Детки богатых родителей… Не боятся, что им что-то будет за это, родители откупят? Или они хотели обставить всё это как несчастный случай — неловкая девчонка упала в душе, расквасила себе лицо и… и может, даже умерла. Твари!

— Ещё кусаться будешь, сука? — довольный голос Алика, старшего из этой тройки. — Ну что, парни? Я её приструнил. Будете пробовать?

— Да ну нахер! — фыркнул приземистый крепыш Эдик. — Она мне все руки расцарапала.

— А мне чуть причиндалы не откусила, — отказался от предложения Митрофан.

— Ну, теперь то не откусит! — самодовольно хмыкнул Алик. — Бля, парни! Так мы каши не сварим — полчаса балду пинаем здесь, пора с ней кончать!

— Пора! — согласился Эдик. — Но я первым не пойду — дикая она какая-то. Ты в глаза её глянь. Конченная! Может, ну её на хер?

— Ни хера! Я хочу довести дело до конца! — Алик упрямо мотнул головой. — Она у меня столько крови попила, ещё и сиськами своими вертит постоянно перед нами! Сама ведь хотела!

— Вот и доводи. Твоя идея — тебе и лавры первопроходца! А мы поддержим. Да, Мить?

— Ага! — довольно подтвердил Митрофан. — А потом уже поучаствуем, когда она посговорчивее после тебя станет.

— Как хотите! — Алик довольно хмыкнул, сделал шаг вперёд и словно почувствовал мой обжигающий взгляд в спину, обернулся. — О! Климов! Тебя мы не приглашали. Тебе ведь проблемы не нужны? Сделай вид, что ничего не видел и пошло вон отсюда!

Действительно… Пошло оно всё!

Я небрежно накинул на троицу Проклятье неловкости и неудачи, достал нож из чехла, взяв за рукоятку так, чтобы лезвие пряталось за запястьем, и пошёл навстречу проблемам.

— Эй! Ты… — больше Эдик ничего сказать не успел, забулькав кровавыми пузырями и упав на пол, зажимая рану.

Я резанул его по горлу, сделал обманчивый выпад в сторону, поднырнув под удар Митрофана, дважды крест на крест полоснул того по груди, оставив две глубокие кровоточащие раны, и пяткой приложил в живот, откинув парня на несколько шагов назад.

Митя тихо заскулил, как побитая дворовая псина, упал на кафельный пол и, оставляя на белой плитке кровавые отпечатки ладоней, пополз к стене. Минус два.

Алик. Всегда считал его самым опасным. Он занял второе место в том соревновании при поступлении, проиграв лишь нашему Ярославу. Парень хмыкнул, сделал одно ложное движение, второе, резко крутанулся вокруг себя и каким-то чудом попал по моей руке, на мгновение потерявшей чувствительность. Нож отлетел в сторону, но подбирать его уже не было времени.

Алик кинулся ко мне, снова обманул, нанеся болезненный удар в грудь, сделал подсечку, повалил в партер и принялся душить, умудрившись дважды стукнуть меня своим лбом в переносицу. На мгновение я потерял ориентацию из-за посыпавшихся искр перед глазами, а потом из-за недостатка кислорода в глазах стало темнеть. Сука! Сдыхать ещё рано.

Я пытался нащупать лицо гада, и он дважды отбрасывал мои руки, не переставая душить. Сука! Крепкий какой. Ещё одна отчаянная попытка — я цепко хватаю его за скулы и впиваюсь большими пальцами в глазницы, вдавливая его зрачки вовнутрь. Не до красивых приемов сейчас.

Ногами обхватываю его за пояс в замок и прижимаю к себе, не выпуская и не давая сбежать. Давление на моей шее ослабевает, но вместо этого я получаю несколько тяжёлых и отчаянных ударов кулаками по голове. Всё в полной тишине, нарушаемой лишь звуками борьбы и сопением — никто из нас не горит желанием привлекать сюда лишние глаза и уши. Ещё чуть-чуть…

Выпускаю его из захвата, отталкиваю от себя на пол и вижу, как он мечется, вслепую нанося удары по воздуху, словно беспомощный котёнок. Сука! Подскакиваю, обхожу его сзади, резко приближаюсь, пока он не услышал мои шаги, обхватываю сзади за голову и резко выворачиваю её в сторону. Противный хруст шейных позвонков — тело Алика сразу становится ватным и валится на холодный твёрдый пол душевой, без признаков жизни.

Митрофан. Митя…. Теска отчима Ольги… Парень всё ещё сидел у стены, привалившись к ней спиной, прижимал руки к своей груди и с округлившимися глазами смотрел на меня.

Я поднял свой нож, подошёл к нему и без лишних прелюдий просто воткнул клинок в его сердце. Он даже ничего не понял, не успел испугаться ещё сильнее и не пытался увернуться.

Бля! Мне теперь мне точно жопа. Или упекут в тюрьму или туда я даже не доеду. Три трупа — это даже за самооборону не покатит. Но мне насрать на это.

— Оль, ты как? — обернулся я к замершей на полу девушке.

— Отъ*бись от меня! — прошипела она, выйдя из прострации, прикрывая одной рукой свою обнажённую грудь, а второй размазывая слезы по своему красивому лицу. Даже сейчас красивому.

— Прости, Оль! — я сделал шаг к ней и замер, наткнувшись на суровый, злой взгляд, полный боли, отчаяния и стыда.

А ведь это мне должно быть стыдно, а не ей. Сука! Теперь между нами навсегда проляжет черта, которую она не может преодолеть. Черта стыда, боли и этих сраных воспоминаний. У нас больше никогда не будет той дружбы и тех отношений. Сука!

— Прости, Оль… — ещё раз прошептал я. Вот и пригодился мой ножичек. И именно для этого я покупал его, а не для самообороны. Именно для своего странного Узора, по-другому его не активировать.

Я замахнулся и легко вонзил нож себе в глаз, в самый мозг. Не впервой. Моментальная смерть.

Очнулся в своей кровати. В барабанные перепонки стучит адреналин, сердце колотится. Всё как тогда. Всё правильно, я вернулся всего на пять минут назад — это слишком мало! Эти твари издевались над девчонкой минут двадцать. Херня — это всего пять моих смертей.

Рывком подскочил, схватил нож и осмотрелся на всякий случай. Ничего нового — всё те же четыре пустые койки. Идти в душевую бесполезно, если только не для того, чтобы перерезать горло этим скотам ещё раз. Но я не настолько кровожадный, мне и одного раза хватило.

Сука! Пять раз! Ладно, тянуть нельзя — только вперёд, вернее, назад.

Вогнал нож. И снова умер. И снова очнулся. Это тяжелее, чем кажется — умереть пять раз подряд. Точнее, убить себя пять раз. Я, наверное, реально псих. Хотя, адреналина в крови столько, что боли и страха нет никакого. Вообще! Только страх потерять Ольку. Привязался я к ней за этот год.

Осторожно открыл глаза в очередной раз и увидел три шустрые тени, проскользнувшие в душевую. Рывком соскочил с кровати, схватил своего верного друга за рукоять (нужно дать ему имя, что ли) и метнулся за моими старыми знакомыми. Отлично! Потанцуем.

Резать глотки таким ублюдкам — одно удовольствие. В тёмном тесном предбаннике это оказалось легко. Троица парней молча стояла, обсуждая план действия, они даже не успели возмутиться неожиданной помехе, вторгшейся к ним без приглашения. Никто из них даже ничего не понял. А мне немного полегчало, я просто отвёл душу.

Бля! Отвёл душу. И что теперь делать с трупами? Ладно… Ещё один прыжок назад.

Они делали вид, что спят. Или реально спали. Не знаю даже. Так тихо лежали на своих кроватях и посапывали, что я подумал, будто вернулся больше, чем на пять минут назад. Но нет, Олька ведь в душе. Значит, всё правильно.

Я тихонько приоткрыл дверку в душевую и незаметно проскочил внутрь. Задумчиво разделся, кинул вещи в шкафчик, взял мыло и пошёл в душ. Оля стояла под напором воды, направив тяжёлые горячие струи себе на спину, прикрыв глаза и опустив голову в пол. Снимала усталость и накопившееся за день напряжение.

Я подошёл к ней, не спеша занял соседнюю стойку с душем и включил воду.

— Хм, Макс, ты же вроде мылся сегодня? — удивлённо посмотрела на меня Оля, распахнув свои голубые глаза.

— Да? Не помню… — пожал я плечами.

— Макс! — настырно с нажимом в голосе повторила девушка.

— Что?

— Серьёзно? Пришёл поглазеть?

— Да что я там не видел.

— Макс…

— Оль, заткнись и держись рядом, — устало произнёс я и добавил. — Пожалуйста!

— Ты почему такой… взъерошенный? — наконец обратила она внимание на мой вид, а не на свою голую красоту.