— О чем ты говоришь?

— Я стала агентом инфекции для церкви. Я перенесла вирус обратно к Кэрри, и на этот раз она его не пережила.

— При всем уважении, — сказал Страйк, — это полная чушь. Мы просто собираемся игнорировать неонового слона в комнате, не так ли? Если бы Кэрри собиралась покончить с собой из-за того, что сделала с ней церковь, это произошло бы за последние два десятилетия. Дело было не в церкви. Было что-то, с чем она не хотела сталкиваться, что-то, о чем она не могла допустить, чтобы люди знали, и это не наша вина.

— Но…

— Что я хочу знать, — сказал Страйк, — так это кто звонил ей в то утро, перед нашим приездом. Полиция спрашивала тебя о номере мобильного телефона, который не узнал ее муж?

— Да, — тупо сказала Робин. — Это мог быть кто угодно. Ошиблись номером.

— Кроме того, что она перезвонила по нему после того, как мы ушли.

— Ох — сказала Робин. — Они мне этого не говорили.

— Мне тоже не сказали. Я прочитал это в перевернутом виде в записях парня, который допрашивал меня. Рини позвонили вскоре после того, как я взял у него интервью, и тогда он начал запасаться снотворным. Я не проверял, пил ли он его до нашей встречи, но похоже, что церковь предупреждает людей о том, что мы на охоте, и требует, чтобы им потом рассказали, что было сказано.

— Это означает, что в церкви знали, что мы собираемся в тот день к Шери.

— Они могли увидеть, что она вернулась из отпуска, из Facebook, и хотели сказать ей, чтобы она согласилась на встречу, когда мы появимся. У меня было ощущение, что когда мы представились, она не очень удивилась, увидев нас. Запаниковала, да. Но совсем не удивилась.

Робин ничего не ответила. Страйк наблюдал, как она делает очередной глоток кофе. Она собрала волосы сзади; дорогая стрижка, которую она сделала перед походом в храм на Руперт-Корт, давно отросла, а Робин еще не приходило в голову посетить парикмахера.

— Что ты хочешь сделать? — сказал Страйк, наблюдая за ней.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Не хочешь ли ты взять еще несколько дней отпуска?

— Нет, — сказала Робин. Больше времени, которое она могла бы потратить на преодоление чувства вины перед Кэрри и беспокойства по поводу обвинений в жестоком обращении с детьми, было последним, чего она хотела.

— Ты не хочешь поговорить о деле?

— Да, конечно.

— Есть что-нибудь о детях Уолтера Фернсби и Мэрион Хаксли?

— Не так уж много, — сказала Робин, заставляя себя сосредоточиться. — Я разговаривала со старшей дочерью Марион, и, в общем, это точно не Марион, которая вернулась на ферму после долгих лет отсутствия. Пока был жив ее муж, она практически не покидала Барнсли. После исчезновения Марион семья проверила компьютер, которым она пользовалась на работе, и обнаружила, что она безостановочно смотрела видеоролики Уэйса. Они считают, что она, должно быть, посещала собрания. Теперь они получают от Марион письма, которые не похожи на ее письма, в которых она сообщает, что хочет продать похоронное агентство и отдать всю прибыль ВГЦ.

— А Уолтер?

— Единственный ребенок, с которым мне удалось связаться, — его сын Руфус. Он работает в Институте инженеров-строителей. Как только я упомянула Уолтера, он бросил трубку.

— Может быть, он получал такие же письма “продай все, я хочу отдать это церкви”, как и дочь Марион?

— Возможно.

— Ну, я тоже кое-что нашел вчера вечером, после того как Хэмпстед Хит ушел домой.

Страйк достал телефон, набрал пару слов и передал его Робин, которая увидела фотографию высокого мужчины с длинной челюстью и серо-стальными волосами, который был изображен на сцене в середине речи с широко расставленными руками. Робин не сразу поняла, почему ей показывают эту фотографию, пока не увидела надпись: Джо Джексон из ВГЦ, выступление на конференции по изменению климата, 2015 год.

— Ох — она сказала. — Джо, с “Полароидов”?

— Вполне может быть. В настоящее время он работает в центре в Сан-Франциско. Возраст подходящий. Может быть, сейчас он и не похож на человека с татуировкой в виде черепа, но вокруг полно людей с татуировками, о которых они жалеют, что в молодости сделали их. Мой школьный товарищ в Корнуолле вытатуировал на шее имя своей первой девушки. Она бросила его, как только увидела.

Робин не улыбнулась. Вместо этого она тихо сказала, не сводя глаз с Ронни Скотта,

— У меня такое ощущение, что мы столкнулись с чем-то, с чем не можем бороться. У них это получилось, и это гениально, правда. Неудивительно, что, выйдя на свободу, люди либо убивают себя, либо не разговаривают. Они либо занимались сексом с несовершеннолетними, либо участвовали в насилии, либо видели, как люди умирают в муках. Люди, которые остаются, либо слишком напуганы или опустились, чтобы думать о побеге, либо они, как Бекка и он, — она указала жестом на телефон Страйка, — истинные верующие. Они рационализируют насилие, даже если сами страдают от него. Готова поспорить, что если мы придем к Джо Джексону и спросим его, заставляли ли его когда-нибудь надевать маску свиньи и содомировать человека с низким IQ, он будет отрицать это, и даже не потому, что испугался. Должно быть, он занял довольно высокое положение в иерархии, если произносит такие речи. У него отключилась часть мозга. Наблюдая за Беккой на этой записи… Она знала, что лжет, и не дрогнула. Все было оправдано, все было необходимо. В ее воображении она — героиня, помогающая всему миру встать на Путь Лотоса.

— Значит, мы сдаемся, да? — сказал Страйк. — Мы позволим Уиллу Эденсору сгнить там?

— Я этого не говорю, но…

Зазвонил мобильный телефон Страйка.

— Привет, Пат, как дела?

Робин слышала сиплый голос Пат, но не могла разобрать слов.

— Так, мы возвращаемся. Пять минут.

Страйк повесил трубку со странным выражением лица.

— Я рад, что ты не считаешь, что мы должны позволить Уиллу Эденсору сгнить, — сказал он Робин.

— Почему?

— Потому что, — сказал Страйк, — он только что появился в офисе.

Глава 103

В этой гексаграмме мы вспоминаем о юности и безрассудстве… Когда весна пробивается наружу, она еще не знает, куда пойдет. Но его неуклонный поток заполняет глубокое место, препятствующее его продвижению…

И-Цзин или Книга Перемен

Робин вошла в кабинет первой, Страйк — следом за ней. Уилл Эденсор сидел на диване у стола Пат в своем синем спортивном костюме, который был не только грязным, но и порванным на коленях. Он выглядел еще более худым, чем когда Робин видела его в последний раз, хотя, возможно, она просто заново привыкла к людям, которые выглядели вполне упитанными. У ног Уилла лежал старый полиэтиленовый пакет, в котором, судя по всему, находился какой-то большой твердый предмет, а на коленях у него сидела маленькая Цин, тоже одетая в синий спортивный костюм, и с выражением восторга на лице ела шоколадное печенье.

Уилл побагровел, увидев Робин.

— Привет, Уилл, — сказала она.

Уилл смотрел в пол. Даже его уши были красными.

— Ребенку нужна нормальная еда, — сказала Пат, как будто в этом были виноваты Страйк и Робин. — У нас есть только печенье.

— Хорошая мысль, — сказал Страйк, доставая бумажник, — не могла бы ты купить нам всем пиццу, Пат?

Пат взяла купюры, которые передал ей Страйк, надела пальто и вышла из офиса. Робин выкатила из-за стола компьютерное кресло Пат и уселась на небольшом расстоянии от Уилла и Цин. Страйк, сознавая, что возвышается над всеми, подошел к шкафу и достал один из складных пластиковых стульев. Уилл сидел, сгорбившись, обняв дочь, и, неистово краснея, смотрел на ковер. Цин, хрустевшая печеньем, была самым спокойным человеком в комнате.

— Рада тебя видеть, Уилл, — сказала Робин. — Привет, Цин, — добавила она, улыбаясь.

— Еще! — сказала малышка, протягивая руки к баночке с печеньем на столе Пат.

Робин достала два шоколадных печенья и протянула ей. Уилл так и остался сидеть, сгорбившись, словно от боли, обхватив Цин за пояс. Страйк, который понятия не имел, что в последний раз, когда Уилл видел Робин, он был голым и мастурбировал – из рассказа Робин ее партнер предположил, что оба были полностью одеты, когда Уилл нанес свой удар, – предположил, что его смущение было вызвано тем, что он ударил ее.