Пока у нас не хватает смелости коснуться этих невралгических точек, все общие разговоры об интеграции или самый усовершенствованный механизм чисто экономических правил процедуры представляются мне мало пригодными средствами для достижения наших политических, экономических и социальных целей[65].

Если все усилия, направленные на достижение интеграции Европы, вообще могут быть приведены к одному знаменателю, то только к этому: осуществление свободы во всех областях жизни.

Разрешите мне только на одном примере показать, что в состоянии дать свобода, даже когда она еще далеко не совершенна. Последствия либерализации товарооборота для нашей внешней торговли являются настолько убедительными, что значение их нисколько не будет умалено, если я ука­жу на то, что Западной Германии пришлось, следуя этому пути, преодолеть в конце 1950 и в начале 1951 года один из самых тяжелых, да, пожалуй, самый тяжелый кризис послевоенного времени. Этот кризис послужил даже для многих поводом считать, что моя экономическая политика окончательно провалилась. Когда я в 1948 году занял мою должность в управлении двойной зоны[10], экспорт составлял в среднем 200 млн. нем. марок в месяц, причем он составлялся преимущественно из таких статей принудительного экспорта, как уголь, лес и другие виды сырья, в которых Германия сама испытывала острый недостаток.

Готовые изделия фигурировали в балансе нашей внешней торговли только в качестве мало заметного придатка. Ныне среднемесячный вывоз колеблется от 2,4 миллиарда до 3 миллиардов нем. марок – причем от 1,7 до 2 миллиардов приходится на зону Европейского платежного союза. Эти убедительные результаты были не в последнюю очередь достигнуты благодаря последовательному проведению в ГФР политики либерализации, доведшей эту либерализацию по отношению к странам ЕПС и долларовой зоны до уровня, превышающего 90%, причем в отношении участников ЕПС либерализация практически будет теперь расширена для товаров промышленного сектора до 100%. Предоставление свободы и в международных сношениях также оплачивается. Эта свобода не является чьим-то односторонним подарком кому-то; она вызывает к жизни последствия, действующие оплодотворяющее и оздоровляюще.

Для подтверждения сказанного бросим еще мимолетный взгляд на структуру нашего вывоза. Доля готовых изделий в вывозе, решающая для западногерманского народного хозяйства, превысила теперь 80% вывоза. Здесь особенно четко видно, что уже некоторое расширение сферы свободы, которое мне представляется еще далеко недостаточным, все же приводит к структуре вывоза, которая в основном соответствует структурным данным народного хозяйства отдельных стран.

Эволюция, имевшая место в последние годы, может быть освещена при помощи следующих данных. При этом я беру за исходную точку год основания Европейского платежного союза (19 сентября 1950 года) и выключаю из моего обзора первые послевоенные годы, когда внешняя торговля была чрезмерно обременена осуществлением в принудительном порядке ей предписанных задач.

(Источник: Федеральное статистическое бюро)

Не говорит ли это об уродливом извращении, когда мы стараемся подвести под рубрику «порядок» такую худшую форму непорядка, как принудительное валютно-денежное хозяйство. Мы должны, наконец, освободиться от воззрения, будто наибольший порядок существует там, где возможно большее число людей должно заниматься принудительным установлением порядка и борьбой с непорядком.

Когда не видно никого, кто охранял бы порядок, тогда еще слишком многие полагают, в состоянии странного ослепления, что вообще никакого порядка нет. В той же плоскости лежит мое утверждение, что при всех разговорах о создании Европы следует не только думать о том, что можно организовать и каким образом, но в одинаковой степени и о том, что мы могли бы или даже должны были бы упразднить, чтобы сделать возможным естественное, органическое становление Европы. Например, свободная обратимость валют привела бы к правильному и лучшему решению множества проблем, и поэтому можно ожидать, что последствия установления этой свободной обратимости окажут влияние почти на все области общественной жизни. Экономическая политика стала бы при этих условиях гораздо более ярко выраженной. Я иду даже дальше и утверждаю: тот, кто сможет упразднить принудительное валютно-денежное хозяйство, сделает для Европы больше, чем все политики, государственные деятели, члены парламентов, предприниматели и чиновники вместе взятые.

Мои постоянные призывы и напоминания, что следует добиваться «функциональной» организации Европы[11], не должны дать повод к ложному толкованию, будто я являюсь упрямым противником каких-либо учреждений европейского масштаба. Однако я решительно отвергаю ту точку зрения, что подлинные трудности могут быть действительно преодолены путем создания учреждений [12]. Расхождение во мнениях в этом как раз и заключается.

Каждая попытка решить проблему только путем создания тех или иных учреждений несет в себе опасность того, что можно застрять на мнимых решениях. Для меня здесь не существует дилеммы «или – или»; я стою за формулу «как то, так и другое», – причем ударение определенно лежит на преимуществе функциональной интеграции.

Я неоднократно имел возможность убедиться, насколько могут оказаться плодотворными результаты того, что люди должны сесть за один стол, чтобы найти общие для всех решения[32]. Однако решающее значение имеет то, чтобы работа учреждений, в качестве специфически «учрежденческой» деятельности, не пыталась вытеснить, заменить или даже совсем устранить функциональное взаимодействие, функциональную игру сил. Задачей учреждений должно быть служение, – и притом исключительно, – служение, направленное на поддержание функции общего рынка; они должны содействовать установлению свободы. Если, вместо этого, учреждения намерены сами «наводить порядок», то они явно не на месте.