Едва мы вышли в парк, он стал мрачнее дождливого дня и сразу свернул с дорожек в послушно расступившиеся сугробы. Редкими крупными хлопьями падал снег, в отдалении скребли лопаты.

– В юности, – заговорил граф, – я состоял в свите Альрика – тогда наследного принца. Это наша фамильная привилегия и обязанность. А летом моему брату Карстену исполнилось семнадцать, и он вошел в свиту принца Гюн- тера.

Между нами установилась связь, и передо мной появился второй, призрачный Рауд Даниш. Он шел мне навстречу, но расстояние между нами не сокращалось. Губы призрака двигались в такт шагам настоящего Даниша:

– Это была идея Альрика. Окружить Гюнтера приличными молодыми людьми в надежде, что он бросит свои выходки. Кончилось тем, что Карстен вступился за барышню, которую Гюнтер пытался затащить в свою карету, вызвал его на дуэль и ранил в руку. Символическая царапина. Но он пролил королевскую кровь. При свидетелях. Дворянину за это полагается тюрьма. В дополнение Гюнтер потребовал наказать Карстена по старому вайнскому праву, то есть отрубить руку, которая нанесла урон члену правящей семьи. Мне очень дорого стоило вызволить его…

«Это стоило вам силы».

Граф не ответил. Повернулся и присел передо мной на корточки:

– Теперь ты знаешь, кому перешла дорогу. Прошу, оставайся рядом с принцессой, не отходи от нее ни на шаг. – Он глубоко вздохнул. – Ты хотела мне что-то сказать?

«Мы можем поговорить в снежном шаре?»

– Можем. Только мне надо где-нибудь сесть.

Он встал и огляделся.

«Если вам трудно, то не стоит!»

– Мне нетрудно. Там, за лиственницами, есть беседка.

Небольшое круглое сооружение больше походило на снежный дом гобров, чем на место летнего отдыха, даже вход замело – остался лишь крошечный провал впору кошке. Граф раздвинул снежный покров, как полы занавеса. Затем очистил себе скамейку и достал из кармана знакомый мешочек.

Миг – и мы оба оказались у расписной избушки.

Я вздохнула полной грудью, провела руками по волосам, с наслаждением ощущая каждую частицу своего человеческого тела. Граф наблюдал за мной, и мрачная мина на его лице сменилась улыбкой.

– Не смейтесь, ваше сиятельство!

Но мне и самой против воли стало смешно.

– Надоело быть кошкой, – объяснила ему. – На меня уже коты засматриваются.

– Ты очень красивая кошка, – Даниш скользнул по мне взглядом.

Мужчины часто так делают, и я знаю особый блеск, которым загораются в этот момент их глаза.

В глазах Даниша прыгали солнечные зайчики. Добродушное веселье – ничего больше.

И правда, не дело графу проявлять интерес к «крестьянке».

– Никогда не встречал оборотней, которые становились бы снежными кошками, – добавил он.

– Я не снежная, не белая и не пушистая. Я была чернее сажи, и дома меня звали Ночкой.

Признаться, я скучала по своей родной шубке, и во дворце она была бы сподручнее.

– Чернее сажи? – удивился граф. – Покажи.

– Как? – растерялась я, почти ожидая, что он, как Кавалер, потребует: «Чувствуй в меня!»

Но граф сказал:

– Богиня поделилась с тобой частицей дара, а я поделюсь силой. Позволишь?

Он взял мою ладонь, и я ощутила тепло и твердость его рук так, словно мы оба были здесь во плоти. Щекам стало горячо.

– Представь, что видишь себя во сне. Попробуй. Здесь, в ловушке, это легко даже необученному человеку. Нужно лишь дать волю воображению.

Граф стоял сбоку, совсем близко, направляя мою руку – в пальцах струилось тепло, а кончики, наоборот, покалывало морозными иглами. Я не знала, что делать, и просто вспомнила свое отражение в зеркале – гибкий черный силуэт с атласно блестящей шерсткой. Потом представила, как бегу от домика с расписными ставнями к елкам в белых шалях…

И это случилось! Из снега слепилась кошка и потрусила по свежей пороше, на ходу окрасившись в темный цвет.

В душе вспыхнул детский восторг…

– Тоже очень красивая, – вежливо заметил граф.

– Но не такая, как на самом деле!

Теперь я увидела свое творение его глазами: комковатое тело, скорее коричнево-серое, чем черное – уродец, да и только. И почему-то ощутила жгучую обиду. Я хотела показать ему другую Карин. Хотела… понравиться? Глупость какая!

Я отняла руку, и кошка рассыпалась снежной пылью.

Что вообще на меня нашло?..

В сказочной ловушке все было как всегда. Стеклянная синева над головой, теплый снег под ногами, белые хлопья, тающие в воздухе. И я вроде них: вишу между небом и землей, между былью и небылью – то ли живу, то ли снюсь сама себе, а время между тем идет. Еще неделя-другая, и мое тело будет не вернуть.

– Ваше сиятельство, она здесь! – выпалила я. – Ведьма, которая меня околдовала. Помните?

И быстро пересказала Данишу подробности визита госпожи Хьяри к ее величеству.

– Зелья от мигрени, – он нахмурился. – Ты уверена, что это та самая колдунья?

Еще бы мне не быть уверенной!

Рауд Даниш ненадолго задумался.

– Я выясню о ней что смогу. А для тебя поручение остается прежним. Приглядывай за Камелией и принцем Фьюго. Герцога Клогг-Скраппа тоже из виду не выпускай. И постарайся ни во что не впутаться. На днях я зайду за тобой. Прогуляемся в город.

– Зачем? – спросила я.

– Ты же хотела встретиться с моим наставником.

Появление Белого Графа на заседании Королевского Собрания произвело действие разорвавшегося заряда с картечью. Альрику даже сделалось смешно – советники всех рангов, министры, посланцы наместников провинций всполошились, как кумушки:

– Граф, наконец-то!

– Что с вами? Вы здоровы?

– Вы сможете обуздать зиму?

– У вас такой летний вид, – обескураженно протянул бургомистр Альготы.

Он как раз жаловался, что людей для расчистки улиц по-прежнему не хватает, а в лавках опять перебои с хлебом – два состава с зерном и мукой застряли в снегах под Кибинском, санный обоз из Грельса заплутал близ Тихейского леса. Министр путей сообщения тут же поспешил обвинить магов зимы, не расчистивших дороги. Глава департамента магического обеспечения заявил, что его люди и так спят по четыре часа в сутки, доводя себя до истощения.

– Нельзя требовать от рядовых магов того, что под силу лишь владыке стихий! – с чувством закончил он.

Три десятка взглядов обратились к Рауду Данишу, занявшему свое место за длинным ореховым столом, и в каж- дом читался немой вопрос, в каждом теплилась на- дежда.

Никто не бросил графу открытого упрека. Все помнили, что случилось с его младшим братом, видели, как Даниш ходил за Альриком по пятам, как графиня, его мать, падала королю в ноги. Вскоре после этого она и юный Карстен исчезли из столицы. Затем отправился в свое имение канцлер Соллен, слишком настойчиво хлопотавший за Данишей. Каждый во дворце сделал свои выводы. От придворных шакалов ничего не скроешь…

«Хоть бы волосы покрасил!» – с раздражением подумал Альрик.

Пока собрание шумело, маркиз Гаус-Ванден, владыка недр, и герцог Флоссен, владыка речных вод, хранили каменное молчание. Но сейчас, в наступившей тишине, герцог вдруг повернулся к Данишу:

– Граф, что скажете? Умилосердится ныне зима?

Флоссен был одним из немногих, кто знал, что король принял дар Белого Графа. Он, Гаус-Ванден и еще десяток человек, но тех не было сейчас в зале заседаний. Болли не в счет.

«Что же ты провоцируешь его, мерзавец?» – разозлился Альрик.

Даниш клялся молчать, все осведомленные клялись. Однако слухи множились, будто крысы, разбегаясь по дворцу, и, как ему доносили, уже просочились в город. Может, Флоссен их и распускает?

– Как знать, – загадочно отозвался Даниш.

Несмотря на медные вихры и веснушки на носу, он был сама зима – строг, холоден. Не отводил глаз, не признавал за собой вины, тем самым возлагая ее на Альрика.

– Уверен, после Ночи Всех Богов многое изменится, – добавил он. – Так или иначе.