Хасбулат стрикал машинкой и молча поглядывал на нас своими раскосыми глазами.

– Потому я и зашёл, – откликнулся я.

– А вы кто, геологи? – спросил наконец цирюльник. – Вы же из Имперского географического общества?

– Этнографы. Едем в Шемахань изучать народные традиции.

– О-о-о-о! В Шемахань? Через Каф? А в Касабу заезжать не собираетесь, господа?

Я задумался, закатив глаза. Касаба – небольшой городишко среди гор Кафа, между Эвксиной и Шемаханью, и один из возможных путей действительно пролегал там.

– Пока не решил. Сами понимаете, башибузуки, перевалы, погода…

– Господа, господа, но вы ведь будете там, неподалёку! В Касабе у меня живёт брат, я не видел его тысячу лет. Может быть, вы передадите ему письмо от меня и приглашение навестить здесь, в Бринёве? Они живут небогато, а я устроился, мог бы помочь им. Работы тут полно!

Я остановил этот поток речи:

– Понятия не имею, будем ли мы в Касабе, почтенный Хасбулат.

– Ну, если не будете, передадите письмо караваном. Всяко надёжнее.

– А почему бы не послать его имперской почтой? – удивился Царёв.

Мы с цирюльником переглянулись.

– А это не империя. Это другая сторона хребта, – ответил я. – Изучайте карту, коллега. Стыдно.

А Хабсулат движением факира снял с меня простынь и сказал:

– Готово!

Теперь настала очередь Ивана с усмешкой проводить рукой по моей стриженой голове. Ну и чёрт с ним, с меня корона не упадёт. У него же не упала?

Письмо цирюльника, написанное затейливой вязью, я спрятал в один из саквояжей и подумал о том, что стоило бы обзавестись нормальными ранцами или рюкзаками. Однако здесь, на речной пристани, найти их было негде, да и пароход уже приближался, рассекая волны носом, шумя гребными колёсами и оглашая окрестности задорным гудком. Поток пассажиров устремился на причал, начались охи, ахи, встречи, улыбки, поцелуи…

Царёв стоял посреди всей этой суеты и сутолки совершенно ошеломлённый. Мне пришлось ткнуть его в бок:

– Хватай багаж, и вперёд к трапу!

Старпом, проверявший билеты, долго всматривался в наши документы, потом в лица, и наконец спросил Ивана:

– Мы с вами нигде не встречались?

– А-а-а, нет! – беспечно отмахнулся Царёв. – Я на актёра одного похож, арелатского, из синематографа. Все спрашивают.

– Может, и на актёра… – озадаченно проговорил старпом.

А я не беспокоился. Меня тут никто узнать не мог. Я ведь не фотомодель с обложки, не политик, не певец и не артист – я статьи пишу и книжки, и в людей стреляю. Лицо моё никому и даром не надо.

– Проходите! Каюта по левому борту, номер семнадцать.

Мы прошли по узкому коридору к своему временному обиталищу. Не Бог весть что, второй класс, но чистенько и опрятно. Две койки, круглое окно-иллюминатор, шкафчики, тумбочки…

– Не дворец, конечно, – прокомментировал Царёв, – но и не Варзуга. И тем более не Новый Свет. Долго будем здесь прохлаждаться?

– А кто сказал, что ты будешь прохлаждаться, Иван? У тебя куча дел!

– Какие ещё дела?

– Выучить карту предгорий и гор Кафа – это раз! – начал загибать пальцы я. – Привыкнуть нормально общаться с людьми – это два! Научить меня этим твоим ухваткам по швырянию людей на землю – это три. Ну и пуговицу будешь пришивать себе на сюртук. Это четыре.

– Пуговицу? – Он начал себя осматривать, а потом заметил болтающуюся на обшлаге левого рукава нитку. – Тут? Но я…

– Не умеешь? Будем учиться. На всё про всё четыре дня.

Раздался гудок, зашлёпали лопасти колёс, взбивая мутную воду. По одной из бесчисленных рек империи мы двигались к Итилю.

Кажется, я задремал на полчаса, не больше – читал прессу, разморило. Очнулся от какого-то гомона и гула на верхней палубе. Царёв пропал! Сюртук лежал с аккуратно пришитыми пуговицами на кровати – я ему их все поотпарывал, чтоб парень тренировался. Учеником он оказался способным, вон как справился, загляденье! Думал, до вечера его займу, а сейчас солнце ещё вовсю светило в иллюминатор, значит, было не больше трёх пополудни. Я схватился за часы. Вот же чёрт, проспал больше трёх часов!

А вот нечего было до полуночи с капитаном лясы точить! Каюсь, грешен, зацепились языками, обсуждали высадку на побережье у Бубыря, он там одним из транспортов командовал, оказывается. А теперь вот – придавило к подушке, и потерял Иванушку! Но не такой он человек, найдётся. По всему выходило, переполох на палубе был его виной, и в этом предстояло разобраться.

Потирая заспанное лицо, я прошёл по коридору и поднялся наверх по гулкой металлической лестнице. В лицо ударил мощный свежий запах реки, яркое летнее солнце и крики чаек.

На палубе творилось чёрт-те что.

Зря я сомневался в его способности адекватно общаться с людьми. Все представители династии были личностями харизматичными и обаятельными, это признавали даже лоялисты. Эти ясные глаза, открытая улыбка и изящные манеры, не переходящие, впрочем, в лебезение, а полные достоинства, производили впечатление на любого человека, независимо от пола, возраста и социального положения. И мой ассистент стал всеобщим любимцем уже за первые сутки путешествия. Играл с детьми, делал комплименты барышням и дамам постарше, был безукоризненно вежлив с экипажем. А мужчин он купил другим своим талантом.

Он выигрывал. Ну, то есть всегда. То ли это было связано с математическим складом ума, то ли ещё с какой-то особенностью его гениального интеллекта, но в шахматы он сделал всех, и самая длинная партия длилась десять ходов. На бильярде победил даже капитана, заставив его ошеломлённо грызть мундштук трубки и восхищённо шептать в усы малый морской загиб.

А теперь он переключился на покер. И это было плохо!

Царёв сидел за столом в брюках и боксёрке, давая возможность всем дамам любоваться его мощными плечами и крепкими руками, а мужчинам убедиться в том, что он не шулер. Перед ним высилась солидная горка купюр и монет, а его противники явно пребывали в отчаянии. Толстый купчина в малиновой рубахе, седой, в возрасте уже дворянин в полотняном костюме и канапе и какой-то офицер-артиллерист в звании майора уже и не рады были, что сели с ним за стол.

Завидев меня, майор посветлел лицом:

– Господин офицер! – Ну да, несложно было догадаться по накинутому на плечи кителю и орденской ленте. – Не одолжите сотню? Я в Саркеле на пристани верну, слово чести!

– Господин майор, позвольте вас отговорить от такого необдуманного поступка. Мне совестно будет потом требовать от вас эти деньги – вы ведь их проиграете.

– И всё-таки… – Он сдвинул фуражку на затылок.

– Этот молодой человек мой ассистент. Он экстерном сдал высшую математику за два месяца, хотя её изучают год. Понимаете?

– Проклятье… – Дворянин бросил карты на стол. – А я ещё думал, не шулер ли он? Прошу прощения, господин Царёв, за подозрения, я и вправду не верил, что такое возможно! Феноменально! Я расскажу об этом всем своим друзьям, а внукам найму репетитора из университета. Математика, говорите? Ну надо же!

– Иван, я думаю нужно отдать господам их деньги. Это нечестно, – сказал я.

Царёв глянул на меня как ребёнок, у которого отняли игрушку. Ну вот как ему объяснить, что это такой же кошмар, как расстреливать зулусов с копьями из «Максима»? При необходимости можно и даже нужно, но в деньгах мы не нуждались, и цеплять на долговой крючок никого из этих почтенных господ задачи не было.

– Нет, позвольте! – возмутился купец. – Всё честно! Мы видели, как этот молодой человек играет в шахматы, и могли бы догадаться. Но нет! Захотели свергнуть его с пьедестала и поплатились. Всё честно!

Я пожал плечами.

А Иван вдруг широко улыбнулся и крикнул:

– Всем арелатского, игристого! Каждому пассажиру! Угощаю! Вы лучшие попутчики в мире, друзья!

И сорвал овацию, конечно. Умел он это – купаться в славе. Стюарды вытащили из холодильной камеры ящик арелатского, и оно полилось в фужеры для первого класса, бокалы и стаканы для второго, железные и керамические кружки для третьего. Рабочие и их подруги, путешествующие в Саркел в поисках хорошей зарплаты и хлебного места, с осторожностью пробовали напиток богачей и радостно улыбались.