— Потом он попал в ужасную беду, в пабе. Ник был с ним, не так ли? — сказала миссис Грейвс своему зятю. — Они вместе учились в школе, — объяснила она Страйку.

— Я пытался образумить его, — сказал Николас, — когда какой-то парень столкнулся с ним, и он отмахнулся от него пивным бокалом. Порезал парню лицо. Наложили швы. Ему предъявили обвинение.

— Совершенно верно, — рявкнул полковник. — С этим не поспоришь. Мы нашли ему адвоката, нашего личного друга, а Дэнверс подобрал психиатра.

— Алли согласился только потому, что страшно боялся тюрьмы, — сказала миссис Грейвс. — Это был его настоящий страх — оказаться за решеткой. Думаю, именно поэтому ему никогда не нравилась школа-интернат.

Филлипа слегка закатила глаза, что осталось незамеченным ее родителями, но не Страйком.

— Итак, парень-психиатр поставил диагноз “маниакальное состояние”, — сказал полковник Грейвс, — и назначил ему таблетки.

— И он сказал, что Алли больше не должен курить травку, — сказала миссис Грейвс. Мы привели Алли в порядок к суду, сделали ему стрижку и т.д., и он выглядел великолепно в своем костюме. А судья был очень мил и в основном сказал, что, по его мнению, для Алли лучше всего подойдут общественные работы. А в то время, — вздохнула миссис Грейвс, — мы думали, что его арест — это замаскированное благословение, не так ли, Арчи? Не то чтобы мы хотели, чтобы какой-нибудь бедняга пострадал, конечно.

— И он вернулся сюда жить, да? — спросил Страйк.

— Верно, — сказал полковник Грейвс.

— И его психическое состояние улучшилось?

— Да, оно было намного лучше, — сказала Миссис Грейвс. — И тебе понравилось, что он дома, правда, Пипс?

— Хм, — сказала Филиппа.

— Это было похоже на возвращение его в детство, — сказала миссис Грейвс. — Он действительно был ужасно милым и забавным…

Ее глаза наполнились слезами.

— Извините, — прошептала она, нащупывая в рукаве носовой платок.

Полковник Грейвс, столкнувшись с открытой демонстрацией эмоций, принял бесстрастное, деревянное выражение лица среднестатистического англичанина из высшего класса. Николас нашел убежище в том, что смахнул с джинсов крошки от пирога. Филлипа просто с каменным видом смотрела на заварочный чайник.

— Какие общественные работы были назначены Алли? — спросил Страйк.

— Вот тут-то она и вцепилась в него своими когтями, понимаете ли, — тяжело вздохнул полковник Грейвс. — Общественный проект в пятидесяти минутах езды, в Эйлмертоне. Уборка мусора и так далее. Там было несколько человек с фермы Чепмена, и она была одной из них. Мазу.

Это имя изменило атмосферу в комнате. Хотя солнечный свет продолжал проникать в комнату через свинцовые окна, она, казалось, потемнела.

— Сначала он не сказал нам, что встретил ее, — сказал полковник.

— Но он проводил в Эйлмертоне больше времени, чем нужно, — сказала миссис Грейвс. — Возвращался домой очень поздно. Мы снова почувствовали запах алкоголя в его дыхании, а мы знали, что он не должен был пить, принимая лекарства.

— И тут опять начались ссоры, — продолжил полковник Грейвс, — и он проболтался, что встретил кого-то, но сказал, что знает, что она нам не понравится, и поэтому он повел ее в паб, а не пришел к нам. А я говорю: “Что ты говоришь о том, что она нам не понравится? Откуда ты знаешь? Приведи ее к нам. Приводи ее на чай!” Пытался сделать его счастливым, понимаете. Так он и сделал. Он привел ее к нам…

— Он сказал, что Мазу — дочь фермера, прежде чем привести ее к нам. В этом нет ничего плохого. Но я сразу понял, что она не крестьянская дочь, как только увидел ее.

— Мы никогда раньше не встречались с его подругами, — сказала миссис Грейвс. — Это был шок.

— Почему? — спросил Страйк.

— Ну, — сказала миссис Грейвс, — она была очень молода и…

— Грязна, — сказала Филиппа.

— Немного грязновата, — сказала миссис Грейвс. — Длинные черные волосы. Худая, в грязных джинсах и в чем-то вроде плаща.

— Не говорила, — добавил полковник Грейвс.

— Ни слова, — сказала миссис Грейвс. — Просто села рядом с Алли, где сейчас сидят Ник и Пипс, и вцепилась в его руку. Мы пытались быть милыми, не так ли? — жалобно сказала она мужу, — Но она просто смотрела на нас сквозь свои волосы. И Алли понял, что она нам не нравится.

— Никому она, черт возьми, не могла понравиться, — сказал Николас.

— Вы тоже с ней познакомились? — спросил Страйк.

— Встретил ее позже, — сказал Николас. — У меня мурашки от нее побежали по коже.

— Это была не застенчивость, — сказала миссис Грейвс. — Я могла бы понять застенчивость, но не поэтому она ничего не сказала. Было ощущение, что она действительно… плохая. И Алли стал защищаться — не так ли, Арчи? — “Ты думаешь, она мне нравится, потому что я душевнобольной”. Ну, конечно, мы так не думали, но мы могли бы сказать, что она поощряет его нестабильную часть.

— Было очевидно, что она более сильная личность, — кивнул полковник Грейвс.

— Ей было не больше шестнадцати, а Алли было двадцать три, когда он с ней познакомился, — сказала миссис Грейвс. — Это очень трудно объяснить. Со стороны это выглядело… То есть мы думали, что она слишком молода для него, но Алли был…

Ее голос прервался.

— Черт возьми, Гунга, — сердито сказал Николас.

Вонь пердежа старой собаки только то что достигла ноздрей Страйка.

— Чем вы его кормите? — Филиппа потребовала от родителей.

— Он съел немного нашего кролика вчера вечером, — извинилась миссис Грейвс.

— Ты его балуешь, мама, — огрызнулась Филлипа. — Ты слишком мягка с ним.

У Страйка возникло ощущение, что этот непропорциональный гнев был вызван вовсе не собакой.

— Когда Алли переехал на ферму? — спросил он.

— Очень скоро после того, как мы пригласили их на чай, — сказала миссис Грейвс.

— И в этот момент он все еще был на пособии?

— Да, — сказал полковник, — но есть семейный траст. С восемнадцати лет он мог обращаться за средствами в него.

Теперь Страйк достал блокнот и ручку. Глаза Филиппа и Николаса внимательно следили за этими движениями.

— Он начал просить деньги, как только переехал к Мазу, но попечители не собирались давать ему деньги просто так, на ветер, — говорил полковник. — Потом Алли как-то неожиданно заявился сюда и сказал, что Мазу беременна.

— Он сказал, что ему нужны деньги, чтобы купить детские вещи и обеспечить Мазу комфортом, — сказала миссис Грейвс.

— Дайю родилась в мае 1988 года, верно? — спросил Страйк.

— Верно, — сказала миссис Грейвс. Дрожь в ее руках делала рискованным каждый глоток чая. — Родилась на ферме. Алли позвонил нам, и мы сразу же поехали к ней, чтобы посмотреть на ребенка. Мазу лежала в грязной постели, кормила Дайю, а Алли был очень худой и нервный.

— Он был так же плох, как и до ареста, — сказал полковник Грейвс. — Бросил свои лекарства. Говорил, что ему это не нужно.

— Мы взяли подарки для Дайю, а Мазу даже не поблагодарила нас, — сказала его жена. — Но мы продолжали ходить в гости. Мы переживали за Алли, да и за ребенка тоже, потому что условия жизни там были антисанитарные. А Дайю была очень милой. Она был похожа на Алли.

— Точная копия, — сказал полковник.

— Только темненькая, Алли был светловолосый, — сказала миссис Грейвс.

— У вас случайно нет фотографии Алли? — спросил Страйк.

— Ник, ты не мог бы…? — спросила миссис Грейвс.

Николас потянулся за спину и извлек оттуда фотографию в рамке, на которой Филлипа сидела на большой серой лошади.

— Это Алли двадцать два, — сказала миссис Грейвс, когда Николас передал фотографию поверх чайных принадлежностей. — Когда он был в порядке, до того, как…

На снимке была изображена группа, в центре которой стоял молодой человек с узкой головой, светлыми волосами и явно кроличьим лицом, хотя его кривая улыбка была милой. Он был очень похож на полковника.

— Да, Дайю была очень похожа на него, — сказал Страйк.

— Откуда вы знаете? — холодно сказала Филиппа.