюда, пока ещё не стемнело, и вооружённые разбойники и «уличные феи» его не беспокоили. Однако многочисленные обитатели бедного района смотрели на него косо. В своём дорогом светлом костюме, шляпе-цилиндре и газетой под мышкой Эдельхейт выглядел белой вороной, залетевшей со светского приёма не туда.

Но именно здесь Гай надеялся найти тех, кто ему нужен. Мальчишки-газетчики не стали бы разговаривать с ним во время работы на улицах, но здесь, в переулках, они чувствовали себя как дома и ничего не боялись.

Несмотря на то, что несколько лет назад по всей стране начали открываться благотворительные школы, детей из самых бедных семей отправляли не учиться, а работать, чтобы помогали семье держаться на плаву. И продажу газет можно назвать для таких ребятишек самой квалифицированной работой, потому как справиться с ней могли только самые смышлёные. Не умея читать, продавцы должны были каждый день заучивать громкие заголовки и принимать оплату от покупателей без ошибок. Те, кто имел не настолько светлую голову, шли в шахты, на фабрики, в собачьи золотари3, трубочисты, факельщики и чистильщики обуви. И с двумя последними было далеко не всё так просто.

– Сэр, позвольте почистить ваши ботинки! – тонкий голосок прозвучал за миг до того, как маленькие руки начали с усердием тереть тряпкой ботинок, не дожидаясь утвердительного ответа.

Но Эдельхейт отступил на шаг и назидательно поднял, словно указательный палец, трость.

– Мальчик. Ты уже третий, кто пытается почистить мои ботинки в этом районе. И, как видишь, мой кошель всё ещё при мне. Понимаешь, что это значит?

– Что… у вас красивый кошель… сэр? – взгляд мальчика невольно метнулся в сторону, где за углом таился его сообщник.

– Вот что, мальчик. Я дам тебе и твоему другу по двадцать пенсов сейчас и попрошу кое о чём. И, если вы сможете мне помочь, то дам ещё по тридцать.

– Пятьдесят пенсов! Что надо делать, сэр?

«Быстро посчитал, – заметил Эдельхейт. – Этот точно газетчик. И по вечерам промышляет воровством со своим другом». Пятьдесят пенсов для таких ребят было достаточно мало, чтобы не счесть Эдельхейта обманщиком, и достаточно много, чтобы у них загорелись глаза.

– Мальчик, мне нужно узнать…

* * *

Бухгалтер Руд Диксон смертельно устал. И замёрз. И, судя по мелким кругам в лужах, совсем скоро ещё и промокнет. Он шумно высморкался в несвежий платок, прижал кожаную папку с бумагами поближе к себе и ускорил шаг.

На улице уже стемнело и каждый шаг прочь от Центральных улиц вглубь города приближал к неизвестности. Сверкающий днём цивилизованностью и прогрессом Гласстон ночью превращался в оскалившееся в темноте чудовище. И кратчайший путь Диксона к дому пролегал по краю этой пасти – через чёрные безлюдные переулки.

И хоть Диксон мог позволить себе нанимать факельщика, на деле такие «помощники» могли завести незадачливого прохожего к своим сообщникам и ограбить. Поэтому Диксон предпочитал идти сам, и ноги безотказно вели его домой через знакомые кочки, повороты и застоявшиеся лужи, от которых пахло нечистотами и протухшими объедками.

Диксон потёр свободной рукой висок. Несмотря на то, что он привык к местным запахам, сегодня они только обостряли его головную боль. А всё эти треклятые бумаги! Начальник возложил на него сложную задачу, более того – не совсем законную. Но дело бухгалтера маленькое – подтасовать цифры, свести расчёты, и вот уже убыточные предприятия не убыточные, а дают хорошую прибыль. Начальник рад. Его акционеры рады. А Диксон получит лишний фунт.

Впрочем, начальник тоже справлялся с ситуацией в своей манере. Устраивать на улицах шум он умел, и вот потерявшие на той неделе два пункта акции снова подросли за счёт высоких продаж.

Диксон проходил мимо затихшего на ночь рынка и на миг споткнулся на гнилой картофелине. А когда вернул равновесие, то увидел впереди огонёк просмоленной палки. Факельщик. Судя по высоте огня над землёй, ребёнок. Диксон поёжился, но не свернул с пути. Огонёк приближался и рябил в глазах.

И тут сзади в мужчину что-то врезалось. Он повалился вперёд, а бумаги в кожаной папке бухнулись в лужу перед ним. Огонёк факельщика блеснул перед глазами, чья-то маленькая нога наступила на несчастную поясницу Диксона, послышался лёгкий «плюх» в воду и детский смех, а потом шаги так же быстро растворились в темноте.