Власков потёр глаза большим и указательным пальцами.

– Я по другому вопросу, Владимир Гаврилович. Воров-то я и так перед законом по мере возможности представлю. Я… – чиновник для поручений немного замялся.

– В чём дело, Николай Семенович?

– Слышал краем уха, что в Охтинской части два семейства ограбили и убили…

– Есть такое дело.

– Владимир Гаврилович, можно мне заняться этим делом? – и Власков посмотрел украдкой на Лунащука и Кунцевича.

Филиппов на несколько секунд задумался. Предложение Власкова, при всей своей неожиданности, было как нельзя кстати. Николай Семёнович знал многих персонажей по ту сторону закона. Его участие в дознании могло принести определённый результат.

– А ведь… – Владимир Гаврилович умолк, выдерживая театральную паузу, – в ваших словах, Николай Семёныч, есть определённый резон. Вы, насколько я знаю, имеете чуть ли не в каждом околотке секретного сотрудника? – это прозвучало то ли вопросом, то ли утверждением.

Власков застенчиво потупился и с напускной скромностью сказал:

– Ну, не во всех, но имею во многих.

– Вот то, что нам надо. Стало быть, и в Охтинской части есть свои люди? – Филиппов подмигнул чиновнику для поручений.

– И там.

– Вот вам и карты в руки, Николай Семёныч. Поднимите тайных агентов и разузнайте, появлялись ли в краях Охтинской части три незнакомых господина, которые поселились от месяца до недели тому и так же внезапно, в один день, собрались и уехали. Хотя… – Филиппов помедлил, – их могло быть и больше.

– А если двое? Или, допустим, приехали по одному? Возможно, знали, что придётся руки обагрить кровью.

– Но вы всё-таки разузнайте.

– Только в Охтинской?

– К сожалению, нет. Преступники могли жить в любом околотке, даже на противоположной стороне города. Хотя вряд ли, – Филиппов потеребил ус, – им надо было быть рядом, ведь ночью с другого конца города пришлось бы брать экипаж, да и подозрение бы вызвали…

– Может быть, у них был свой?

– Нет, – категорично ответил Владимир Гаврилович, – тогда соседи наверняка заприметили бы.

– Значит, их трое? – Власков потёр ладонь об ладонь.

– Предположительно, трое.

– Почему «предположительно»?

– Найдено присутствие трёх разных людей на одном из мест преступления.

– Мне сказали, что в двух домах совершены убийства.

– Правильно сказали, но только в одном следы оставили трое преступников, а во втором месте следов не нашлось. И меня смущает не то, что их трое, а кто явился наводчиком.

– Может, кто-то из приезжих знал хозяина?

– Знать это мы не можем, – Филиппов откинулся на спинку стула, – Искать начнём со знакомых, родственников. Непонятно, почему в одном случае – множество следов и дикая жестокость, а во втором убийцы пощадили семью. И ко всему прочему, до торжеств осталось всего ничего, а перед нами такое варварство, что уму непостижимо, как может так поступить горожанин, живущий в двадцатом веке.

Власков не перебивал начальника, а молча, слушал, играя желваками. Сидел и размышлял, кого из своих секретных агентов привлечь к делу в первую очередь.

– Я могу идти? – чиновник для поручений поднялся со стула.

– Да, Николай Семёнович, можете, но имейте в виду, – Филиппов улыбнулся, – что текущая работа не откладывается в долгий ящик.

– Я понимаю, – с этими словами Власков простился и вышел, тихо притворив за собою тяжёлую дубовую дверь с вытертой до блеска медной ручкой.

Владимир Гаврилович и сам только сейчас почувствовал, как устал за прошедшие два дня. Хотелось прийти домой, скинуть опостылевший костюм, развязать галстук. Надеть тёплый халат, пусть не новый, слегка поношенный, но так в нём уютно… Налить в фужер красного крымского вина (другие почему-то Филиппову не нравились). И забыть обо всём.

Хотелось ещё, чтобы дети не мешали вечернему покою.

В десятом часу пристав Васильев не выдержал и телефонировал начальнику сыскной полиции.

– Доброе утро, Владимир Гаврилович! – приветствовал в исходящую электрическими щелчками трубку телефонного аппарата Дмитрий Дмитриевич.

– Доброе, – послышалось в ответ.

– Не буду разводить всяческие антимонии и политесы, а сразу перейду к делу, ведь в нашем положении самое главное – время, – Филиппов терпеливо слушал. – Не знаю, помогут ли в дознании мои сведения, но в наших краях проживали с неделю три господина, фамилии их я пришлю с посыльным. Так вот, они недели две назад приехали в столицу. Отправили паспортные книжки на прописку…

– Паспортные книжки, которые выдаются на пять лет? – уточняя, перебил Васильева начальник сыскной полиции.

– Только у одного паспортная книжка, а у других паспорта на год.

Невзирая на уверения властей, Устав 1894 года полностью сохранял сословный характер в отношении не только выдачи, но и сроков действия паспортов. Люди, как и в старые времена, делились по имущественному признаку и принадлежности к той или иной прослойке. Для дворян, чиновников, отставных офицеров, купцов разных гильдий, потомственных и почетных граждан существовали бессрочные паспорта, выдаваемые по конкретному случаю, в том числе для поездки за границу. Такой документ фактически сохранялся на всю жизнь. Для крестьян, ремесленников и мещан устанавливались срочные паспорта, которые делились на паспортные книжки, выдаваемые на 5 лет, и одногодичные паспорта. Книжки выдавались тем, кого рекомендовали цех, артель или община как крепкого хозяина и исправного плательщика податей. Одногодичный паспорт предназначался для тех, кто не был на столь хорошем счету у полиции и крестьянского общества. Работникам на земле и рабочим выдавались виды и на более малый срок – на 3 и 6 месяцев, что усиливало их зависимость и заставляло часто наведываться в полицию для возобновления видов.

– Я проверю, но скажите, чем привлекли вас эти трое?

– Приехали до убийств и исчезли прочь за несколько дней до печальных событий. Мне показалось это обстоятельство довольно странным.

– Благодарю, Дмитрий Дмитрич, за сведения. Как только прояснится ситуация с этой троицей, сразу же вас извещу.

Посыльный прибыл через четверть часа после разговора с приставом. Щёлкнув каблуками, протянул записку начальнику сыскной полиции. Владимир Гаврилович раскрыл сложенную бумагу и прочитал имена и фамилии, которые ни о чём ему не говорили и не навевали никаких воспоминаний.

Вначале заинтересовался, а потом в недоумении пожал плечами. Пристав сам мог прислать не только написанные незнакомые фамилии, но и некоторые сведения о незнакомцах – ведь в распоряжении Васильева находились прикрепительные талоны, а в них много чего сказано. Ведь закон от 1894 года гласит:

«В столице особенному наблюдению полиции поручается исправное содержание книг о прибывающих и выбывающих как в домах, так и в Участковых управлениях, с подтверждением им строжайше, чтобы поверка сих книг и донесения о замеченных неверностях в оных, а равно о числе прибывающих в дома и выбывающих из оных, делаемы были непременно и в надлежащее время».

А это значит, что в Выборгской части хранится книга, в которую занесено:

«По сей форме, записав в книгу звание, имя и фамилию прибывшаго, или выбывшаго, с показанием, откуда он прибыл, или куда отправился, домоправитель немедленно и непременно в течение двадцати четырех часов обязывается дать знать о том в участке, предъявив в оный книгу, на которой подлежащий полицейский чиновник должен тогда своеручно отметить, что о прибывшем или выбывшем в Участковом управлении было объявлено, а виды прибывших, по записке в книгу, обязан возвратить по принадлежности непременно в тот же день, в который оные будут предъявлены в Управлении».

Господин Васильев, видимо, сей факт запамятовал или хотел что-то скрыть… О чём-то противоправном думать не хотелось. Закон ведь прямо указывает:

«При прописке видов на жительство в городе Санкт-Петербурге и его пригородах составляются адресные листки в двух экземплярах, из коих один передаётся Участковым управлением в Адресный стол, а другой остается в Участковом управлении».