— Suum cuique, — ответила она, и я снова улыбнулся.
Ада чуть подалась вперёд и коснулась моих губ. Не помню, чтобы мы так целовались до этого. Спокойно и как будто бы не соприкасаясь телесно. Она чуть привстала на коленях, а я обнял её сильнее, чувствуя нежные руки на шее и спине. Всё тело отзывалось лёгкой дрожью и невероятной волной желания быть рядом, ощущать Адочку здесь и сейчас, каждую секунду нашей жизни. Она тоже дрожала, продолжая поцелуй, словно решила выпить меня до дна.
Не в состоянии сопротивляться её напору, я медленно опустился на пол, упершись в него локтями. Ада ловко скользнула руками под футболку, и не знаю, что случилось бы дальше, если бы туман резко не рассеялся, и от ледяной волны мы бы не упали на пол. В глазах потемнело на секунду. Нас вытолкнули из полутени.
Льё.
— Ребята, вы что? — прохрипел он, отползая в сторону. — Чуть не убили…
— Что? — я повернул к нему голову, придержива Аду, чтобы она не упала на ледяной кафель.
— Ты — моя сущность, Ден! Ада чуть не отобрала тебя у меня!
— Я не могла, не хотела, — замотала головой она, утыкаясь мне в плечо.
— Это непроизвольно, Льё. Понимаешь?
— Полутень… Зараза! — ругнулся Льётольв, тяжело поднимаясь. — Как вы это делаете?
— Если бы знать, — шепнул я, наблюдая за нервными метаниями Льё по квартире. Он шатаясь вышел в коридор и с диким грохотом вываливал что-то из стенного шкафа.
— Что с ним? — пробормотала Ада мне на ухо.
— Что-то непонятное, подождём, — я подтянул её ближе и сел, отползая к шкафам, чтобы опереться на них. Усадил Аду к себе спиной, обхватив ногами, и выжидал. — А вообще… Кажется, сущность решила сменить товарища. Я не знаю, почему, но если в тени ещё как-то возможно бороться с желанием быть с тобой, то вне тени оно неконтролируемо. А у нас с Льё, если ты помнишь, лапушка, очень крепкая связь, не у каждой пары экзистенциалист-сущность есть такая. Мы столько раз восстанавливали друг друга, вытаскивали из самых ужасных крайностей, что почти стали единым существом. Вот и…
— Это ужасно, Ден… Вы и чувствуете одинаково, да? Да? — она чуть отстранилась и с тревогой посмотрела на меня.
— Ну… Не всегда. И не совсем одно. Это очень сложно объяснить, птичка, — я не удержался и провел рукой по её чудесному заплаканному лицу. — Но сейчас я понял, что мои чувства к тебе — действительно мои. Понимаешь? Ты понравилась мне сама собой, без помощи Льё, без его эмоций.
— Значит, и ему тоже?
— Кто знает. Надо спрашивать у него. Если ты ещё ничего не поняла после того…
— Не говори об этом. Больно.
В этот момент вернулся Льё с банкой и кистью в руках. Похоже, он собрался рисовать. Во всяком случае стол и стулья с грохотом полетели в сторону, освобождая место у стены. Кажется, была бы его воля, он бы и обои содрал. Всё так же молча Льё открыл банку с краской, опустил туда кисть и лёгким взмахом изобразил на стене изогнутую линию. Чёрно-бурая краска капала на пол, заливала его руки, разлеталась мелкими брызгами по потолку, превращая мою кухню в странное пятнистое помещение. Ада прижалась ко мне, крепко ухватив за ноги, и почти не дышала.
— Он потрясающе рисует, — прошептала она на выдохе, когда напротив нас чётко определялся женский контур невероятного изящества.
— Это же Льё. Что ты хочешь? — шепнул я ей в ответ.
— Я? — она оглянулась на меня и удивленно застыла взглядом на глазах.
— Не отвлекайся, лапушка, смотри… — я осторожно повернул её голову и тоже вернулся к наблюдениям.
Льётольв с небывалым остервенением и даже страстью выводил на стене рисунок, мазок за мазком, не останавливаясь и не обращая внимания на мелкие неприятности в виде пятен под ногами. Он уже весь был испачкан, но упорно работал. И спустя некоторое время я понял, кого он рисовал. Экзистенциалист чёртов.
На стене моей кухни красовались мы трое, пусть ещё и незавершённые. По центру, спиной к наблюдателю, стояла великолепная Ада, распустившая свои прекрасные крылья. Настоящий Феникс. Льё удалось передать резкими мазками красоту и силу, а заодно и изящество, которыми обладала наша спутница. По обе стороны от неё расположились мы: слева я, узнаваемый по широкой спине и надписи вдоль позвоночника “Essentia”, справа — Льё, одетый в любимый костюм по фигуре. Одной рукой он держал довольно большую кисть, другой же — ладонь Ады. Собственно тоже самое делал и я, только вот вторая моя рука представляла собой ветку шиповника, окутанную туманом.
Пожалуй, это то, чего нам желал Льё. Оставаться вместе. Нет, он не пытался, как обычно, с помощью рисунка исказить реальность, не было в нём ничего такого. Только его чувства и желания, сильные, намного сильнее природы экзистенциалиста. Мне даже стало не по себе от ощущения отчаяния Льётольва, от масштабов его переживаний, которые, впрочем, оставались для меня туманными даже теперь.
— Льё… — шепнула Ада, осторожно поднимаясь, когда он закончил.
Медленно шагая босыми ногами по грязному полу, она подобралась ко Льётольву со спины и крепко обняла. Он опустил руки, выронив кисть. Я видел, как брызги от неё чёрными крошечными кляксами легли на нежные ножки Ады. Льё был в нерешительности, она просто витала в воздухе: смесь сомнения, желания, стыда и чего-то ещё, о чём я понятия не имел.
Ада перебралась на другую сторону, чтобы встать перед его лицом. Мне были видны только её ладони, которыми она обхватила Льё. Они целовались. Да. Мой друг, мой экзистенциалист проявил чудеса нежности, если судить по его осторожным, даже кротким движениям, когда он позволил себе обнять Феникса.
Сначала я наблюдал, выискивал признаки обмана, нечестной игры Льё, не хотел верить, что Ада сама это сделала. А потом просто опустил голову. Пусть перед глазами будет пол, не страшно. Этот поцелуй нужен им так же, как и наш поцелуй с Адой был необходим мне. Неожиданно я понял отчаяние Льё, оно настигло меня как озарение — невероятной вспышкой сознания. Во-первых, он так же, как и я, боится потерять Аду, но не только потому, что она крайне важна для его глобальной цели. Льё тоже привязался к ней, возможно, даже испытывает чувства. Почему возможно? Точно. Я вижу и ощущаю это. Во-вторых, он боится уничтожить нашу с ним связь, тогда кто-то из нас обязательно погибнет, причем не совсем понятно кто именно. И самое страшное. В-третьих, если с Адой снова что-то произойдет, и мы не сможем её спасти… Если кто-то из нас пожертвует собой или будет уничтожен в ходе работы, то тогда наш Феникс останется один.
Нам со Льётольвом нужно обязательно обсудить, что делать дальше, как обезопасить Аду в каждом из возможных вариантов развития событий. Мы не имеем права рисковать ни ей, ни собой. Кажется, я слишком задумался, потому что даже не заметил, как на кухне снова началось какое-то движение.
— Поеду к себе в ресторан, — твёрдо сказал Льё, с удивлением рассматривая грязные руки.
— Зачем? — откликнулась Ада. Она уже стояла у окна, задумчиво оглядывая улицу, и пила воду.
— Хочу убрать оттуда свои картины. Передам их в галерею, пока ещё помню об этом. А дальше — будем готовиться к глобальным переменам.
— Что ты опять задумал, Льё? — я поднялся и подошёл ближе к изображению на стене.
— Да ничего. Будем держаться вместе, тренироваться. За нами следят, поэтому попробуем как можно больше бывать на виду, чтобы не вызывать лишних подозрений. Пусть думают, что мы успокоились.
— Кто следит? — встрепенулась Адочка.
— Да все. И наши, и твои. Тот же Герша. Та ещё тварь, — Льё поднял кисть и выкинул её вместе с полупустой банкой в мусор.
— Ты не думал бросить затею с влиянием? — вставил я.
— Думал.
— И? — мне захотелось притронуться к рисунку, но краска ещё не высохла, и я побоялся его испортить. Странный, но красивый. Если бы на нём не хватало кого-то одного, то картина всё равно бы сложилась. Но в жизни так не бывает.
— Да ничего. Теперь, когда я заявил об этом открыто, надо либо идти ва-банк и творить, либо не делать ничего. И тогда прослыть лгуном. Ден, экзистенциалист и лгун? Ты себе это представляешь?
