— Ой, ребята! — не могла успокоиться Люська. — Вы не тяните. Давайте в следующий выходной и пойдём.
Вот, Тишечка, теперь свою кашу сам и расхлёбывай. Люська всю школу обтрезвонит, что в воскресенье они отправятся с её рюкзаком в поход.
— Ты, смотри, никому не проговорись, — предупредил Тишка.
— Ага, — с готовностью согласилась Люська, но Тишка уже по её глазам видел, что ей не сдержать слова.
— Скажешь кому — и сорвётся всё. Ни меня, ни Серёгу из дому не выпустят. Столько дел на нас.
— Нет, нет, не скажу, — уверяла Люська, а похоже, и сама за себя боялась: ей ли тайну хранить…
Ну, ладно, соловья баснями не накормишь. С рюкзаком, видно, пока сорвалось, так доведи хотя бы с Зинкиной географией до конца.
— Люськ, ты географию-то мне покажи.
Люська, недовольно поджав губы, полезла в шкаф. Ей сейчас ни о чём, кроме похода, и говорить не хотелось.
— Знаешь что, Тишка, — сказала она, обернувшись. — Чего ты будешь зря время терять? Мы лучше маршрут похода обсудим, а вместо заметки я тебе дам стихотворение о Чили.
Тишка не успел и рта открыть, как она притащила папочку, а в ней, когда Люська развязала тесёмки, оказалась тетрадь, на обложке которой печатными буквами было нарисовано:
Стихи про Луиса Корвалана и Чили
Писала Люся Киселёва, ученица 3-го класса
Полежаевской восьмилетней школы.
Люська изучающе посмотрела на Тишку: ну, как, мол, сразила?
Тишка, немея, сглотнул слюну.
Люська перелистнула первые страницы.
— Ну, эти ты знаешь… Я тебе прочитаю последнее. Называется «Чили». — Она, как и в прошлый раз, откашлялась: — Ну слушай:
Чили, Чили, ты связана по рукам и ногам,
Чили, Чили, мы не отдадим тебя врагам.
Чили, Чили, друг ты наш родной.
Чили, Чили, мы всегда с тобой.
Мы тебе помочь готовы.
Если ты идёшь в неравный бой.
Мы, пионеры Белоруссии,
Пионеров Чили готовы закрыть собой.
Тишку насторожила предпоследняя строчка.
— А при чём тут Белоруссия-то? — спросил он. — Ведь мы не в Белоруссии живём…
— Ну, как ты не понимаешь? — передёрнула плечами Люська. — Надо, чтобы Луис Корвалан знал, что за него все республики… — Она стремительно перелистала тетрадь и объявила: — Я ещё и от Грузии напишу, и от Украины…
— А от Полежаева? — виноватясь, робко поинтересовался Тишка.
— Да ты что, Тишка? — изумилась она его вопросу. — Полежаево — деревня, его и не знает никто. Надо от республик, от городов… от стран…
Может, Люська и права, но если бы Тишка умел слагать стихи, он обязательно сложил бы от Полежаева. От деревень тоже надо писать. Пускай каждый от своей и пишет. Зря всё-таки Люська сделала от Белоруссии, там бы и от Полежаева получилось:
Мы, пионеры Полежаева,
Пионеров Чили готовы закрыть собой…
— Ну, чего задумался? — растормошила его Люська. — Ещё прочитать?
— Прочитай, — согласился Тишка.
— Это называется «Хунте». — Она снова откашлялась и подняла тетрадь перед глазами:
Не понять нам, враги народа,
Что такое мир и свобода,
Вам лишь деньги нужны — богатства,
Не понять вам дружбы и братства.
Люська бросила на Тихона мимолётный взгляд и, конечно же, прочитала в его глазах восхищение. Она встрепенулась, и голос её стал еще звонче:
Совесть в тюрьмы вам не упрятать,
И за всё вам придёт расплата.
Не спастись вам от гнева народа —
За себя постоит свобода.
Не спасут вас даже богатства —
Не подкупишь дружбы и братства.
Она торжествующе положила тетрадь на стол.
— Нравится? Ну, переписывай это… Надо, чтобы твоя рука была, а то Мария Прокопьевна догадается.
— Что ты, Люся! Я не буду, я сам…
— Да ведь сам не напишешь, — невозмутимо возразила Люська. — Надо талант иметь.
— Я… Я…
Слова вязли у Тишки в горле: конечно, так, как она, ему не написать и в десятом классе. Это Тишка понимал и сам. Но присваивать чужое он не намерен.
— Ты мне только географию дай, — вспомнил он, наконец, то, зачем пришёл, и облегчённо вздохнул, — а заметку уж я один… уж потом…
— Было бы предложено, — сказала Люська и обидчиво захлопнула тетрадь.
Тишка ещё раз прочитал на обложке:
Стихи про Луиса Корвалана и Чили
Писала Люся Киселёва, ученица 3-го класса
Полежаевской восьмилетней школы.
Ничего не скажешь… У человека — та-а-ла-ант…
34
Тишка не мог взять в толк, как в Зинкиной географии искать Чили. Первым делом он заглянул в оглавление, но там эта страна ни одним словом не упомянута. Соединённые Штаты Америки есть, Япония есть, Франция есть, социалистические страны есть, а Чили-то, самого нужного государства, и нет. На внутренней стороне обложки — и в конце учебника, и в начале — помещены схемы крупнейших городов мира. И хоть названия улиц не обозначены, а разобраться можно, куда как пройти. Но ведь города-то даны какие — Будапешт, Прага, Гавана, Нью-Йорк, Токио, Париж, Каир, Бомбей, какой-то Буэнос-Айрес. А столицы Чили Сантьяго — нет. Вот, как назло, и учебник-то такой составили. Неизвестный город Буэнос-Айрес нарисовали, как будто кто-то туда бежать соберётся — он не поймёшь где и расположен, — а чилийскую столицу не поместили. Учёные-то географы о чём думали? Тишка даже и знать не знает, на берегу какого моря Буэнос-Айрес стоит. Там, на схеме, где верхний угол закрашен голубой краской, что должно обозначать какое-то водное пространство, написано, правда, — «Ла-Плат», но Тишка такого моря не слыхивал. И океана такого нет тоже — это ему совершенно точно известно.
Но чего скрывать, Тишка и о Сантьяго не знал, на каком оно берегу. В учебник по географии вшита политическая карта мира — уж на ней-то и Чили есть, но Тишка недоумевал, где тут Чили искать. Туда-сюда пальцем ткнул, прочитал все названия и крупным и мелким шрифтом выдавленные, бесполезно.
Взмок весь от пота, язык, как собака, высунул, глаза от напряжения заслезил, а не нашёл.
— Люська, ты не знаешь ли, где тут Чили?
Люська — тык-мык — тоже как корова на льду…
— Мы этого не проходили, — ещё и оправдываться начала. Уж молчала бы лучше, а то лишний раз подчеркнула, что, кроме вызубренного в школе, и знать ничего не хочет. — Тиш, а зачем тебе на карте Чили искать? — встрепенулась Люська, косички забросила за спину, приосанилась: полюбуйтесь на неё, какая сообразительная. — Ты не про географическое положение Чили рассказывай, а про то, как мы, советские школьники, переживаем за Корвалана, как мы ждём, когда его освободят из застенков.
Люська даже интонацию Марии Прокопьевны переняла говорила «с чувством, с толком, с расстановкой».
— Ну, если ты стихов не берёшь… Хочешь, я тебе напишу начало? — она вырвала из тетради листок, схватила ручку и взгромоздилась на подвинутый к столу стул. — Ну, как назовём твою заметку? «Свободу Корвалану!» Неплохо? По-моему, то, что надо…
— Люська, — упавшим голосом остановил её Тишка. — А у твоей сестры нет прошлогоднего учебника?
— Какого прошлогоднего? — не сразу поняла она.
— Ну, она же в девятом классе второй год…
— Ну и что?
— Может, у неё старые учебники сохранились?
— А она по ним и учится.
