— Мне надо идти, — встал Сизов, восхищенно глядя на инспектора: «Как он его!..»

Сергей протянул ему руку:

— Спасибо вам.

«Только с торговцами»

И снова — почта.

Увидев Сергея, девушка, штемпелевавшая конверты, улыбнулась ему, как знакомому:

— Хорошо переносите нашу осеннюю погоду? Москвичи не сразу привыкают.

Сергей кивнул:

— Да, погода сложная...

Она стукнула тяжелым штемпелем по конверту, от которого тотчас взлетело облачко белой пыли, хотела что-то сказать, но отвернулась... и сладко чихнула.

— Будьте здоровы! — галантно поклонился Сергей.

— Спасибо!.. А, все эти заграничные отправления!.. — Девушка снова стукнула штемпелем и снова чихнула.

— Придется вам попросить у начальника почты противогаз.

Девушка, рассмеявшись, заколотила штемпелем. И каждый раз, после удара, взвивалось облачко пыли.

Сергей машинально читал адреса на конвертах: «США, Буффало, Джону Тчинскому», «Рим, Италия, Беццуочи», «Мистеру Голдшлагу, Балтимора, США». Девушка опять отложила штемпель, судорожно вытащила платок и уткнулась в него. Сергей взял конверт, взвесил его на ладони и пошутил:

— Уж не пудрой ли вы его нашпиговали?

— Какой пудрой? Тальк. Как заграничные отправления — так мучение!

Сергей хлопнул по конверту, поднялось белое облачко.

Глаузинь, проходя мимо, спросил:

— Переквалифицируешься?

И тут Сергей вспомнил Рыбника, его выставку, руки, пересыпающие марки тальком.

— Вольдемар Августович, — Сергей даже не мог сдержать дыхания, так он волновался. — На кого у нас зарегистрирован на почтамте абонементный почтовый ящик 242?

Глаузинь внимательно посмотрел на него:

— Что случилось?

— Тальк!

— Тальк?

— Тальк! Вы понимаете — тальк! Им же пересыпают марки, чтобы не склеивались. А этих конвертов сорок штук!

Глаузинь набрал номер телефона начальника почтамта.

Он выслушал ответ, повернулся к Сергею, пожевав нижнюю губу, достал мундштук, сигареты.

— 242-й почтовый абонементный ящик для заграничных отправлений...

— Ну-ну?

— ...зарегистрирован на имя Куралюна!

Вечером арестованная по распоряжению следователя Вольфсона корреспонденция была доставлена в прокуратуру.

Вольфсон дернул шнур и открыл форточку:

— Для некурящих! — и покосился на Николая Петровича Костюкова, осторожно отодвигавшего от себя массивную пепельницу.

— Так начнем, товарищи? — он поудобнее уселся в кресле и отрезал ножницами край конверта: на стол выпали марки. Следователь просмотрел их и, развернув письмо, поднял глаза на таможенника. — После предварительного расследования по материалам, представленным вами, я дал распоряжение об обыске. И вот...

...Куралюн сложил письма в аккуратную пачку, закурил и, сидя за столом, некоторое время посматривал на конверты. У него были глаза гурмана, разглядывающего любимое блюдо.

Шестнадцать штук. Сегодняшняя почта. Сейчас он их вскроет и прочтет. Потом сделает необходимые расчеты и запишет все вот в эту книгу. Затем возьмется за ответы на эти шестнадцать плюс три, оставшиеся со вчерашнего дня.

Он посмотрел в окно. Люди переходили улицу на перекрестке, шли мимо, ждали на остановке троллейбус. У каждого — свои дела, а все вместе — толпа... Куралюн даже глаза прикрыл: так остро он почувствовал свою значительность.

Кто он? Для всех — маляр. (К сожалению, в наше время требуют справку с места работы. Без бумажки могут быть неприятности, а они не для умных людей!)

Да, маляр... Он усмехнулся и, ощутив дразнящее нетерпение, погасил сигарету — стал перебирать конверты. Письмо от английской фирмы «Оскар Лимитед». Его хочется прочитать в первую очередь. Но... прежде всего работа, прежде всего — быть в курсе очередных операций. А письмо от «Оскар» можно положить вот сюда и, работая, иногда на него посматривать: поднимает настроение.

Он взял ножницы, аккуратно, по самому краешку надрезал пухлый конверт и долго разглаживал на столе плотный лист бумаги с двумя каллиграфическими штемпелями по углам: слева — «А. Кинг, торговец марками», справа — «7. Литтрс роад Шенклинс. Уайт».

«Дорогой мистер Куралюн!

Большое спасибо за марки, которые я получил несколько дней назад. Посылаю вам обещанное. Стоимость — 3 фунта 12 шиллингов 2 пенса. Это обременяет вас кредитом в 1 фунт 13 шиллингов 2 пенса. Наилучшие пожелания!»

Куралюн с минуту рассматривал полученные марки, потом, легонько вздохнув, записал в графе «должен»: 1 фунт 13 шиллингов 2 пенса.

Кто следующий?

«Рокот Стэмпс Регистр, Канада... Дорогой мистер Куралюн! Большое спасибо за письмо. Я счастлив, что мы с этого времени начнем делать большие дела...»

«Большие дела!» — Он опять от удовольствия прикрыл глаза.

Большие дела начались с маленького объявления в одном из зарубежных журналов. Оно было скромным, в нем говорилось только, что филателист Ф. Куралюн, проживающий в Риге, хочет обмениваться марками с коллекционерами других социалистических стран. Марки в таких случаях наклеивались на конверты и гасились. Но он очень скоро понял, что настоящий бизнес делается иначе. Его следующее объявление в одном западногерманском журнале было куда программнее первого: «Желаю обмена только с торговцами. Могу давать новинки СССР...»

И количество связей сразу выросло — теперь у него 60 корреспондентов за границей, в западных странах, — вдесятеро больше, чем было вначале!

«...Сообщаю Вам новые адреса, по которым можно посылать марки: мистера Джона Байера и миссис Люсиль Базине...»

Что же, он запишет. Правда, это не торговцы, а просто коллекционеры, но можно попробовать и с ними, посмотреть, как они будут расплачиваться...

Следующее письмо он разворачивал со смешанным чувством надежды и робости: американец Джон Тчинский из Буффало был придирчив, требователен и высокомерен, черт бы его побрал. Но этот Джон платил за марки незамедлительно и наличными.

Так и появились у «маляра» (Куралюн усмехнулся) солидные вклады в канадских и английских банках.

«Уважаемый господин! (Даже по имени не называет!) В своем письме от 23 августа с. г. я сообщил вам о получении ваших писем от № 1 по № 12 включительно. Далее. В № 21 вы прислали мне пять блоков гашеных марок «800 лет Москвы» — по цене 72 цента за штуку. Но я просил их у вас только негашеными. Если есть такие, то возьму 5-10 штук, но прошу не присылать больше гашеных: они у нас не идут, а цены у вас на них очень высокие». (Черт тебе угодит!)

«...Одновременно прошу не присылать старых выпусков — те, за которые я должен платить по 20 центов за 1 рубль. Для меня это дорого, не могу ничего продать — никто не купит. (Делец проклятый!). С сегодняшнего дня прошу присылать только такой материал — за исключением чистых серий, — за который вы посчитаете не дороже 10 центов за 1 рубль». (Грабитель! Капиталистическая акула!), — Куралюн вытер вспотевший лоб.

«...А где же «Семилетка в действии», о которой я вас просил?!» (Ах, да! Совсем забыл про семилетку!)

«...«Оскар Лимитед» на днях я дал поручение на 160 долларов. (Вот это другой разговор.) Прошу им написать, что вам нужно, чек я уже выслал. (Молодец!) Хочу на будущее с вами иметь большие дела, поэтому постоянно, без перерыва присылайте мне побольше материала и ничего не упускайте...»

— Уф! — Куралюн достал еще одну сигарету и щелкнул зажигалкой. Он, пожалуй, отдохнет. Минуты три-четыре...

В университете его считали неуспевающим. Отчислили со второго курса... Он презрительно покривил губы: даже хорошо, что это позади — гулкие своды аудитории, галочий гомон студентов и, как предвестница академической тишины, — бледная лысина преподавателя на черном фоне доски... Разумеется, он тогда еще почувствовал, что такая жизнь не для него. Феликс Куралюн — человек деловой.