В нынешних кофейнях на дне чашки гущи не бывает, технология приготовления кофе изменилась. Утром, пожалуй, стоит предпочесть эспрессо. Этот напиток покрепче, бодрит и заставляет быстрее двигаться – с крейсерской скоростью. Или… как экспресс, не останавливаясь, прямо к поставленной на сегодня цели.

Кстати, кое-кто и называет этот напиток «экспрессо». И не так уж и ошибается. У французов, например, кофе, приготовленный этим способом, так и называется: express. Как и всем знакомое название скоростного транспортного средства, это слово восходит к латинскому expressus от глагола exprimere – «выжимать». Только поезд или, скажем, автобус «выжимает» скорость, а кофе из кофейной машины выжимает пар.

Но оставим экспресс французам. У нас прижился итальянский вариант, образованный от того же латинского корня: эспрессо. Пишется, как и в языке-источнике, с удвоенным «с». А вот что касается капучино… В меню кофеен замечены по крайней мере два варианта написания: с одним и с двумя «ч». А некоторые еще и два «п» в этом слове пишут. Но стоит придерживаться рекомендаций нормативного «Русского орфографического словаря»: капучино – с одним «п» и одним «ч» (долгим звук «ч» в русском языке не бывает, поэтому удвоения согласной не требуется). Капучино так назвали из-за украшающей напиток шапочки взбитого в пену молока (от итальянского cappucio, которое произошло от латинского cappa – «шапка, головной убор»).

За чашкой капучино, когда уже все дела переделаны, хорошо помечтать. А поздним вечером нет ничего лучше моккачино. «Ч» здесь тоже одно, а вот в первой части слова – две буквы «к». Мокка – это порт на берегу Красного моря, откуда в Европу отправляли один из лучших сортов кофе. Но вот его название пишется с «о» на конце: мокко, в итальянском «о» – окончание прилагательного мужского рода, мокко – это кофе из Мокки. А в моккачино имя города сохранилось без изменений. Напиток представляет собой смесь эспрессо и шоколада, поэтому первоначально назывался эспрессошок, но это имя из-за неблагозвучности утратилось.

Возможно, кто-то переживет «эспрессошок», узнав, что в словарях рядом со словом эспрессо долгое время стояла помета «м.», в то время как капучино и моккачино представлены как существительные ср. рода. Где же логика? Неужели в том, что в первом кофе присутствует «в чистом виде», а в двух других – в сильно разбавленном?! Специалист по этикету, президент Национальной ассоциации экспертов по деловой этике, этикету и протоколу, напоминает: капучино и моккачино – не кофе, а кофейные коктейли. Но сегодня грамматический дисбаланс в прошлом: все три слова могут употребляться как в мужском (рекомендуемая норма), так и в среднем (допустимый вариант) роде.

Как бы то ни было, в кофейнях подают классический и двойной эспрессо, нежный капучино, ароматный моккачино – в строгом соответствии с действующей нормой. А возобладает ли грамматический средний род, расскажут уже дети и внуки современных «кофейных барышень».

Как правильно попросить: стакан или чашку чая, а к нему сахара, или же стакан (чашку) чаю и сахару кусочка два-три?

Национальный корпус русского языка подсказывает: первый вариант встречается в два раза чаще второго. Выбор зависит, на первый взгляд, от авторских предпочтений. Заглянем на литературный чаек?

Вот красочная картина не очень приятного чаепития из «Очерков Москвы» Николая Скавронского (1860–1865): «Беда, если некоторые гуманные хозяева имеют привычку приглашать на некоторые праздники некоторых приказчиков к себе на чашку чая. Эта несчастная чашка чая колом в горле становится у каждого из них при господствующей обстановке: во-первых, примут их как оплеванных, хозяйка и хозяйские дети еле удостоят ответом на их униженные поклоны; разве какой-нибудь подлипала, начинающий забирать в руки хозяина, окажется посмелее и, откланявшись, вступит с хозяином в речь. Выпивши по чашке, все непременно обернут чашки вверх дном; последует односложное “кушайте”; нальют по другой; молчанье ложится тяжелым гнетом; оно яснее всего показывает, какие тут отношения одного к другому; невыносимо для совестливого человека, говорили некоторые нам, оставляя эту нравственную пытку. Кое-кто посмелее выпьет третью, и потом надо, сколько требует приличие, посидеть; прежнее молчание и гнет».

«Иметь в числе знакомых тонко воспитанную женщину для “чашки чая” по вечерам было бы приятно, но такая “чашка чая” что-то не представлялась», – откровенничает герой повести П.Д. Боборыкина «Поумнел» (1890).

А из мемуаров Николая Варенцова «Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое» (1930–1935) следует, что «у купечества “чашка чая” означала собрание кредиторов с предложением скидки».

В наше время в одном из номеров «Ландшафтного дизайна» (2003) появляется рассказ о чайном домике и церемонии чаепития в Саду Утренней Росы – с заключением: «Чашка чая может вмещать больше, чем целый мир!»

С другой стороны, в «Женитьбе» Н.В. Гоголя (1833–1835) Яичница, получив от невесты приглашение «ввечеру-де на чашку чаю чтобы пожаловали», досадует: «Ох уж эта мне чашка чаю! Вот за что не люблю сватаний – пойдет возня: сегодня нельзя, да пожалуйте завтра, да еще послезавтра на чашку, да нужно еще подумать. А ведь дело дрянь, ничуть не головоломное. Черт побери, я человек должностной, мне некогда».

А И.А. Гончаров во «Фрегате “Паллада”» (1855) пишет об исключительно русской страсти к чаепитиям: «Впрочем, всем другим нациям простительно не уметь наслаждаться хорошим чаем: надо знать, что значит чашка чаю, когда войдешь в трескучий тридцатиградусный мороз в теплую комнату и сядешь около самовара, чтоб оценить достоинство чая».

В читанной многими «Старой крепости» В.П. Беляева есть такое описание: «Постель отца гладко застлана, на столе стоит недопитая чашка чаю».

«По-прежнему по утрам манная каша и чашка чаю», – описывает незатейливый московский завтрак Окуджава в романе «Упраздненный театр» (1989–1993).

М.К. Кантор в повести «Одного достаточно» (2011) прославляет быт, «устроенный по правилам Маяковского» – «ничего лишнего: книга, стол, стул, чашка чаю».

А еще Национальный корпус приводит сообщения об открытии двух разных ресторанов: «Чашка чая» и «Чашка чаю».

Так где правда?

Конечно, в какой бы форме родительного падежа вы ни поставили соответствующее существительное, сладким чаем вас угостят. Но форма чуть-чуть повлияет на содержание просьбы.

Дайте мне, пожалуйста, чая! – закономерная просьба, когда речь идет о чае вообще, в противоположность, к примеру, кофе или какао, то есть о качестве, а не о количестве напитка (допустим, вкус и аромат чая вам милей). Дайте мне чаю! – здесь уже речь о чашечке или стакане чая, а не обо всем чайнике, не о чае вообще. Когда вам нальют заварки, вы можете попросить добавить кипятку, опять же – не вообще, а столько, сколько вы захотите и сколько вместит стакан или чашка.

Правило, возможно, таково: окончание – у появляется, с присущим этой форме разговорным оттенком, в родительном падеже у существительных, называющих какое-то вещество, если речь идет не об этом веществе вообще (тогда используется форма на – а), а о каком-то его количестве. Например, можно купить килограмм сахару, полагая, что сладость сахара подсластит какую-то горькую жизненную ситуацию. А к чаю и сахару – еще и сыру, медку, миндалю…

Можно запасти керосину и скипидару – на черный день. Достать воску и сделать свечи.

И так далее.

Еще в родительном падеже могут оканчиваться на – у некоторые собирательные существительные, если речь идет о части целого. Когда вы замечаете, что на улицах и в метро много народу, вы явно не имеете в виду весь народ своей страны. Если речь о согражданах вообще, вас скорее будет интересовать положение народа, интересы народа, история и будущее народа…