Тишка уже представил по этим шагам грузного мужика. Да, судя и по фотографии, которую Тишка видел у Агафьи Васильевны на Выселках, Коля был не из худеньких: стоявший рядом с ним Фёдор Кириллович выглядел совсем пацаном.

Старуха поднялась с лавки навстречу сыну.

Дверь открылась, и Тишка прямо-таки опешил: через порог перевалился маленький мужичок. Старуха, подскочившая к нему, была выше его на пол головы.

— Ко-о-ля, ты где пропа-а-дал-то? — радостно протянула она.

— Ой, мама, теперь хоть перед Фёдором Кирилловичем отчитаюсь. — Мужичок протянул ей навстречу выпяченные ладони. — До мозолей старался.

— Да что такое стряслось-то? — испугалась старуха.

— А ничего не стряслось, — засмеялся мужичок. — Совсем белоручкой стал. Полтора часа за пилу подержался — и мозолей натёр.

— Да где ты хоть был-то? — ещё больше испугалась старуха.

Коля счастливо улыбался:

— Дрова для чилийцев пилил. Или не видишь: мозоли на руках, весь в опилках.

Теперь и Тишка увидел, что опилки въелись Коле не только в валенки, но и в пальто.

— Дак лениво, видно, работал, раз пальто не снимал, — заулыбалась старуха.

— Почему не снимал — снимал. На пальто опилки ветром надуло, — всерьёз отговорился от старухиных наветов Коля. — Ты уж меня, мать, за белоручку хуже, чем я есть, хочешь выдать… А я, может, мозоли-то специально набил, для Фёдора Кирилловича, чтобы похвастаться перед ним: на твоих чилийцев работал!

Тишку насторожило такое заявление — «на твоих чилийцев работал». На каких «твоих»? Они разве Фёдора Кирилловича? Они — чилийские.

Коля снял пальто, повесил его в прихожей на крюк, вбитый в стену, — на него по осеням плети лука вешали, не для одежды он, — и только после этого поздоровался:

— Ну, здравствуйте, полежаевцы. — Он протянул руку Варваре Егоровне. — Я тебя, Варя, на улице и не признал бы. — И тут же засмеялся над своими словами: — О чём говорю: я в седьмом классе учился, ты — в пятом, и с тех пор не виделись. Где тут узнать… Даже фамилию твою девичью позабыл.

— Агафонова, — подсказала мать.

— Ну да, как же! Мне же напоминала мать, — он повернулся к Тишке. — Ну, а ты, значит, Соколов?

Тишка кивнул головой.

— Имя — Тихон? Отчество — Иванович?

Тишка опять кивнул.

Коля крепко пожал ему руку:

— Ну, вот видишь, про тебя всё знаю. Даже то, что ты красный следопыт и интересуешься Фёдором Поливановым.

Старуха суетливо перебила его, заквохтала курицей:

— Иди руки мой. На столе всё остынет. Ишь разболтался.

Тишка благодарно посмотрел на неё, потому что мать после Колиного напоминания о Фёдоре Поливанове недоверчиво покосилась на сына. Но старуха не спасла Тишку от расспросов матери: Варвара Егоровна уже заподозрила неладное.

— Это что у вас за секреты с Тишкой моим? — спросила она у Коли.

— Да какие секреты, — простодушно отозвался тот, готовый рассказать всё как есть. Старуха подтолкнула его в бок локтем. Коля сказал ей «ага» и торопливо добавил: — На Чили оба работаем. Дрова пилим… Вот и все наши секреты.

У Тишки отлегло на душе: сообразил Коля, про Выселки не обмолвился.

— Ну, нет, договаривайте до конца! — не унималась мать. — Какие красные следопыты? При чём тут Фёдор Кириллович?

— Ох, Варя, и невера же ты, — сказал, посмеиваясь, Коля. — Фёдор Поливанов хотя бы при том, что в Иванове в интернациональном детском доме работает… Ну, он вообще-то пенсионер, на общественных началах ходит туда. Воспитательные беседы проводит в чилийской группе, на экскурсии с ними ездит. А теперь вот и они для Чили зарабатывают средства: макулатуру собирают, в пригородный колхоз ездили несколько раз пилить дрова.

— Как? — удивился Тишка, — И они пилят дрова?

Он не мог в это поверить: чилийцы, у которых наверняка сохранились связи с подпольщиками Сантьяго, и пилят дрова? Да как же так? А побег Корвалана? Ой, не оплошали бы…

— Пилят, — не видя, чему тут удивляться, ответил Коля. — Они же понимают, что родине надо помогать.

Ну-у, подумал Тишка, если и чилийцы пилят дрова, то, значит, это и есть самый верный путь для спасения их революции. Они же не бегут домой, а помогают своим отсюда. Видно, так и нужно, у них всё взвешено. Чилийцы знают, что делают.

Тишка облегчённо вздохнул.

Коля стоял рядом с Варварой Егоровной и уже не казался Тишке маленьким. Мужик как мужик, нормального роста.

— Ну, а Фёдор-то Кириллович всё никак не уймётся, — не то спросила, не то похвалила Поливанова мать. — Ведь раны, сказывают, у него болят, еле ходит уже.

— Федя у нас такой! — с гордостью выпалила Агафья Васильевна. — Ему не усидеть, если надо кому-то помогать.

— Да, не усидеть, — подтвердил Коля. — Он ведь испанский язык знает, а чилийцы разговаривают на испанском… Вот и ходит к ним… вместо родного дедушки. Его так дедушкой там и зовут. Как Корвалана.

46

Сон у Тишки не сбылся. Не Агафья Васильевна провожала его из Полежаева за бугор, а он выводил её на крыльцо, чтобы проститься и помахать ей рукой.

Только и было из сна правдой — это сарафан, на котором цвели лютики и ромашки. Под пальто их, правда, не было видно, но Тишка-то знал: стоит Агафье Васильевне снять пальто — и ромашки с лютиками побегут по сарафану, как по лужайке, волнуемой ветром. Фёдор Кириллович увидит их — и сразу вспомнит родные Выселки, где эти цветы растут.

47

Через десять месяцев, в январе 1977 года, Луис Корвалан, освобождённый, вернее сказать, общими усилиями вырванный из фашистских застенков, приехал в Москву.

— Я глубоко взволнован, — сказал он журналистам, бравшим у него интервью, — я глубоко взволнован братским сердечным приёмом, который был мне оказан в Советском Союзе. Советские люди широко раскрыли мне свои объятия и тем самым выразили свои чувства солидарности с трудящимися Чили…

Он ещё ничего не знал о Тишке Соколове и о его посылке. Наверное, об этом ему будет известно завтра.

И точно, вскоре он заявил:

— Я хочу выразить благодарность пионерской организации, миллионам и миллионам советских детей, которые так много сделали для моего освобождения. Я знаю, что многие дети в вашей стране искренне верят, что я оказался на свободе благодаря письмам солидарности, выражению дружбы, тем рисункам, тем цветам, которые они рисовали на открытках и посылали мне в тюрьму. И я думаю, что это не наивно, что это так и есть. То, что я оказался на свободе, что были выпущены на свободу несколько сотен моих товарищей, является результатом международной солидарности, ширину и глубину которой подчёркивает участие миллионов детей всего мира в борьбе против фашизма, против реакции.

…Большое спасибо всем вам. Желаю вам больших успехов в борьбе, в работе, пусть исполнятся все ваши желания, чтобы жизнь ваша была прекрасной!