Давно известно: ничто так не способствует появлению домыслов, как отсутствие не то что правдивой, а вообще хоть какой-то информации. Чтоб за примером далеко не ходить, достаточно заглянуть в конец всё той же статьи в БСЭ, посвящённой Котовскому, где чёрным по белому написано: «…С декабря 1920 года начальник 17-й кавказской дивизии. В 1921 году командовал кавказскими частями при ликвидации махновщины, антоновщины и петлюровцев. С сентября 1921 года начальник 9-й кавказской дивизии, с октября 1922 года командир 2-го кавказского корпуса. Награжден тремя орденами Красного Знамени и Почётным революционным оружием. Похоронен в Бирзуле (ныне Котовск Одесской области)».

Вслед за описанием славного боевого пути, сразу следует: похоронен там-то. Ничего так пробел?! Понятно, что коли похоронен, так, стало быть, умер. Но ни о причинах, ни об обстоятельствах смерти в энциклопедии не было ни слова, а в отсутствие фактов бал правит молва. И, как водится, понеслась моча по трубам! Алексею Борисовичу, например, доводилось слышать в застольных разговорах, что Котовский вроде как был не то застрелен, не то зарублен, не то мужем своей очередной пассии прямо в её же постели, не то адъютантом знаменитого Мишки Япончика в отместку за убийство того самого Мишки, к которому Григорий Иванович то ли имел самое непосредственное касательство, то ли не имел вообще никакого. В общем, сплошные пересуды на уровне «а вот говорят» или «я где-то слышал». Соответственно, и достоверность всего этого вполне могла быть околонулевой.

Впрочем, Алексей Борисович ни в коем случае не стремился к установлению непререкаемой истины в данном вопросе. Его цель была скромнее — выяснить, не является ли «Бес» потомком легендарного то ли бунтаря, то ли уголовника, в конечном счёте ставшего красным комкором. Но к сожалению ни в одном из доступных Кузину, вышеперечисленных источников информации о личной жизни Котовского не было ни полслова. В идеале, посидеть бы денёк-другой в «ленинке», уж там-то наверняка что-нибудь документальное да отыщется, размечтался было подполковник, хоть и отлично сознавал, что эта идея так и останется лишь благим намерением. Если изыскать способ попасть в ГБЛ ещё как-то можно, то пары дней на посидеть, выкроить точно не удастся.

С сожалением приходилось признать, что уже в самом начале пути нарисовался информационный тупичок. Ничего, нам не привыкать! В конце концов я же — сыщик! — напомнил себе Алексей Борисович и принялся методично обзванивать московские музеи, имевшие хоть малейшее касательство к Гражданской войне. Как подсказывал опыт, среди сотрудников непременно отыщется некто, фанатично преданный своему делу, глубоко заинтересованный, а главное, знающий о Котовском на порядок больше остальных. Необходимо только его найти, и Кузин нашёл, потратив целый день на телефонные переговоры с самыми разными людьми.

Да будет вам известно, музейные работники — народ отзывчивый. Они всегда рады поделиться собственными познаниями, буде таковые вдруг окажутся кем-либо востребованными. Ну а если затронутый любопытствующим товарищем вопрос не вписывается в рамки их компетенции, охотно укажут на более искушённого специалиста. Так что, терпеливо выслушав массу советов, к кому следовало бы обратиться, уже к вечеру понедельника Кузин вышел на нужного человека.

Им оказалась Марина Олеговна Фирсова — ныне пенсионер, а ранее старший научный сотрудник Центрального Музея революции СССР. Музейному делу она посвятила всю жизнь, причём активно занималась разработкой и внедрением современных научных принципов в музейную практику, в том числе, массу времени уделяла вопросам архитектурно-художественного проектирования экспозиций. Как оказалось, последнее для Алексея Борисовича имело решающее значение, потому что Фирсова принимала самое деятельное участие в создании музея Котовского, открытие которого состоялось в Кишинёве в 1948 году. «Уж поверьте, едва ли кто сможет вам рассказать о Котовском больше, чем она» — таково было единодушное мнение рекомендовавших Фирсову коллег по цеху. На вопрос «Где и как её можно найти?», отвечали: «В музее, разумеется. Куда же она от родных стен!». И поясняли, что несмотря на почтенный возраст, а Марине Олеговне стукнуло уже семьдесят, дважды в неделю — по вторникам и четвергам — она непременно появляется там и с одиннадцати до двух на общественных началах проводит экскурсии для групп школьников.

На следующий день был как раз вторник. От Петровки до Музея революции минут пятнадцать прогулочным шагом. Без четверти два Кузин, предъявив на входе служебное удостоверение, вошёл в фойе и объяснил вызванной по такому случаю смотрительнице, что хотел бы переговорить с Фирсовой. Ему сказали, что придётся немного подождать — скоро она закончит экскурсию и освободится.

Чтобы не терять время попусту Алексей Борисович направился в зал, посвящённый Гражданской войне, и стал неспешно рассматривать выставленные в витринах экспонаты. Само собой, отведено там было местечко и для Григория Ивановича Котовского. На стене висел его поясной фотопортрет вполоборота, естественно, в военной форме. На левой стороне широкой груди, перетянутой портупеей, чуть наискось расположились три ордена Красного Знамени. Правая рука покоится на богато украшенной рукояти шашки. Рядом краткая биография ещё более куцая, нежели в БЭС. А в витрине непосредственно под фото за стеклом выложены в ряд те самые три ордена Красного Знамени…

— Это вы меня ждёте? — послышалось сзади.

Кузин обернулся и, ожидая увидеть убелённую сединами чопорную даму в массивных роговых очках, был слегка обескуражен. Перед ним стояла вся из себя такая подтянутая, сухощавая, пожилая женщина в бежевом пиджаке и чёрных брюках. Никаких уродливых очков. Седины было предостаточно, однако причёска «гарсон» определённо её молодила. Возраст есть возраст, но для семидесяти она просто-таки прекрасно выглядит, не мог не отметь Кузин.

— Ну, если вы — Марина Олеговна… — начал он и, когда женщина полукивком дала понять, что так оно и есть, продолжил: — …то я. Позвольте представиться. Моя фамилия — Кузин…

И полез было в карман за удостоверением, но Фирсова остановила его:

— Не утруждайтесь. Мне уже сказали, кто вы и откуда. По всей вероятности, вам требуется консультация?

Кузин утвердительно кивнул. Судя по всему, визит сотрудника уголовного розыска Марину Олеговну нимало не смутил — раз пришёл человек, значит нуждается в помощи, так почему бы не помочь.

— Меня уверили, что никто не знает о Котовском больше, чем вы, — с грубоватой прямотой объяснил Алексей Борисович причину своего обращения именно к ней, а не к кому-либо другому.

— Не стоит преувеличивать… — женщина чуть смутилась, однако заметно было, что ей это польстило. — Просто сорок с лишним лет назад мне довелось принимать участие в создании музея Котовского в Кишинёве. Тогда через мои руки прошло немало документов так или иначе связанных с Григорием Ивановичем, а ещё я много общалась с Ольгой Петровной — его вдовой… — глаза Марины Олеговны подёрнулись ностальгической дымкой, по-видимому, о тех временах у неё остались тёплые и светлые воспоминания. — Как сейчас помню девятое мая сорок восьмого! В тот день был открыт музей Котовского — можно сказать, моё детище. Правда позже, через десять лет, они там всё переиначили и сам музей переименовали — он стал республиканским Музеем Котовского и Лазо… — не без сожаления прибавила она.

Кузин уже сообразил, что сам спровоцировал на спонтанное погружение в воспоминания немолодую женщину, но у него и в мыслях не было прерывать её, чтобы поскорее перейти к интересующему его вопросу. Золотое правило хорошего опера: никогда не мешай человеку выговориться. Умей слушать и воздастся тебе с торицей. Однако прозвучавшее сочетание имён резануло слух, он не смог удержаться и таки перебил:

— Извините, а Лазо-то там каким боком? Что у них общего с Котовским?

Фирсова снисходительно улыбнулась.

— Вообще говоря, их довольно многое объединяет. Помимо того, что оба — герои Гражданской войны, они ещё и земляки — уроженцы Бессарабской губернии. И между прочим, оба — дворяне. Только Сергей Георгиевич Лазо из дворян молдавских, а Григорий Иванович Котовский из польских…