– Это мисс Чанг, фотограф, которая будет тебя снимать, – сказала мама.

Я шагнула вперёд:

– Здравствуйте. Меня зовут Ву Айми. «Ай» – как слово «прекрасный», а «ми» – как слово «возможность».

– Мне очень приятно, что сегодня ты будешь моей моделью.

Я указала на чёрную коробку:

– Мисс Фотограф, а как работает камера?

Мисс Чанг положила ладонь на фотоаппарат:

– Я становлюсь позади и навожу на тебя линзы, а потом накрываюсь куском ткани. Когда я жму на спусковой крючок, получается твоё фото. Какую историю ты хочешь рассказать, Айми?

– Не понимаю.

– Каждая фотография рассказывает историю. Некоторые даже говорят, что один снимок стоит тысячи слов.

– Это глупо. Откуда они знают? Может, один снимок стоит пятьсот слов, а другой – тысячу двадцать одно.

Мисс Чанг рассмеялась.

– История начинается с персонажа. – Она ткнула в меня пальцем. – Затем добавляется фон: что-то такое, с чем персонаж будет взаимодействовать. – Жестом она указала на колышущуюся стену, к которой были подвешены на шестах раскрашенные фоны. – Раз ты будешь персонажем, то тебе нужно выбрать себе фон.

Я отступила, и она принялась разворачивать передо мной варианты: пустыня, лес, традиционная гостиная с мебелью розового дерева, зоопарк. Мама предпочла бы гостиную, но я сказала, что выберу сама. И выбрала озеро, окружённое плакучими ивами. Я подумала, что, возможно, такое же озеро есть в городе, расположенном в часе езды на запряжённой лошадьми повозке. А если не там, то в Харбине, где живёт моя тётка, уж точно есть. Именно чего-то в этом роде мне и хотелось.

Я встала перед фоном и приняла позу, уперев одну руку в бок.

Чтобы оценить зрелище, мама встала напротив, вывернув правую ногу так, что одно бедро оказалось выше другого.

– Минуту.

Она развернула меня за плечи и пригладила и без того глянцево-ровные волосы. Одёрнула платье, убедилась, что подол идеально ровный, потом большим пальцем оттёрла воображаемое пятнышко грязи с моей щеки.

Я снова приняла позу – на этот раз уперев обе руки в бока.

– Прошу прощения, погодите немного, – сказала мама. – Вам не кажется, что она выглядит неестественно? У тебя натянутый вид, Айми. Как будто тебя фотографируют.

– Но меня правда фотографируют.

Фотограф улыбнулась:

– Очень многие дети так позируют.

Мать надула губы и медленно обошла меня кругом. Случайно запнулась о велосипед и потянулась, чтобы удержать его. А потом подняла и подвинула ко мне:

– Сядь на него. Будет похоже на что-то такое, что ты делаешь каждый день.

– Но я никогда не ездила на велосипеде.

– Да брось, это несложно.

Фотограф держала велосипед, а мама помогала мне залезть в седло. Я ухватилась за руль, стиснула зубы и улыбнулась: зад оказался в паре сантиметров над седлом, а ноги стояли на земле.

Мама просияла:

– Хорошо. Ты выглядишь идеально.

Я скрипнула зубами:

– Я катаюсь на велосипеде по озеру!

– Так хорошо? – Фотограф улыбнулась моей матери и, получив от неё кивок, нырнула под чёрную ткань в задней части камеры. – Не моргай.

Пуф!

На миг комнату залил яркий свет, и всё, о чём я могла думать, – о том, как же мне хочется моргнуть.

Мисс Чанг снова появилась перед нами с улыбкой:

– Я напечатаю снимок к завтрашнему дню. Можешь слезть с велосипеда.

Пока мама обсуждала с фотографом, сколько отпечатков ей нужно, я приблизилась к круглому столику. Свет падал на его половину, рисуя на столешнице убывающую луну. Посередине столика лежал чёрный фотоальбом размером с ладонь взрослого человека.

Я открыла обложку.

Фотография, на которую я уставилась, не была похожа ни на одну из тех, что я видела раньше: зернистый чёрно-белый городской пейзаж, снятый со смотровой площадки на крыше. Свет падает на здания с обеих сторон. Небо, которому положено быть либо ясным, либо затянутым облаками, здесь испещрено точками и чёрточками, как в азбуке Морзе. Здания слишком высокие и напоминают мне не построенные чудеса из папиного скетчбука. Замыслы моего отца, архитектора по профессии, были слишком грандиозными для нашей деревни, где жили всего девятьсот человек.

Сердце стучит так быстро, что кружится голова. Фотография передо мной то становится чёткой, то расплывается, и я хватаюсь за края стола, чтобы удержать равновесие.

Софит заключает меня в идеальный круг света.

С потолка, который поднимается всё выше и выше, падает снег. Я раскрываю рот и смеюсь, когда снежинки начинают опускаться мне на язык. Вкус у них особенный – такой бывает только у первого снега.

Я оглянулась. Фотограф исчезла, вокруг только фоны, реквизит и моя мать. Снежинки садятся на мою открытую ладонь – нет, не снежинки, а круглые шапочки одуванчиков, одна из которых вдруг с хлопком взрывается, разметав пушинки по воздуху.

Я вновь опускаю взгляд на фотографию.

И падаю в неё.

Через миг я стою на мостовой этого города, разлинованной светом, и глазею на здания, которые выше всего, виденного мной в жизни. Воздух отдает металлом: он пахнет не земной грязью, но человеческим железом. Ревут автомобильные гудки, люди разговаривают на языке, полном грубо звучащих согласных. В глубине рта я чувствую сладкий травяной запах одуванчиковой пыльцы.

Я не знаю, где я и кто я, и, думая об этом, ощущаю трепет.

Осторожно я касаюсь ближайшей стены. Серый бетон на ощупь твёрже, чем любой глинистый кирпич в Вечной Весне.

– Идём, Айми. – Это голос моей матери.

Я выныриваю.

И вот я уже опять стою в пятне света с размытыми краями. Запах железа растворился в запахе уксуса и хризантем. Мама тянет меня за руку к выходу.

– Стой! Это фото – где это?

Фотограф отвечает:

– Ниу Йе.

Нью-Йорк. «Ниу» по-китайски означает «перекрученный», а «йе» созвучно слову, которое переводится с китайского как «луна». Перекрученная луна.

Я вообразила себе совершенный диск полной луны, который вращается и переворачивается. Вообразила луну, которая может светить вечно.

Улица ли Нью-Йорк, город или страна, я не знала. Знала только, что хочу оказаться там. Мне хотелось очутиться в месте, где всё такое яркое, и высокое, и трёхмерное, где солнце освещает здания с обеих сторон и нет теней. И ещё я хотела стать фотографом, чтобы уметь ловить свет.

Я подумала о том, что сказал Сергудай, когда ему исполнилось пятнадцать: «До`лжно ли человеку сидеть дома, так и не повидав мир?» И решила, что хочу отправиться в Нью-Йорк, даже если за это придётся поплатиться жизнью. В свои восемь лет я не понимала, что жизнь эта может быть не моя.

Когда мы вернулись, я пошла к своему другу Йену, жившему в соседнем доме, но не ради Йена, а чтобы повидать его дедушку. Фэн сидел за обеденным столом, разглядывая чистый лист бумаги.

– Здравствуйте, дедушка Фэн.

– Здравствуй, божья коровка. – Он не поднял глаз.

Я села, уложила руки на стол и переплела пальцы:

– У меня для вас есть история. Она о девочке. Не обо мне. Но та девочка тоже умная и симпатичная, и у неё хорошие оценки.

Фэн хмыкнул и попробовал поставить лист бумаги на ребро. Безуспешно.

– Эта девочка не шаманка, но владеет магией, чтобы перемещаться внутрь фотографий. Однажды она падает в фото, снятое в дальних краях. В том мире есть высокие дома, небо переменчивое, полное секретов, и люди, которые так быстро проносятся мимо, что она не успевает их рассмотреть.

Бум! Фэн хлопнул по листу бумаги и пригвоздил меня взглядом к месту:

– Ты упала в фотографию.

Я кивнула:

– Да, верно. Мама повела меня сегодня в фотостудию. И там я провалилась в фотографию. – Я подалась вперёд в ожидании реакции, но Фэн ничего не ответил на это. – Фотограф сказала, что это место называется Ниу Йе. Оно поразительное. Дома такие высокие, и такие громкие звуки. Когда я вырасту, я туда поеду.

Фэн прищурился: