Однако на него дымные фигуры не обратили внимания, а вот преследователям они не понравились. С поверхности бурлящей жижи взметнулись тугие струи, отливаясь в волчью морду. Оскалившись и сверкая глазами, та прорычала:

— Прочь с дороги, кем бы вы ни были! Не стойте между хищником и его добычей!

Дымные облачка заколебались, но не исчезли, и тогда оскаленная башка Фенрира метнулась вперед. За ней тянулась покрытая чешуей шея, придавая голове сходство с драконьей. Еще мгновение — и волк должен был или перекусить, или проглотить «рыцаря». Но тот не растерялся, а, широко взмахнув мечом, поразил тварь прямо в нос.

— Гр-р-а-а! — ударил по ушам оглушительный рев, полный ужаса и боли.

Волчья морда смялась, как заготовка скульптуры из сырой глины, а потом вся гора из биомассы вздулась гигантским парусом и лопнула, разлетевшись на мелкие капли. Однако досталось не только зловредной жиже. Возникло ощущение, что по самой ткани пространства прокатилась волна. Неожиданно закачались, будто ленты ламинарии от морского течения, небоскребы, перекрутились, точно нити пряжи, улицы и мосты. Сами уступы, на которых зиждились, сбегая в туманную бездну, здания, начали сворачиваться в бараний рог. Нечто подобное можно увидеть, если швырнуть камнем в отражение на воде.

Впрочем, глазеть на эти чудеса не стоило: ударная волна налетела и на стену. Она швырнула Кугеля прямо в цилиндрическую трубу.

— А-ах, нет! Я у меня же все сгорит! — заверещал он, когда электромагнитное поле притянуло его к искрящимся стенкам, а потом закрутило по спирали.

Но контроль над телом был утрачен, да и куда тут еще скроешься? У выхода из цилиндра бушевал настоящий тайфун, и все в нем перемешалось, как в калейдоскопе. Стремительно набирая скорость, робот-шар понесся вдоль гладких стен углубления, ввинчиваясь все глубже. В ушах грохнуло — меньше чем за минуту он преодолел скорость звука.

«Это что-то вроде рельсотрона?» — мелькнула догадка.

Исполинская стена дрожала и стонала, воздух наполнился пылью, вокруг зацокотали мелкие осколки. А электрические силы, сорвав Кугеля с поверхности цилиндра, понесли его в воздухе по сложной траектории. Вычертив фигуру, сходную с морским узлом, робот-шар устремился по прямой точнехонько в центр тупика. Внезапно он понял, что чувствует человек, которого выкинули из самолета без парашюта, но все же захотелось покрасоваться напоследок.

— Понял, клыкастый?! — изо всех сил заорал робот-шар. — Я ушел и от деда с бабкой, и от зайца, уйду и от тебя! Никто меня не останови-и-и…

В следующий миг его с силой впечатало в бетон. Однако, что удивительно, прочный камень рассыпался в пыль, и разогнанный до невероятных скоростей робот-шар вбуравился в стену, уносясь неизвестно куда. Корпус Кугеля раскалился, точно его бросили в мартеновскую печь, система охлаждения не справлялась, потому ОС зависла и отключилась.

Однако в последний момент робот-шар даже не увидел, а почувствовал еще одного свидетеля этой сцены. Далеко справа на стене имелся темный провал. В нем Кугель заметил небритого и исхудавшего парня в изношенном комбинезоне. Он с испугом наблюдал за Фенриром, и его нельзя было назвать незнакомцем.

Было время, когда эти здания из стекла и бетона, располагавшиеся, наверно, в деловом центре какого-нибудь города, смотрелись красиво. Такие гордые монументы — символ достижений человеческого разума, которые вонзались в небеса, показывая им, кто хозяин мира. Тут бурлила жизнь и солнечные блики в полдень заливали гладкие стены золотым дождем, а по вечерам одевали их в царственный пурпур. Казалось, что так будет всегда, вырастут новые, еще более величественные здания и благоденствию не будет конца.

Но, увы, привычный мир пошел кувырком, реальность дала трещину, и непонятные силы забросили эти здания черт знает куда. Стекла вылетели и их осколки теперь сиротливо блестели среди буйно разросшейся травы. Стальные балки лопнули, изогнулись, их завязало узлами, и теперь они торчали из огромных брешей в стенах, увешанные гроздьями из кусков бетона. Пятна ржавчины медленно пожирали металл. И это были лишь самые незначительные повреждения! Одни здания переломились пополам, буквой «Л» уткнувшись в землю не только фундаментом, но и крышей. Другие покосились, так что не понятно было, почему они еще не рухнули. Ведь те груды камней, на которых уже зеленела трава — тоже остатки каких-то сооружений? Впрочем, несколько домов все же стояли ровно, но, испещренные сквозными дырами, походили на куски швейцарского сыра. Эти руины напоминали зубы черепа, годами валявшегося где-нибудь в овраге: обломанные, перемазанные грязью, поросшие мхом.

Не лучше выглядела и проезжая часть. Некогда идеально ровную дорогу будто некий великан пытался сложить гармошкой: асфальт сплошь изрезали глубокие трещины, огромные куски из него были выломаны и из-под них торчали покореженные куски труб. Казалось, это некие насекомоподобные существа воздели к небу лапки, сетуя на свою горькую судьбу. Однако небеса не слышали молитв, и день за днем солнце совершало по ним привычный круг и равнодушно ползли облака: так было во времена процветания, так стало и в эпоху упадка.

Хотя действительно ли тут существовал город, пусть и разрушенный ныне? Тут и там среди правильной, пусть и изуродованной катастрофой, сетки улиц вклинивалось нечто чужеродное. То островерхая скала, то пруд с болотистыми берегами, густо поросшими камышом, то кусок дремучего леса. Конечно, легко было вообразить, что это остатки парков, лишенные человеческой заботы.

Но нет, на топких берегах торчали корявые пни, облепленные тиной и вьющимися растениями, а лужи сплошь покрывал ковер цветущих лотосов. Участки леса представляли еще более колоритное зрелище. Могучие стволы, зеленые от мха и увитые лианами, стояли так плотно, что сквозь их кроны почти не пробивался дневной свет. Все это росло и развивалось десятки, если не сотни лет. А вот руины, возвышавшиеся рядом, люди покинули недавно: лишь первые, робкие стебельки пробивались через трещины на тротуарах и пытались взобраться на стены.

И было тут еще кое-что странное. Вряд ли человеку придет в голову такая прихоть: строить город на вершине столовой горы, которая высится над устланным одеялом тумана ущельем. Вдали виднелись еще скалы, и с одной из них в бездну низвергался водопад. Вид, конечно, неплох, но место для строительства было не самое подходящее. Складывалось ощущение, что злая сила, будто расшалившийся ребенок, нахватала по всему миру кусков различных ландшафтов, да свалила все это в кучу. Вот и соседствовали вместе город, тропический лес, болото с южными растениями и пруд из умеренной зоны. А среди всего этого змеилась лента железной дороги, которая, достигнув обрыва, как ни в чем ни бывало, спускалась по почти отвесной стене чтобы исчезнуть в тумане. Кстати, кто и как засунул между ее шпалами вагоны, смяв их, точно консервные банки?

Однако животным не было дела до таких загадок. Между ветвей деревьев перепархивали птицы, гудели над водой насекомые. Вот только сейчас огромная, не меньше фута в длину стрекоза схватила на лету крупную, с фалангу большого пальца, муху и, усевшись на тростник, принялась ее смачно грызть. Но расслабляться нельзя даже во время еды! Вдруг из зарослей шагнул аист, и стрекоза исчезла в его желтом клюве. Птица застыла, будто изваяние — наверно, в ожидании новой добычи. Жизнь продолжалась, и сильные пожирали слабых.

По густой траве возле берега прошла волна, зашелестели листья, и послышалось чуть слышное хлюпанье. Это произошло один раз, другой, третий, а потом раздался легкий плеск и звуки перебили приглушенные ругательства. Камыши за спиной аиста раздвинулись, и показалось узкое лицо, обрамленное жиденькой бородкой. Честно говоря, не очень верилось, что это лицо принадлежало живому человеку. Бледная кожа с множеством ссадин, пятна тины и грязи на лбу и висках, впалые щеки и исчерченные красными жилками глаза, неестественно заостренные черты. Наверно, это утопленник или призрак тех, кто жил и работал в окрестных домах?