— Ты хочешь знать, что со мной случилось? — спрашивает он со скептической интонацией. — Эта история не для слабонервных.

— Мало того, что считаешь меня тупой, так еще и неженкой, — выпаливаю я, прежде чем остановится. Мой сарказм в условиях опасности зашкаливает. — Я польщена.

Несмотря на двадцатифутовое расстояние между нами, я чувствую тяжесть его презрительного взгляда. Перевожу взгляд на лианы, ожидая, что они оживут и закончат начатое, но они неподвижны. После долгой паузы, пугало все-таки прерывает молчание.

— Ты забавляешь меня, девочка. Поэтому ты жива. Пока.

Слова вызывают во мне облегчение и заставляют плечи немного расслабится, но я все же не смею надеется так просто выкрутится из этой ситуации. Я все еще в ловушке и заблудилась, но, похоже, у меня есть шанс. Он счел меня забавной. Может быть юмор продлит мне жизнь.

— Ну, раз так, можешь звать меня Кэсси. — Я игриво улыбаюсь, словно пытаюсь флиртовать со смертью. — Ты предпочитаешь мистера Пугало или Наблюдателя?

Он медленно качает головой, его глаза не отрываются от моих.

— Ни то, ни другое, хотя слышал в свой адрес прозвища и похуже. Меня зовут Аттикус.

Яд в его голосе мгновенно испаряется, и он говорит более непринужденным тоном. Если бы Наблюдатель не пытался меня убить, я бы решила, что это самый захватывающий разговор в моей жизни. Однако, сейчас я могу думать только о том, как отвлечь его от желания убить меня. Если повезет, я уговорю его отпустить меня и, возможно, даже подсказать, как выбраться с этого поля. Таков план.

Мы теряем драгоценный свет, поскольку солнце продолжает садиться, и вскоре поляна погрузится во тьму. Я не горю желанием оставаться здесь в темноте.

— Так что же с тобой случилось, Аттикус? — Я прерываю молчание, ожидая его рассказа.

Я слышу его приглушенный мешковиной вздох.

— За все годы моего заточения, никто никогда не спрашивал, как меня прокляли. Обычно все верят в истории и не хотят искать правду, — говорит он с горечью в голосе. — Я был проклят женщиной, которая влюбилась в меня, но я не мог ответить ей взаимностью. Она позаботилась о том, чтобы никто не мог быть со мной.

Я ахнула. Я легко сопереживаю другим из-за своей слишком романтической натуры, и мне становится жаль Аттикуса.

— Горожане пытались убить тебя?

— Бесчисленное количество раз, — отвечает он, поднимая глаза к небу. — Они поджигали меня, рвали на части, расстреливали. Один фермер скормил меня своей лошади, но я не умру, пока чувствую боль. Это часть проклятия. Я чахну весь год, а затем восстанавливаюсь в канун Дня Всех Святых. Это замкнутый круг, и я никогда не смогу разорвать его или вырваться в одиночку.

Теперь многое становится на свои места. Пожар, который по словам Эби уничтожил поле, произошел за день до Хэллоуина, но магия восстановила его на следующий день. Фермеры, пропавшие без вести, это те, которые, по словам Аттикуса, пытались его убить.

Похоже, что слухи вокруг Наблюдателя верны, но они также упускают некоторые важные факты этой истории. Интересно, поверит ли мне Эби, если я ей все расскажу, или назовет сумасшедшей.

— Как долго ты проклят? — тихо спрашиваю я. Если история стала настолько недостоверной, включая обвинение Наблюдателя во всем странном, что происходит в Колд-Спрингс, то это должно было произойти, по крайней мере, несколько лет назад.

— Дай подумать… — Его голос смолкает, а взгляд устремляется на стебли кукурузы позади меня. — Я бы сказал, около ста лет.

«Сто лет».

Сам этот отрезок времени сложно осмыслить, но быть пойманным в ловушку столько лет просто непостижимо.

Как несправедливо.

«Как жестоко».

— Есть ли способ снять проклятие? — спрашиваю я, смотря на его неподвижную фигуру. Если я отрежу веревки от столба, сможет ли он ходить? Или же его удерживает магия?

— Да, он есть.

Я жду, надеясь, что он раскроет секрет снятия заклятия, но Наблюдатель молчит. Вместо этого минуты идут, а небо продолжает темнеть. Скоро только звезды над головой будут освещать поляну.

— Как? — спрашиваю я, желая услышать ответ. — Возможно, я могу помочь. — Не понимаю, почему я хочу помочь тому, кто грозился убить меня, но я хочу это сделать.

Аттикус снова молчит, чем распаляет моё любопытство. До этого он был очень словоохотлив, а теперь отчего-то замолк.

— Чтобы я свободно мог терроризировать город? — спрашивает он с весельем в голосе. — Ты играешь со мной, надеясь, что я выведу тебя с поля, но ты же понимаешь, что будет, если ты меня отпустишь.

«Черт».

Он меня раскусил, но не совсем.

Я хотела просто уговаривать его, пока он не отпустил меня, но, узнав его историю, решила помочь. Освободить. Аттикус не заслуживает этого наказания. И я надеюсь, что он не выместит свою многолетнюю ярость на жителей Колд-Спрингз, но уверена, что вечное противостояние утомило и его.

За и против его освобождения, ведут борьбу в моей голове. Мое решение может погубить мою семью и жителей городка, но в том же время, я все еще жива. Это решение трудное, и мой пульс учащается, пока я взвешиваю все возможные последствия, прежде чем начать говорить.

— Ты прав, — соглашаюсь я, надеясь, что он ответит честностью на мою открытость. Если я освобожу его, а Аттикус действительно отправится карать город, то мы найдем способ его остановить. А сейчас самое главное выбраться отсюда. — Я хочу, чтобы ты помог мне найти путь с поля. Сколько времени пройдет, прежде чем кто-то решит освободить тебя? Думаю, что ты нуждаешься во мне, также как и я в тебе.

Я стараюсь не паниковать, но мой голос дрожит. Мысль о том, чтобы подойти к нему, одновременно и заманчивая, и пугающая. То, как он пристально смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя слабой и уязвимой. Мужчина ли он в полном смысле этого слова? Он так много лет был одинок. А что, если у него на уме нечто большее?

Между моими бедрами становится жарко, а щеки начинают гореть. Неужели я сексуализирую пугало?

«Что, черт возьми, со мной не так?»

— Я не думаю, что ты монстр, каким все тебя считают, поэтому надеюсь, что ты не причинишь вреда невинным людям, — продолжаю я, пытаясь избавиться от похотливых мыслей, затуманивающих мой разум. «Блин, мне нужно потрахаться». — Я перережу эти веревки, если ты поможешь мне выбраться отсюда. Что скажешь?

Еще одна долгая пауза заставляет меня покрыться мурашками от ожидания. Я не могу поверить, что сижу здесь и торгуюсь с пугалом, обещая его освободить. Но нет смысла резать лозы, стягивающие мои лодыжки, я знаю, что он наколдует больше, прежде чем я успею убежать.

Я полностью в его власти.

— Мы заключим эту сделку, — соглашается, наконец, Аттикус. — Ты освободишься меня, а я выведу тебя с поля.

Лозы, сковывающие меня, отступают, и я неуклюже поднимаюсь на ноги. Тело все еще болит, но страх я чувствую яснее, чем боль. Он пронизывает меня до костей. Глубоко вздохнув, я медленно подхожу к Аттикусу, и мои инстинкты восстают против с каждым шагом.

Любой другой, несомненно, развернулся бы и убежал, но вот я здесь, приближаюсь к монстру. «Возможно, это признак того, что мне нужна помощь психиатра».

Я останавливаюсь в нескольких футах от него, всматриваясь в детали его фигуры. Без шляпы я сомневаюсь, что он был бы выше шести футов ростом. Его глаза почти на уровне моих глаз. Сквозь разрывы на его рубашке я вижу нечто большее, чем сено — серую плоть, и замечаю человеческие пальцы, замаскированные среди соломы, торчащие из его рукавов. Его теплые, темно-карие глаза смотрят на меня с интересом.

— Ты очень доверчива, — замечает он, когда я достаю нож из заднего кармана. Быстрым движением я открываю его и приступаю к работе, разрезая веревку вокруг одного из его запястий. — Я могу убить тебя, как только ты освободишь меня.

Я режу осторожно, чтобы не поранить его, и через секунду веревка падает на землю.

— Да, это так, — признаю я, переходя к веревке у локтя. — Но у тебя уже был шанс это сделать, и ты не стал.