- Не надо, тетя, - ласково сказал ей Юрий.

- Не буду, не буду, Юронька, - попыталась улыбнуться она. - А про отца тебе другие лучше меня расскажут. Погостишь вот у меня, и мы с тобой в город съездим. На могилу к нему сходим, в автоколонну, где он работал заглянем. Там его многие помнят.

- А вы часто там бываете?

- Редкий год не удается вырваться. Председатель у нас человек душевный, горю чужому сочувствует. Сознаюсь тебе, Юронька, я ведь и к вам в город наезжала. Два раза. Видела тебя издалека возле школы…

- Вы были в Ишиме? И не зашли к нам? Как же вы могли, Таисья Архиповна?

- Мне и незачем было заходить. Видела: ты жив, здоров, ухожен.

- И мама знала, что вы приезжали?

- Откуда ей было знать? Писем мы друг дружке не писали… Однако ранние гости к нам жалуют, - глянула она в окно. - Анютка шествует.

- Утро доброе, подруженька! - распевно сказала Анна Кондратьевна, входя в горницу. - Доброе утро и тебе, племянничек! Я вот тут медку майского свеженького прихватила тебя попотчевать. В городе небось такого не лизнешь,

- Спасибо, только я не сладкоежка, - усмехнулся Юрий.

- Мед-то не для баловства, а для здоровья. Это только конфеты зубы портят, а медок пчелиный их наоборот укрепляет. Я каждый день ем, а глянь - все до единого -целы, - провела она пальцем по крепким белым зубам,.

- Муж ее, Андрей, лучший пасечник во всей округе, - вмешалась в разговор тетка. - Ульи свои в Москву па выставку возил.

- Что верно, то верно, специалист он знатный, - горделиво произнесла Анна Кондратьевна.

- Ну что ж, будем пить чаек с медом, - сказала тетка, - новый самовар поставим. Быстрый, электрический, Юронькин подарок.

Вскоре обе неторопливо прихлебывали из блюдец дымящийся чай.

- Нет, все ж таки угольный чай вкуснее электрического, - приговаривала Анна Кондратьевна. - Духмянее он и забористей.

- Зато хлопот-то с ним полон рот, - возразила ей тетка. - Углей надо нажечь, поставить самовар, раздуть. А тут - вилку в розетку, чуток обождал и пей себе на здоровье.

Юрий с благодарностью поглядел на нее. У него было такое впечатление, словно он не вчера познакомился со своей родственницей, а знал ее всю жизнь.

- Спеть чегой-то захотелось, Тося,- сказала гостья.- Уж какие мы с. ней певуньи были в девках, - умильно прижмурясь, похвалилась Анна Кондратьевна. - Бывало, на одном конце деревни песню заведем, а на другом люди слушают. Тося вверх забирает, а я ее подголоском вширь веду:

- Да ну тебя, Анютка, - махнула на нее рукой тетка, - разве такие песни нынче в городе поют.

- А что толку в новых-то? Ни тебе душевности, ни мудрых слов. Ты вот до сей поры как со сцены запоешь, весь наш клуб дыхание затаит…

- Тоже мне нашла артистку 1

- А чем ты плоха? Будь моя воля, непременно дала бы тебе звание народной артистки за то, что более тридцати годков односельчан своих радуешь.

- Ой, перестань ты, Анютка!

- Ты небось грамотами своими перед племянником не похвалилась? Их полсундука у нее. И с районных смотров и с областного есть. Она у нас, почитай, всю жизнь на виду. В сельсовет ее который раз подряд выбираем…

- Мой отец тоже депутат… - начал было Юрий и осекся, встретившись взглядом с матросом на фотографии. Неловко закашлялся, поднеся ко рту ладонь.

- А ты не стесняйся его так называть, - пришла ему па выручку тетка, - он отцовское звание вполне заслужил. Я спрашивала, и люди мне говорили, что не всякий родной отец так к детям относится, как он к тебе. Хоть ии разу не видела я его, а уважаю.

- У Тоси ум цепкий, плохого человека не возвеличит.

- Ну хватит тебе меня подхваливать, Анютка. Тебе пора на работу собираться, а я хочу Юроньке Бартеньевку нашу показать. Вечор приходи чаи допивать.

- Спасибо, подруженька. Прощевайте пока, Юрий Егорович!

- Избу эту наш отец в тридцатом году построил,- оглянувшись, сказала тетка, когда они вышли за ворота. - На прежнем пепелище. Зимой среди ночи кулаки нас подожгли. Завалины соломой обложили, стены керосином полили. А засов входной двери зубом от бороны заклинили. Занялось все разом с четырех сторон. И не собрать бы наших косточек, если бы пе сила отцовская. Вышиб он двойную раму, нас с Егорушкой прямо в снег выкинул, маму за нами следом, а уж последним сам вы-брался. Волосы себе спалил, рубаха на нем затлела. До сей поры забыть не могу, как он на снегу катался, огонь па себе гасил. А добро наше все дотла сгорело, ложки од-пой на всех не осталось.

- Схватили поджигателей?

- Кто их видел? Руки-ноги не оставили. Подозревали братьев Веретенниковых, да попробуй докажи! Только после коллективизации вражье свое обличье, они выдали. А теперь поведу я тебя к самому святому нашему месту…

В центре села, на взлобке, посреди обнесенного железной оградкой скверика, белел четырехгранный обелиск.

- Раньше тут часовня была, а после войны поставили мы памятник всем сельчанам, которые жизнь свою за счастье народное отдали. В два столбца тридцать три фамилии. Левый столбец с деда твоего начинается…

«РУСАКОВ АРХИП САВЕЛЬЕВИЧ.

1899-1931 гг.»

прочитал Юрий сразу же под словами «ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ГЕРОЯМ». Ниже шли другие, незнакомые ему имена. Даты смерти сначала с семнадцатого по двадцатый год, затем с сорок первого по сорок пятый. Этих было больше всего. Невольно подумалось Юрию о том, что хотя за две тысячи верст от этих мест шла Великая Отечественная война, но и здесь оставила она скорбный свой след.

Он прошелся сверху вниз взглядом по второму столбцу и даже вздрогнул, прочитав последнюю фамилию:

«РУСАКОВ ЕГОР АРХИПОВИЧ.

1925-1952 гг.»

- Как же так? - спросил он у тетки. - Он ведь не на фронте погиб?

- Имя отца твоего занесли сюда по решению общего колхозного собрания. Во-первых, было у него два ордена солдатской Славы, а, во-вторых, погиб он, совершив трудовой подвиг. Я не буду тебе об этом говорить, вот поедем в город, там тебе отцовы друзья лучше меня расскажут. Потерпишь, Юронька?

- Хорошо, Таисья Архиповна.

- Тетей меня зови. Ладно?

- Да, тетя.

- А вот в этом доме помещается наше руководство, - кивнула она на двухэтажное каменное здание. - Председатель наш, Хлопов Сергей Данилович, они с Егорушкой в один день на войну уходили…

Взор Юрия невольно застыл на железной вывеске над парадным крыльцом:

ПРАВЛЕНИЕ

колхоза имени Архипа Русакова

«Вот каков ты, русаковский корень, - смятенно думал он, - сумею ли я стать достойным твоим продолжателем?»

- Так еще в тридцать втором году нашу сельхозартель назвали, - угадав его мысли, сказала. Таисья Архиповна. - После районные власти несколько раз пытались переименовать, только колхозники не согласились. Добрую память твой дед по себе оставил. И когда мы укрупнялись, четыре колхоза в один слились, общее собрание за наше название проголосовало… А там, напротив, школа наша. Давай заглянем?

- Давайте.

Школа была одноэтажной, но просторной. Уже в вестибюле запахло краской и свежей стружкой.

Ремонт идет, - сказала тетка, - каждый год подновляем. А построили пятнадцать годов назад. Мы-то с Егорушкой в старой школе учились. Размещалась она в доме, отобранном у богатеев Веретенниковых. В шести комнатах восемь групп занималось.

- А кто-нибудь из этих самых Веретенниковых в живых остался?

- Все сгинули. У Кузьмы Веретенникова трое сыновей было. Старший в колчаковню погиб, у белых служил. Двух младших за поджоги и убийства, к высшей мере приговорили. Сам же Кузьма где-то на высылке помер…

Они подошли к учительской комнате. Их встретила пожилая женщина в синем рабочем халате.