«В Австрии … мы видим похожую ситуацию: одновременно с ростом доверия к деньгам стоимость бумажного обращения в золоте поднялась примерно в 2,5 раза по сравнению с наихудшим положением в сентябре 1922. Стабилизация при помощи иностранного капитала сделала возможным из-за увеличения доверия к деньгам увеличить бумажное обращение, не нанося вреда самой стабилизации.»
«И в России, кажется, наступает равновесие. Последняя фаза инфляции наступила здесь в середине 1922. К этому моменту инфляция в течение 6 месяцев усилилась в 10 раз и привела к падению общей стоимости бумажного обращения до 4 млн. фунтов стерлингов, что, очевидно, для русского оборота, даже при том его масштабе, недостаточно.»
Кейнс пишет, что примерно в это время общался в Генуе [на Генуэзской конференции в мае 1922] с некоторыми финансистами Советской России: «Они всегда отличались большой сообразительностью и продуманностью решений в области денежной политики… Они утверждали тогда, что бумажный рубль имея законную принудительную силу, может применяться в определенного рода сделках и при минимуме реальной стоимости оставаться в обращении, если даже население в конечном счете ждет его полного обесценения… Всегда есть возможность извлекать ежегодно 3-4 мнл.ф.ст., даже если стоимость рубля падает за год в 10-100 раз (с зачеркиванием для упрощения счета определенного количества нулей. В следующем году в России не без успеха стали проводить такую политику, и при инфляции, немногим больше 100 % в каждые 3 месяца, общую стоимость бумажного обращения им удалось повысить вдвое против наиболее низкой нормы.» [1, c. 117]
Так, за год, с апреля 1922 г. По апрель 1923, только путем зачеркивания одного-единственного нуля в денежной единице за целый год для покрытия государственных расходов была извлечена сумма, равная приблизительно 15 млн.ф.ст.!
Кейнс подчеркивает, что при этом советское правительство совершенно открыто усматривало в инфляции средство обложения и само высчитывало обеспеченную таким образом государству покупательную силу. Цифры изъятия в бюджет составили (1918) 525 млн. зол. рублей; (1919) – 380 млн.; (1920) – 186 …; (1921) – 143; (с января по март 1922) – 58 , что в совокупности составило 130 млн.ф.ст.
«Одновременно Советская власть в целях создания надежного платежного средства, а также основы для внешней торговли вводит новую денежную единицу – червонец, или золотой дукат, со свободным разменом по принципу стандарта фунта стерлингов параллельно с бумажным рублем, все еще необходимым в качестве средства обращения. До сего дня новые банкноты отличаются полной устойчивости. В августе 1923 в обращении их было приблизительно 16 млн. со стоимостью около 16 млн.ф.ст. Вексельный курс их был вполне устойчив, Государственный банк обменивает червонцы на фунты стерлингов по паритету. К середине 1923 общая стоимость бумажного обращения в России, считая «хорошие» и «плохие» деньги вместе, достигла значительной цифры в 25 млн.ф.ст. против едва лишь 4 млн.ф.ст. ко времени Генуэзской конференции (в мае 1922 г.); это явный показатель возвращающегося доверия к бумажным деньгам и восстановления денежного режима. Россия дает поучительный пример (по меньшей мере для текущего момента) параллельного существования здоровых денег для крупных оборотов и разменных денег для повседневных нужд, причем прогрессирующее обесценение последних воспринимается как терпимый налог на оборот.»
«Создание пригодной денежной единицы – предпосылка восстановления нормальных источников дохода. Лучший путь поэтому – это пользование в течение еще некоторого времени «плохими» деньгами как источником дохода, но вместе с тем немедленное создание стабильной счетной единицы как предпосылки восстановления нормальных источников доходов с ежедневным официально установленным курсом по отношению к «плохим» деньгам.»
4.2. Обесценение денег или налог на капитал. [ 2.2. книги 3 ]
В предыдущем параграфе Кейнс показал, «в какой мере правительство может использовать инфляцию для получения необходимых средств на покрытие государственных расходов. Но инфляция приходит … на помощь государству и иным путем, а именно путем облегчения (reducing) тяжести лежащих на нем обязательств, поскольку таковые имеют денежное выражение. Эти обязательства относятся главным образом к сфере внутренней задолженности. Каждый шаг по пути обесценения явно влечет за собой соответсвенного уменьшение реальных требований держателей ренты к государству.
Было бы слишком несправедливо приписывать правительству умышленное обесценение валюты для достижения указанных результатов. Оно вынуждается к этому (или полагает, что вынуждается) необходимостью удовлетворения государственных потребностей. Внезапные чрезвычайные расходы – во время войны или для оплаты последствий поражения – обычно являются, как полагают, первопричинами временной инфляции. Но основная причина длительного обесценения, т.е. девальвации или политики удержания в течение длительного времени стоимости денег на низком уровне, к которому их привела временная нужда, заключается в том, что восстановление валюты на прежнем уровне сделало бы невыносимо высокими ежегодные платежи по национальному долгу.»
Кейнс дает уточнение, что в подобных случаях, помимо девальвации, есть и другое средство, если, конечно, противники девальвации готовы прибегнуть к нему (чего обычно они не делают), а именно налог с капитала.
«Ни в одной социальной системе, как в античной, так и в современной, предприниматели и трудящиеся не согласятся отдавать классу рантье, или держателей обязательств, больше определенной части своего дохода. Когда возросшие долги требуют сумм, превышающих все возможные пределы, то из всех возможных выходов из данной ситуации выбирают обычно одно из двух. Первый заключается в аннулировании (Repudiation) обязательств. Если не считать эпох революций, этот способ кажется слишком грубым и откровенно безжалостным при его применении; поэтому без революции к такому исходу применительно к внутренней задолженности в западной Европе не прибегают.» [1, c. 121]
«Обесценение денег … превращается в девальвацию, т.е. становится законодательно закрепленным. Европейские страны, недавно вышедшие из войны, … уже встали на этот путь, что уменьшило реальное бремя задолженности на 50-100 %. В Германии национальный долг был таким образом ликвидирован полностью, но владельцы облигаций потеряли все. Во Франции реальный долг равняется лишь трети того, каким бы он был при сохранении паритета франка., а в Италии он составляет только четверть. Мелкие вкладчики безропотно, как это показывает опыт, относятся к этому неслыханному грабежу в то время, как они, несомненно, опрокинули бы любое правительство, если бы последнее попыталось более планомерным и справедливым путем отнять хоть незначительную часть их достояния.» [1, c. 121]
«Вместо того, чтобы распределить бремя между всеми имущими классами сообразно определенной шкале, девальвация всей тяжестью ложится на обладателей процентных бумаг, щадит капиталистов-предпринимателей, даже обогащает их и поражает мелких вкладчиков наравне с владельцами крупных состояний. Это путь наименьшего сопротивления, и ответственность не может быть возложена на отдельных лиц. Можно даже сказать, что это целительное средство само природы, начинающее незаметно действовать, когда политический организм не осмеливается взяться за собственное лечение.»
«Если обеспечение валюты уже произошло, я бы все же не рекомендовал неумной и, вероятно, неосуществимой политики возвращения вспять с помощью налога на капитал.
Серьезным аргументом против обесценения денег по сравнению с налогом на капитал является то обстоятельство, что первое падает исключительно на людей, состояние которых помещено в законные платежные средства и которые в общем среди капиталистов являются далеко не самыми богатыми… К несчастью, мелкие рантье, больше всего страдающие от обесценения валюты, как раз оказываются наиболее консервативно настроенными и больше всех протестуют против налога на капитал, в то время как предприниматели, естественно, предпочитают обесценение денег, которое для них не опасно и даже способствует их обогащению. Совокупное влияние тих двух групп приводит к тому, что страна оказывает предпочтение несправедливому и разрушительному способу обесценения денег.» [1, c. 122]