Как давно её улыбка предназначалась мне?
Прошла целая вечность с того дня, когда мы были счастливы. Тогда, на причале, казалось, это был худший день. Было жарко и раскаленный ветер трепал её белые, как снег волосы, донося с собой запах гниющей рыбы и водорослей. Моряки ругались на причале, разгружая ящики с тканями и пряностями откуда-то с иноземья. Хотелось пить, но пресная вода вблизи моря стоила на вес золота и приходилось довольствоваться мелкими дикими яблоками. Такими кислыми, что язык сворачивался в трубочку. Ленты из кос княжны хлестали меня по лицу и всё, о чем я думал – когда этот кошмар кончится?
Идиот. Весь ужас терпеливо ждал нас впереди.
– Придержи свой поганый язык, когда говоришь о покойном царевиче.
Оставшиеся дружинники уходят, оставляя нас в кромешной темноте. Прислушиваюсь. Удаляющиеся шаги, скребущие остатки Тарка крысы, вода, звонко капающая через четыре клетки от нас.
– Я приду за ней через час. Бледную тоже выведи. Пусть покажет ей пару уроков хороших манер.
Беру Неву под руку и отвожу в самый темный угол камеры.
– Жди здесь.
Княжна коротко кивает, усаживаясь на вытертый кусок шкуры, служивший моей постелью. Выуживаю из расщелины между камнями небольшой заточенный кусок железа.
– Хорошо, я воровка, не проститутка! – кричит ему в след девушка, выглядывая из-за широкой спины Разумовского. Было поздно. Солдаты уже скрылись из поля зрения.
– Ты притягиваешь лишние проблемы. – рычит Амур. Выхожу из тени и прижимаюсь щекой к ржавым прутам калитки. Посреди неё прикован герб – ревущий медведь. Правда, от влаги морда облезла и там, где должна быть витиеватая шерсть и раскрытая пасть теперь лишь шершавое пятно. Запихиваю железный прут между дверью и решетчатой стеной и пытаюсь хоть немного её отогнуть. Бесполезно. Шум отвлекает меня от бесполезного занятия.
– Просто я слишком хороша для любого мира.
– Не льсти себе.
Девушка встаёт на носочки и вытягивает тонкие руки за пределы клетки. Она ощупывает замок и бледные детские ручонки исчезают в темноте за решеткой.
– Ну да, ведь я низкопробная шлюха.
– Низкосортная. – поправляет её Амур. Щелчок. Дверь со скрипом открывается, и темноволосая выходит в коридор.
– Бери замок. – командует девочка. Пауза и вздох. Шаги. – Тяжелый какой. Им можно голову размозжить.
– Если не заткнешься, то я займусь этим. – недовольно отвечает Хастах.
В пару мгновений незнакомка уже оказывается у двери нашей клетки и вцепилась в замок. За годы привыкший к темноте, едва различаю крохотный силуэт перед собой. Я ошеломлено наблюдаю за тем, как она ловко ворочает в скважине чем-то вроде гвоздя.
– Кто ты такая, черт возьми? – шепчу, подзывая рукой княжну. Нева встает позади, тяжело дыша. Тёплый воздух ласково гладит плечо, заставляя тело покрыться мурашками.
– Ты поверишь, если скажу, что неделю назад грабила склад в на окраине Москвы, а теперь осуществляю побег из колхозной кутузки?
– Ты сумасшедшая…
– Возможно, – Амур возникает за ее спиной и помогает впихнуть железку в замок. – но это самая дееспособная сумасшедшая из всех имевшихся.
Уже знакомый щелчок. Подаю руку Неве, и мы выходим из камеры. Ее ладонь крепко ухватилась за мое предплечье.
Я представлял этот момент сотню раз, но никогда не думал, что это произойдёт именно так.
– Пошевеливайтесь. У нас мало времени.
Амур вытаскивает из-под жилетки нож с тонким лезвием. Сопровождаю княжну, держа обломок железа наготове. Спереди крадутся Амур и Катунь, Хастах и девочка плетутся позади. Нева, скрипя зубами, двигается так быстро, как только может. Без нормальный еды мы сильно ослабли, но это не должно нам помешать. Я едва различаю хрупкий силуэт княжны. Она зло шипит, когда крупные камни попадаются ей под ноги. Я подхватываю ее под локоть.
Каждая секунда промедлений может стоить нам жизни – эти слова принадлежат Амуру. Он сказал их в далеком прошлом, когда мы вместе грабили телеги с налоговыми сборами, что должны были прибыть в столицу. Быть приближенным к царю не значило, что Разумовского подпускали к казне, святыням или Совету. Никто не позволял ему вникать во внутреннюю политику или развлекать княжеских вдов, когда их супружеское ещё не успело остыть. Но Волган сам во всём виноват. Амур веселил его бесконечными историями. В них он был то отважным героем, то величайшим злодеем, но объединяло все эти приключения одно – он никогда не выставлял себя лучше или умнее Волгана Воронцова. Каждое невероятное действо он сопровождал дежурными фразами: вы бы сделали также, я сделал это, думая, как поступил бы самый мудрый из всех правителей, ориентируясь на ваш ум и сноровку я предпринял…
Этих рассказов не хватило бы и на три жизни, но царю было всё равно. Амур тешил его эго, пока подглядывал в документы, отслеживал караулы, узнавал всё обо всех. Зерном правды в бескрайнем океане лжи были три вещи: он действительно умён, он величайший злодей и у него попросту нет совести. И во всём этом он был лучше Волгана. Я чертовски скучаю по тем временам.
Коридор петляет. Клятва верности княжне не даёт мне упасть.
Из-за угла показывается пара алых плащей, держащих фонари в руках. Амур дергается вперед, загораживая нас собой. Ни с чем не спутаю звучание рвущейся под заточенным лезвием плоти. Кто-то узнаёт мелодии композиторов по первым нотам, что-то по мазкам определяет художников, а на мою долю выпал талант различать звуки смерти. Хрипы, когда глотка наполняется вязкой кровью, стук рук и ступней об пол, во время предсмертной агонии.
Может, талант, но я больше склоняюсь к опыту.
Дружинники не успевают связать ни слова. Два тела оказываются на полу, не привлекая к нам лишнего внимания. Катунь тушит фитили на масляных фонарях пальцами. Огонь шипит, прежде чем исчезнуть.
– Ты убил их? – девушка нервно обращается к Амуру, обходя тела стороной. Старый друг небрежно бросает через плечо:
– Ранил. Веришь мне?
– У меня нет выбора.
Он солгал. Не знаю почему. Дружинники точно мертвы. Амур не оставляет свидетелей. Я решаю промолчать, борясь с навязчивым желанием умереть прямо там вместе с охраной.
Я так устал. Мы давно так много не двигались и силы, которые должны были поднакопиться, сразу же иссякли.
Мы выходим в небольшой зал. Факелы на подставках коптят потолок. Земляной пол сменил грубый серый камень, тот же из которого выполнены внешние стены в клетках. Земляные очень скоро научились раскапывать. Под одним из затухающим факелов прислоненным к стене стоит обломанный черенок. Рядом размеренно сопит дружинник. Черноволосая девчонка тут же кидается к палке, бесшумно шагая прямо в ловушку. Хастах хотел проследовать за ней вперед, но Амур опережает его. Нагнав умалишенную, остановившуюся в паре шагов от охранника, он с размаху ударяет дружинника ногой в лицо. Мерзкий хруст оглушающе разносится по пустому залу. Солдат разваливается на полу. Грудь, облачённая в алую одежду, перестаёт вздыматься. Его голова превратилась в кровавое месиво, под стать форме, что так гордо носят дружинники. Старый друг хватает девушку за шиворот и прижимает к стене. Она беспомощно мотает ногами в воздухе, цепляясь длинными пальцами за влажные каменные стены, поросшие мхом. Девчонка пытается дотянуться до факела, но не может. Ногти царапают воздух.
Не уж то она бы подожгла Амура, если бы могла?
– Еще раз сделаешь что-то, чего я не приказывал, и я оторву твою пустую голову за ненадобностью.
– Приказы раздавай своим шавкам. – рычит она, ударяя кулаками ему в грудь. Амур стоит неподвижно, игнорируя ее нападки.
– Пока действует клятва – ты моя шавка и должна подчиняться.
Девчонка округляет глаза и, не растерявшись, гавкает в ответ. Нева ахает.
Амур совсем тронулся умом в Лощине, раз отправился спасать меня вместе с полоумной. Хотя, это в его стиле.
– Могу нагадить в твои ботинки. – рычит сумасшедшая, пиная Разумовского. Он перехватывает её ногу, и девка едва не падает на спину. Шагаю вперед, чувствуя, как старые раны начали затягиваться, а обиды на друзей и вовсе угасли в преддверии свободы.
