Нет, вижу — не понимают. Не хотят понять, а ведь я уже разжевал все тщательней некуда. Почти некуда, попробуем еще…
Вынув из кармана карточку, я быстро пробежался по ней пальцами. На экране исчезло изображение посадочной площадки, сменившись четырьмя стереографиями. На каждой из них был в полный рост изображен человек в оранжевом костюме заправщика. Один из них — Матвеев, трое других — темноволосые мужчины среднего роста и примерно одного телосложения с покойным. Я их выбрал из полицейской картотеки, одев в форму заправщика при помощи простенькой программы.
— Скажите, Гарромер, на какой из этих стереографий Матвеев?
Вот тут, кажется, до наших тугодумов начало помаленьку доходить. Особенно когда лергоец, помявшись несколько секунд, ответил:
— Не знаю, Руслан. Вы не обидитесь, если я скажу, что для меня они все на одно лицо?
— Не обижусь, Гарромер, ни в коем случае не обижусь. Обижаться было бы глупо. Как для землян на одно лицо все лергойцы, так и лергоец не может отличить одного человека от другого. Мы принадлежим к слишком разным расам. Вероятно, Гарромер смог бы еще отличить от Матвеева Елену Альбертовну, — тут Лена фыркнула, — или Илью — все-таки он на голову выше Сергея. Наверное, и Ивана бы не спутал с покойным — из-за цвета волос. Но разницы между двумя мужчинами среднего роста и комплекции с одинаковой прической лергоец заметить просто не в состоянии. Как вы понимаете, я говорю о Матвееве и Горовенко.
Вернемся к нашему рассказу. Эдуард убивает Матвеева, оставляет его в дежурке, одевается в запасную куртку заправщика и выходит встречать лергойца. Заправив его корабль и выждав момент, когда Декс повернется к нему спиной, Эдуард преспокойно хлопает того по спине.
— И лергоец убивает меня. Так, лейтенант? — саркастически спросил Горовенко.
Я осуждающе покачал головой.
— Не опускайтесь ниже своего уровня, Эд, не портите впечатление. — Жестом фокусника я достал из-за пазухи полоску плотной ткани стального цвета. Около полуметра длиной и сантиметров десять шириной, с креплениями на узких сторонах. — Этот материал на Земле называют протектором Хамуры. У нас в полиции из него шьют защитные костюмы. Классная штука — человек в нем сохраняет полную подвижность, а от внешних воздействий защищает очень эффективно. Не то, что под бейсбольную биту, под автомобиль попасть не страшно. Что уж говорить о щупальцах лергойца, не так ли, Эд? Только сегодня я выяснил, что этот материал используется и в технике, причем не только земной. Для защиты некоторых гибких деталей от интенсивных нагрузок. Такая вот полоска есть и в вашем корабле, Декс. Где-то в сервоприводе, точнее мне некогда было вникать. А около года назад Эдуард чинил на корабле одного лергойского туриста именно сервопривод… Наверное, тогда он подумал про себя, что эту полоску стоит надевать себе на шею, общаясь с лергойцами. На всякий случай. В шутку подумал, разумеется. Но вот надо же, всплыло в памяти, подсказало план убийства.
Я посмотрел на Горовенко. Он сидел с закрытыми глазами, запрокинув голову.
— Я изъял все протекторы с вашего склада, Эд. На Земле они будут подвергнуты экспертизе, и я съем свой полицейский значок, если на одной из них не обнаружатся частицы ткани, идентичного материалу костюма заправщика этой станции.
Закончил я быстро и скучно:
— Горовенко, с заранее надетым под ворот водолазки протектором, хлопает Декса по спине, тот рефлекторно сдавливает ему шею, Эд падает, притворившись убитым. Как только Декс исчезает в северном коридоре, Эд встает, бежит в дежурку, снимает куртку заправщика, вытаскивает наружу тело Матвеева, кладет его на то место, где только что лежал сам, и убегает в свою комнату. На этом этапе убийца уже практически ничем не рискует, ведь даже если бы его застали с телом Матвеева, он мог сказать, что пытался оказать помощь, увидев лежащего Сергея.
Эдуард снова улыбался. Но это была совсем не та улыбка, которую я привык видеть за последние два дня. Не было в ней ничего веселого, только усталость. Я понял, что Горовенко готов сдаться. Хорошие игроки никогда не играют до мата, если избежать его невозможно. А исход суда мог легко предсказать и я, и он.
— Когда я разговаривал с вами в первый раз, Эдуард, вы держались очень непринужденно, даже весело. И лишь однажды немного напряглись — когда я стал расспрашивать вас о том, во что была одета Елена Альбертовна. Меня прежде всего интересовало, какие на ней были туфли — для разоблачения совместной лжи ее и Тополева. Но вы занервничали. Я предположил тогда, что причина этого волнения связана с Еленой Альбертовной, но быстро понял, что это скорее всего не так. Когда я стал нажимать на тему ваших возможных взаимоотношений с ней, вы резко успокоились. Тогда я не придал этому нужного значения.
Лишь сегодня я понял, что вам были неприятны разговоры именно об одежде. Во-первых, мне спонтанно могла придти в голову странная на первый взгляд мысль, что если на вас надеть куртку заправщика, лергоец не отличит вас от Матвеева. Как видите, эта мысль меня действительно посетила, но заметно позже и в связи с другими обстоятельствами. Во-вторых, вы не хотели, чтобы я касался вашей одежды во время совершения убийства. Закрепление протектора на шее требует, очевидно, какого-то времени, поэтому, когда вы разговаривали с Ильей, а потом с Иваном, протектор уже был на вас. Следовательно, вы обязаны были надеть какой-нибудь свитер с глухим верхом. Так оно и было, и подтверждение сего факта вашими коллегами было лишним доказательством. Косвенным, конечно, но и прямых достаточно.
Мне больше нечего было сказать. Так как никто из присутствующих также не просил слова, я решил, что представление пора заканчивать.
— Ваши руки, Эдуард Александрович. — Спрятав обратно протектор, я достал из кармана силовые наручники.
Эд вяло вытянул перед собой обе руки, я сделал шаг по направлению к нему. Вдруг он кинулся вперед, целя кулаком мне в горло. Мысленно я усмехнулся — видал я такие попытки и всегда к ним готов. Легко увернувшись от удара, я развернулся и рубанул ребром ладони по шее. Точнее, хотел по шее — рука разрезала воздух, и тут же я почувствовал мощный удар в солнечное сплетение. Через секунду я, а не Эдуард лежал на полу, натужно хватая ртом воздух. Что за…
— Не двигайтесь, лейтенант. Не делай глупостей, Илья. — Горовенко вытащил руку из внутреннего кармана, и я застонал, узнав плазменный резак. Зачем человеку оружие, когда есть такие замечательные инструменты…
— Это относится и к вам, Эдуард, — я имею в виду глупости, — как можно спокойней сказал я, осторожно восстанавливая дыхания и медленно, по сантиметру пододвигая ногу в удобное положение. — Что вы собираетесь делать? Если вы почему-либо этого не знаете, так я вам скажу, что угнать полицейскую машину невозможно. Она попросту вам не подчинится.
— Знаю, — весело ответил Эд. — Но ведь есть еще машина нашего лергойского друга. Думаю, я смогу справиться с управлением. Я убедился в этом во время своего сегодняшнего профилактического осмотра. И ключ подобрал тогда же. Видите ли, лейтенант, я подготовился и к варианту, при котором вы все-таки раскроете это дело, хотя и считал это почти невозможным.
Я со злостью посмотрел на лергойца, как будто это он был виноват в том глупом положении, в которое я поставил себя из-за недооценки физической формы противника. Потом мне стало еще хуже. Профилактический осмотр! Горовенко любезно предлагает лергойцу сделать профилактический осмотр! Тот самый Горовенко, который якобы уверен в виновности того самого лергойца! Чтобы не заподозрить здесь неладное, нужно быть таким остолопом! Таким как я, примерно…
— А вы неплохо двигаетесь, Эд, — сказал я, чтобы потянуть время. Нога уже почти заняла то положение, из которого я смогу провести подсечку. Если бы не этот проклятый столик!..
— Ага, — легко согласился Горовенко. — Я нигде не указывал, что в институте пять лет занимался самбо. Вы не поверите, просто из скромности. И гляди ж ты, пригодилось. Сначала с Матвеевым, потом здесь… И расслабьте ногу, лейтенант. Представьте, что я буду падать с включенным резаком. Не угадаешь, кого разрежет пополам в этой тесной компании.