Рома смотрел с сомнением, но я была уверена в своей правоте. Женя не был нормальным, вот что я поняла, его профессия и склонности говорят сами за себя. Он возненавидел меня, узнав об измене, но не стал действовать так, как поступил бы на его месте любой другой человек, нет, он решил... Как там сказал Сережа: стать моей совестью? Точно.

Я так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как Рома оказался рядом и коснулся руки, вздрогнув, подняла на него глаза, и на мгновение, на короткое мгновение, мне показалось, что надо мной стоит Женя. Я отшатнулась, Рома смутился, отступая на шаг.

— Что? – продолжил смотреть на меня.

— Я... – теперь смутилась я, покачала головой. – Ничего, просто на взводе.

— Пойдем спать.

— Хорошо.

Я долго лежала в темноте, надеясь уснуть, слушая, как мерно дышит за моей спиной Рома. А перед глазами стояло его лицо, или Женино, я уже не могла понять. Мне начало казаться, что я вправду схожу с ума.

Утром, собравшись под неуверенным Роминым взглядом, направилась в отделение. Он предложил меня сопроводить, но я решила, что это ни к чему, будет отговаривать, а я могу поддаться.

Никулин встретил меня с удивлением, впрочем, выразилось оно только легким вздергиванием бровей. Алексей Викторович стоял посередине кабинета с кружкой, от которой вверх поднимался легкий дымок, в комнате витал запах кофе.

Никулин был одет в футболку и джинсы, глаза красные, волосы взъерошены. Судя по всему, ночь выдалась бессонная. Интересно, он вообще свой кабинет покидал?

— Елизавета Владимировна? – Никулин присмотрелся ко мне, явно подметил нервное состояние и мешки под глазами. – Проходите.

Я рухнула на стул, Алексей Викторович молча заварил мне кофе и поставил кружку, после чего уселся на свое место.

— Что случилось?

Взгляд его, одновременно мягкий и добрый, но внимательный и цепкий, устремился на меня, и я, глубоко выдохнув, стала говорить. Рассказ занял не так много времени.

Я поведала о нас с Сережей, о том, что мой муж его подкупил, о квартире с моей фотографией, сзади которой имелась надпись: "ты скоро умрешь", о странном Женином поведении последнее время, и, конечно, о мужчине в кепке.

Никулин слушал, не перебивая, только хмурился периодически. Когда я замолчала, он глубоко выдохнул, осмысливая информацию.

— Что же вы раньше молчали? – покачал головой.

— Я боялась, вы будете подозревать меня в убийстве мужа.

— А сейчас не боитесь?

— Сейчас я боюсь за свою жизнь.

Никулин некоторое время разглядывал карандаш, который держал в руках, потом поднял глаза на меня.

— Значит, вы считаете, ваш погибший муж решил вас таким образом проучить, и даже после его смерти игра продолжается? Это не кажется вам странным? Ведь без него она не имеет смысла.

— А если деньги выплачены, и убийца их отрабатывает? Я понимаю, звучит дико, и доказательств того, что Женя желал мне смерти, нет, только надпись на фотографии...

— Она сохранилась?

— Нет, я все сожгла.

Никулин вздохнул, откладывая карандаш.

— Чего вы ждете от меня?

— Вы должны обеспечить мне защиту.

— Я должен? – он даже усмехнулся, складывая на груди руки.

— Послушайте, этой ночью псих в кепке однозначно дал понять, что он меня убьет, или как можно трактовать данный жест?

— Мужчину, кроме вас, никто не видел?

— Нет, но...

— Я понял, вы уверены в том, что он есть.

Я устало откинулась на стуле.

— Вы мне тоже не верите.

— Тоже? Кто еще?

Я бросила на него взгляд исподлобья.

— Рома, Женин сын.

— Кстати, – следователь несколько оживился, – он по-прежнему живет в вашей квартире?

— Ему же нельзя покидать город.

— Какие у вас с ним отношения?

Я нервно пожала плечами.

— Нормальные. При чем тут он? Вы вообще слушаете, о чем я говорю?

— Слушаю, Елизавета Владимировна, – Алексей Викторович устало откинулся на стуле, – но помочь не могу. Ваших слов недостаточно для того, чтобы выдать охрану. Мне просто не выделят людей.

— У вас же есть свои ребята, которые могут согласиться?

— Елизавета Владимировна, вы сами не понимаете, о чем просите. Оберегать женщину потому, что ей привиделся какой-то человек?

Я покачала головой.

— Вы считаете, я все придумываю?

— Я не считаю, что вы придумываете, но учитывая ситуацию... Вы на нервах, и вполне могли наделить ничего не значащие факты своими смыслами.

— Я поняла, – махнув рукой, я поднялась, – надеюсь, вам будет стыдно, если меня убьют.

Никулин поморщился.

— К чему этот пафос, Елизавета Владимировна. Я выслушал вас и принял информацию к сведению. Я проработаю все возможные варианты, и если мужчина за окном действительно существует, – я только усмехнулась, качая головой, а Алексей Викторович закончил, – мы его найдем.

Немного помолчав, я кивнула.

— А теперь, – заключил он, – давайте побеседуем подробно.

Еще часа два Никулин вынимал из меня душу, расспрашивая детали. Приходилось следить за собой и за своим языком, чтобы случайно не ляпнуть лишнего. Это было сложно, мысли разбегались в разные стороны, думать о чем-то или ком-то, кроме мужчины в кепке, я не могла.

— Скажите честно, – все же спросила я в конце, – вы мне верите?

Никулин на мгновенье сжал губы.

— Я допускаю, что вы говорите правду. Но факт остается фактом: к разгадке убийства вашего мужа это нас не приближает.

Я неспешно шла к машине, размышляя над его словами. А ведь он прав. С момента убийства меня постоянно бросает в разные стороны, но в итоге оказывается, что я упорно двигаюсь не туда.

Я по уши в дерьме, с горой не самой приятной информации, и на том же самом месте. Словно кто-то не дает мне идти, куда надо, позволяя двигаться в стороны, но не видеть очевидного. А что очевидно в этой истории?

Я села в машину, но не торопилась трогаться с места. Впервые с Жениной смерти я отпустила происходящее. Итак, что я знаю о тех, кто на момент убийства находился в доме? По сути только то, что рассказал Данила.

После разговора с ним все мои версии стали строиться соразмерно с тем, что он поведал. Однако о нем самом я так ничего толком и не знаю: чем он занимается, какое имеет положение в городе, на чем основано его желание работать с Женей?

Человек, наживающийся за счет грехов других, мог придумать подобное испытание воли, которое сейчас прохожу я. Он ловко направлял меня, выдавая порциями информацию, как бы подсказывая, на чем акцентировать внимание, в то время как сам ускользал, оставаясь в тени.

Я же, следуя его подсказкам, вела беседы, наведывалась к дальним родственникам и разным людям. Я прониклась недоверием ко всем, кроме него. Следовало признать, несмотря на столь неоднозначные обстоятельства, я выказывала ему расположение, хотя и настороженное.

Его откровенность восприняла как дружественный знак, не дав себе задуматься: а не была ли она ловким ходом в его игре?

Мысли витали в моей голове вихрем, я двинула в сторону кафе, где мы в первый раз встречались с Красовицким, на ходу набирая его номер.

— Надо встретиться, – быстро сказала, услышав его протяжное "алло".

Я прямо видела, как Данила ухмыляется.

— Что-то срочное?

— Да. Давай в кафе, где мы познакомились, через полчаса.

— Хорошо, – лаконично согласился он, я повесила трубку.

В кафе я приехала первой, устроившись за столиком у окна, заказала чай и стала нервно ждать. Ждать пришлось недолго, Данила появился через пару минут. Вошел своей наглой походкой, приметив меня, вздернул бровь и целеустремленно направился вперед.

Честно сказать, он был так хорош в эту секунду, что я на мгновенье отключилась от своих мыслей: наглый, самоуверенный, красивый, бабы готовы на все за один только взгляд. И он это понимает. Окинув меня этим взглядом, он усмехнулся, усаживаясь напротив.