Annotation
События разворачиваются в Москве 1990–1991 гг. В столице весьма успешно орудует банда, главарь которой повадками и внешностью поразительно напоминает Григория Ивановича Котовского. Опытный сыщик, который занимается расследованием, обращает на это внимание и пытается нащупать связь между героем Гражданской войны и современным бандитом…
Святослав Яров
Святослав Яров
Реплика
Одни мертвецы покоятся с миром, другие его лишены.
(Бенито Перес Гальдос)
Сейчас, в эпоху интернета, получить любую нужную информацию почти не составляет труда. Один клик и пожалуйста! С трудом верится, но всего-то каких-нибудь тридцать два года назад это являлось настоящей проблемой, потому что в нашей стране не было ни интернета, ни персональных компьютеров, ни даже мобильных телефонов… Об этом времени и пойдёт речь.
Поручение
Сегодня Кузин появился в Управлении значительно раньше обычного, что, надо заметить, было ему несвойственно. Опаздывал, с кем не бывает, — редко, но случалось, — а вот приходить загодя он точно привычки не имел. Тем не менее факт остаётся фактом: до формального начала рабочего дня, если таковое понятие вообще применимо к сотрудникам уголовного розыска, оставалось минут сорок пять. В кабинете ни души. Оно и к лучшему. Алексей Борисович не прочь был сейчас побыть в гордом одиночестве. Он снял пальто, водворил его на вешалку и, усевшись за стол, погрузился в не больно-то весёлые раздумья, потому как пребывал в меланхолическом — да что уж кокетничать! — в просто-таки преотвратном настроении.
День явно не задался. Жена с утра пораньше вынесла мозг по полной программе. Лифт не работал, и пришлось спускаться с шестого этажа пёхом. В качестве довеска к уже полученной порции негатива улица встретила его мерзкой ноябрьской слякотью. Перечисленным череда досад не ограничилась и продолжилась в общественном транспорте. В троллейбусе — благо народу было немного — Алексей Борисович в кои-то веки присел на свободное место, и тут же ребятёнок, вольготно развалившийся на коленях молодой мамы, устроившейся напротив, несколькими движениями шаловливых ножек основательно перепачкал ему брюки…
Фиг бы с ней, с вынужденной пешей прогулкой вниз по лестнице — лифт этот чёртов всегда работает через пень-колоду. Погода — дрянь, так, на то и поздняя осень. И мальца, сучившего ногами в троллейбусе, упрекать в чём-либо — глупость несусветная. Если кто и виноват, так не этот несмышлёныш, а его бестолковая мамашка, не подумавши водрузившая своё чадо на колени. По гамбургскому счёту, чепуха это всё. Мелочёвка. Но Ларка-то какова! Вот уж приложила, так приложила! За долгую совместную жизнь всяко бывало, но такого обвинительного монолога ему от супруги выслушивать ещё не доводилось.
Началось всё с хлеба насущного. Точнее, со сливочного масла. А если быть совсем уж точным, с подчистую опорожнённой маслёнки. Достаточно было жене посетовать, мол, мало того, что всё по талонам, так ты это масло поди ещё найди, и понеслась душа по кочкам. В магазинах шаром покати, зато всё, что угодно, можно достать из-под прилавка. Уж кто-кто, а ты-то бы мог и воспользоваться служебным положением — как-никак подполковник милиции. Дел-то — позвонить кому надо да попросить, небось, язык не отсохнет. Так нет: ему, видишь ли, неудобно. Ну конечно, вы же там на Петровке одни праведники собрались. Распаляясь всё больше и больше, она припомнила благоверному и упущенную в своё время возможность улучшить жилищные условия, и его упрямое нежелание продвигаться вверх по служебной лестнице: мол, в твои годы пора сидеть в руководящем кресле, а ты всё за разбойниками да грабителями гоняешься. Не забыла и про его нищенскую по нынешним временам оперскую зарплату… Короче, наговорила с три короба. Алексей Борисович, будучи человеком неконфликтным — во всяком случае в семейном кругу — в ответ на град упрёков не проронил ни слова. Он просто встал из-за стола, не дожевав бутерброд и не допив чая. Потом, во избежание дальнейшей эскалации домашней напряжённости, молча оделся, так же молча покинул квартиру и теперь вот сидел в пустом кабинете сам с собой наедине.
— Не повезло ей, видишь ли, — муж в начальники не вышел! — вспомнив укор жены, фыркнул Кузин, окинув взглядом тесный кабинет, обставленный убогой казённой мебелью.
Ну, не вышел, мысленно согласился он с супругой, созерцая окружающее «великолепие», и с ходу нашёл себе нехитрое оправдание: так, я ж в руководители никогда и не рвался. Карьеры не сделал? Спорно. Без малого двадцать лет отработал в розыске. Все эти годы занимался любимым делом — оперил в собственное удовольствие и дорос, таки, до старшего по ОВД, а это дорогого стоит. Опять же, уважение коллег…
Квартира? Ну да, профукал. Был грех, снова нехотя признал он. Лет десять назад появилась возможность сменить «хрущёвку» в Мнёвниках на новостройку в Строгине. От центра конечно подальше, зато жилплощадь побольше. Не воспользовался. Уступил Валерке Сидорову. Да и как было не уступить, когда он в коммуналке ютился на пятнадцати метрах с женой и тремя пацанами. Ну а потом больше не предлагали. Насчёт зарплаты тоже сущая правда. Она была более чем скромной. Даже в застойные времена перебивались от получки до получки, что уж говорить о теперешних.
На жену он не сердился. Ларису понять можно. Тем более, что по своему она кругом права. В добавок ко всему вспомянутому, с продуктами даже во всегда относительно сытой Москве теперь действительно стало худо. Ясное дело, дефицит существовал и раньше. Но одно дело — трудности в приобретении сыро-копчённой колбаски, икры и тому подобных деликатесов к праздничному столу, и совсем другое — когда отпускается по талонам сахар, крупа, масло, макароны и далее по списку… Нечего сказать, доразвивался развитой социализм дальше некуда! Кто-то буквально на глазах обогащается, кто-то — и таких подавляющее большинство — наоборот стремительно нищает. Перестройка, мать её так! Форменный бардак в стране творится! Да собственно и страны-то в прежнем понимании уже нет — союз нерушимый угрожающе трещит по швам, того гляди рассыплется… Куда-то не туда меня понесло, одёрнул себя Алексей Борисович. А вот в чём жена трижды права, так в том, что, даже будучи классным розыскником, добытчиком он оказался никудышным.
Впрочем, вовсе не это так подпортило ему настроение. Суть проблемы крылась в ином: толкуя о бытовых неурядицах, Лариса ненароком напомнила, что на календаре уже тысяча девятьсот девяностый, и о том, что время летит неумолимо. Сорок восемь… В этом году ему исполнилось сорок восемь лет! Но, опять же, даже не возраст сам по себе страшил, а то, что с учётом выслуги, через год с небольшим, хочешь не хочешь, будьте любезные на заслуженный отдых. Ничего кроме тихой грусти подобная перспектива не навевала, потому как Алексей Борисович Кузин был сыщиком до мозга костей, и, как станет жить на пенсии без своей работы, не имел ни малейшего представления…
Безжалостно разрушив тишину, на столе призывно затренькал телефон.
— Слушаю, — буркнул в трубку Кузин.
В трубке раздался хрипловато-приглушённый голос начальника отдела
Симакова, с которым они всего несколько минут назад раскланялись в коридоре.
— Зайди-ка ко мне, Алексей Борисыч! — попросил Симаков. — Есть разговор.
Не велик труд подняться этажом выше. Пяти минут не прошло, как Кузин предстал пред светлые очи начальства.
— Кто это тебя так? — кивнув на безбожно заляпанные осенней грязью брюки, поинтересовался Симаков.
— Подрастающее поколение в троллейбусе постаралось. — объяснил Кузин, напомнив себе, что не мешало бы штаны почистить, когда подсохнут. — Чего звал?
В чинах они были одинаковых, одногодки, к тому же работали рука об руку уже довольно давно, и потому, Кузин, невзирая на разницу в должностном положении, с полным правом мог позволить себе общаться с начальником отдела на равных, против чего тот, к слову сказать, ничуть не возражал.
