– Нам нужно поговорить, товарищ Саламандра.

– Тш-ш-ш! – Она дёрнулась. – Не смейте! Не здесь.

– А то что? – уточнил я, сунув руку в карман.

Дверь за моей спиной снова скрипнула, и появился Царёв.

– Погодите, но как… Не говорите только, что это… Не может быть, не может быть! – Певица замахала руками, как будто пытаясь отогнать рой мух. Однако ей удалось быстро справиться с замешательством. – Немедленно ко мне в гримёрку! Мишель! Прикажите подогнать автомобиль к задней двери.

– Там под сценой есть удобный проход, неприметный. Ведёт как раз к внутреннему дворику филармонии. Мишань, метнись, глянь – прямо в дверцу, откуда мы появились, потом направо. В балке гвозди, не расшиби башку, – сказал я. – Машину там вроде поставить можно.

Мишаня очумело посмотрел сначала на меня, потом на товарища Саламандру, дождался кивка и убежал. Изабелла открыла дверь в гримёрку, пропустила нас внутрь и грациозно устроилась в кресле.

– Ну, убивать вы меня не будете, по всей видимости, – проговорила она.

Всё-таки эта женщина была чертовски красива, несмотря на возраст. И в выдержке ей не откажешь – пережила она столько, что на десять жизней хватит.

– А вас и так убьют, мадам Ли. – Я уселся на диванчик, Царёв по своему обыкновению осваивал подоконник узенького витражного окошка. – И без нашего участия. Неужели вы думаете, что покушение на императора анархистам спустят с рук? Лежит бедный в больнице, страдает.

Товарищ Саламандра смотрела во все глаза на Ивана, а тот как ни в чём ни бывало взобрался на подоконник и болтал ногами.

– Но мы не…

– Да-да, вы не взрывали дворец. Но кому теперь до этого есть дело? То есть пока ещё ищейки только-только встали на ваш след. Каюсь, грешен, я дал им наводку сразу, как только увидел вашу афишу на столбе для объявлений. Концерт накануне покушения, а? Как думаете, когда контора возьмёт за жабры ваших музыкантов и того же Мишаню, сколько из них окажутся замазанными в тёмных делишках? На кого повесят всех собак?

– Проклятье! – Изабелла взяла с трюмо сумочку и, нашарив там сигареты, закурила. – Нас подставили? И кто же это?

– А кто определял даты ваших концертов? – спросил вдруг Царёв. – Этот человек или кто-то из его окружения совершенно точно имеет контакт с взорвавшими дворец.

Зрачки товарища Саламандры сузились, она внезапно стала похожа на анаконду перед броском.

– Ганцвайх! Какая, однако, свинья! И что теперь делать? Бежать? Прерывать гастроли и переходить на нелегальное положение? – Она снова затянулась едким дымом. – Вообще не понимаю, почему вы пришли сюда и со мной разговариваете? Мне кажется, я схожу с ума – у меня в комнате сидит мертвец, погибший несколько месяцев назад, и пациент придворной клиники, который должен находиться там в стабильно тяжёлом состоянии. А я ведь знала, что вы живы! Мне не показалось тогда, на Золотом острове, и потом, в Ассинибойне, но… Да и вообще, какого чёрта сам и…

– Иван Васильевич Царёв, – перебил её Царёв. – Ассистент доктора антропологии Сергея Бозкуртовича Волкова.

– Чертовщина… Ну ладно, сам Иван Васильевич приходит в мою гримёрку, болтает ногами и рассматривает витражи! Сумасшедшая страна! Мы ведь с вами враги, да?

– Почему это враги? – спросил болтающий ногами Иван Васильевич. – Вы ведь не убивали имперских граждан, не устраивали терактов и вообще не преступали законов империи. Я имею в виду – после окончания гражданской войны. Ваши молодчики пока что орудуют смычками и дудками, а не винтовками и бомбами, так что наши разногласия имеют скорее философскую, чем реальную подоплёку.

– Но «Голиаф»…

Я только отмахнулся:

– Старые счёты оставим на потом. Сейчас мы в одной лодке. И можем помочь друг другу.

– И как же?

– Я могу дать вам контакт человека, который занимается следствием по взрыву дворца. Можете слить ему Ганцвайха, Шельгу, кого угодно – к вам приставят охрану, наблюдение, но гастроли закончить вы сможете и покинуть страну тоже. Не кривитесь – сотрудничество с конторой сейчас для вас меньшее зло. Если я правильно понимаю, мы в шаге от того, чтобы отношения между империей и Протекторатом из благожелательного нейтралитета плавно перетекли в союзнические на фоне общей ненависти к анархистам и тем, кто их спонсирует. Оно вам надо?

– Откуда у вас такие полномочия? – Удивление мадам Ли мигом сошло на нет, она осеклась, глядя на улыбающегося Царёва. – Ладно, что вы потребуете взамен?

– Вы говорили про нелегальное положение. Нам будет нужна помощь в скрытном перемещении по империи. Яшма, Эвксина, Каф…

– Чёрт с вами, – махнула она рукой. – Пускай Гусев разбирается. Если Ганцвайх действительно провокатор, Альоша узнает, на кого он работает, и свинье не поздоровиться. А с вами… Я остановилась в «Виоле», завтракать буду в «Каркассоне», тут недалеко. Если на мне будет красное платье, значит, Гусев вашу идею одобрил и мы будем сотрудничать. Если надену что угодно другое или портье вам скажет, что я съехала, не обессудьте, тогда мы всё же враги.

– Не обессудьте? – Царёв провёл руками по стриженой голове и проговорил спокойным тоном: – Нет уж, это вы тогда не обессудьте. Погибли сорок человек, которые вверили мне свою честь, жизнь и душу. Лицо каждого из них стоит у меня перед глазами! Я прекрасно знаю, из каких они семей, что любили и чего не переносили. Это были прекрасные люди. И тех, кто виновен в их гибели, ждёт страшная кара. А тем, кто попробует встать на моём пути и помешать возмездию, лучше бы и вовсе не родиться на свет.

Тихий голос императора заполнил собой всю комнатку и, кажется, проникал в самую душу. Его глаза метали громы и молнии, и на подоконнике он выглядел не менее царственно, чем на золотом троне.

– Пойдёмте, шеф, – сказал он. – Здесь у нас не будет проблем.

Я никогда не видел несгибаемую Саламандру в таком жалком виде. Она вся сжалась в своём кресле, судорожно припав губами к сигарете, и провожала нас немигающим испуганным взглядом.

В нумерах нас ждала открытая крышка сундука, грязные следы на полу и подоконнике и беспорядок. Граната лежала на месте, ни одна из вещей не пропала. Кажется, гости заглянули к нам в комнату, открыли сундук, осознали прозрачный намёк и ушли.

– Кто-то среди бела дня шарит по вещам постояльцев? – удивился Иван. – В самом центре империи? Послушайте, шеф…

– Мы этого так не оставим, – кивнул я.

Хотя портье нас и предупреждал о чём-то подобном, но одно дело – слышать, а другое – стать непосредственным свидетелем такой неслыханной наглости и самоуверенности.

Мы спустились вниз, остановившись лишь раз. В одном из номеров явно шла пирушка, оттуда слышались громкие голоса, музыка из патефона и женские визги. В какой-то момент мне показалось, что раздались звуки ударов, поэтому мы и сбавили ход, но потом шум вернулся к прежнему уровню, и мы спустились по лестнице к стойке.

– Я говорил им, что к вам соваться не нужно, но… – Юноша шмыгнул носом. Под глазом у него расползался внушительный лиловый бланш.

– И сколько этих «их»? И чьих они будут?

– Известно чьих… Тут все деловые под Вассером ходят. Почитай от Саркела до Биляра его вотчина. Хорошо, к нам редко забредают.

– Так сколько их? – надавил я.

– Четверо. Душегубы! – Он как-то по-особому глянул в сторону лестницы.

По ступеням простучали босые ноги, растрёпанная девушка с размазанной по лицу яркой косметикой пробежала мимо нас, удерживая обрывки платья и глотая слёзы. Мы с Царёвым переглянулись. Эти душегубы что, жили прямо тут? Это они устроили бардак там, за дверью?

Иван коротко кивнул, мол, понял, справимся.

– Ты вот что, парень… Скажи им, что мы из ювелирного вернулись и хвастались, мол, девкам своим цацек накупили. И вот что у меня из кармана выпало. – Я катнул к нему по стойке серебряную монету.

– Но они же тогда вас убивать придут! – выдохнул он. – А мне потом нумер отмывай…

– Отмывать придётся, это да. – Я щелчком пальца отправил к нему вторую монету. – Справишься?