– Отчего же? Помню. Брошь с красным большим камнем… – начала перечислять кухарка.

– Благодарю, – сказал Владимир Гаврилович, – позже придёт чиновник для поручений и всё запишет.

Поднявшись на второй этаж, Филиппов не застал ни судебного следователя, ни пристава, ни исполняющего должность прокурора – они спустились в трактир, чтобы угоститься горячим чаем. Но, будучи на первом этаже, Владимир Гаврилович не видел, чтобы государственные мужи находились в просторной зале заведения.

– Чем порадует медицина? – спросил начальник сыскной полиции у старшего врача врачебно-полицейского управления Петра Назаровича Стеценко.

Статский советник достал из кармана бархотку, снял очки и начал протирать стёкла.

– Обрадовать, говорите, – в тон Филиппову произнёс врач. – Я не понимаю, как это возможно. Комната не очень большая, – он указал рукой, – кровать, диван, шкаф и сундук.

– Вижу. И что?

– Диван стоит ближе к выходу, у самой двери. На нём спала женщина, мужчина – у окна на кровати. Так вот, женщина была убита первой…

– Вы хотите сказать, что убийца перелез через хозяина, занялся его женой, а потом…

– Ну, выводы делать вам. Но посудите сами: женщине нанесены две колотые раны. Я не готов с уверенностью сказать, каким оружием убиты ваши горожане. Но… скорее всего, топором или чем-то похожим. Лезвие широкое и острое.

– Неужели вы смогли установить точное время убийства?

– Нет, обычная логика. Первый удар, нанесенный хозяйке, стал смертельным. Лицо у нее совершенно спокойное. А вот мужчина… Моисей Андреевич лежит на постели. Голова его глубоко вдавлена в подушку. Причём лицо так обезображено и окровавлено, что представляет собой бесформенную массу. На голове две глубокие раны. Всё лицо и грудь были в крови. Кровь даже просочилась сквозь подушку, тюфяк и скопилась под кроватью на полу в виде значительной лужи. Положение тела неспокойное, будто хозяин старался перед смертью встать. Одна нога спущена с кровати. Поэтому я и делаю такой вывод.

– Но тогда, – Филиппов указал на окно, находящееся над кроватью хозяина, – преступник должен был открыть окно, перелезть через мужчину, убить хозяйку и только потом вернуться к Моисею Андреевичу.

– Простите, Владимир Гаврилович, дознание по вашей части. Я же только указываю, как были умерщвлены хозяева. – Стеценко пожал плечами, потом добавил: – Но мне кажется, что я прав.

– Пётр Назарович, я не оспариваю ваших знаний. Просто в связи с вашими же словами возникло некоторое… – Филиппов умолк.

– Так что возникло? – спросил нетерпеливо врач.

– Нет, это я так… – Владимир Гаврилович, прищурившись, смотрел в стену. – Одна безделица… Так вы говорите, женщина умерла от первого удара, а мужчина…

– В том-то и дело, что он мог позвать помощи или застонать от боли.

– А за стенкой, – начальник сыскной полиции жестом указал на тонкую перегородку, не достающую даже до потолка, – никто ничего не слышал. – Филиппов на миг застыл, потом, словно очнувшись ото сна, произнёс: – Странно.

– Что вы сказали?

– Это я так, о своём.

– Я полагаю, тела можно везти на вскрытие? – в голосе врача слышался то ли вопрос, то ли утверждение.

– Да-да, – ответил Филиппов, – сейчас распоряжусь.

Владимир Гаврилович прошёл коридором и остановился на пороге комнаты, разделённой не доходящей до потолка перегородкой на две неравные части. В большей стояла кровать, на которой навечно упокоился Моисей Андреевич. В луже крови мокло одеяло, небрежно откинутое в сторону и свисавшее чужеродным предметом с ложа смерти. Дверцы шкафа и комода, сиротливо притулившихся у перегородки, были закрыты. Только открытой тёмной пастью беззубо улыбался у противоположной стены сундук; рядом с которым валялись в беспорядке какие-то вещи. Ближе всего стоял диван с телом хозяйки.

Начальник сыскной полиции прошёлся по комнате, остановился у одного из окон. Крыша пристройки находилась на аршин ниже, так что преступник мог без особого труда пробраться в комнату убитых.

Владимир Гаврилович вопросительно посмотрел на Кунцевича, чиновника для поручений. Тот понял невысказанный вопрос и покачал головой.

– Нет, мы тоже так думали, но пока никаких следов не обнаружено.

– Неужели убийца проник в дом другим способом?

– Владимир Гаврилович, затрудняюсь сказать. Всё, конечно, указывает на то, что убийцы, – Мечислав Николаевич выделил последнее слово, – проникли в дом через открытое кухонное окно первого этажа, но…

– Есть сомнения?

– Определённые есть.

– И какие?

– Разрешите их высказать позже? Хочу кое-что уточнить.

– Хорошо. Орудие убийства не обнаружили?

Кунцевич отрицательно покачал головой.

Филиппов спустился на первый этаж и поинтересовался у пристава, отправлял ли тот полицейских для опроса соседей: может быть, кто-то видел что-либо подозрительное или незнакомых людей.

– Только собирался. – Дмитрий Дмитриевич отвернулся.

– Не сочтите за труд распорядиться. – Владимир Гаврилович скорее догадывался об отношении к нему пристава, нежели знал точно. Поэтому улыбнулся сквозь густые усы и подсластил просьбу: – Ваши люди хорошо знают соседей и сумеют их разговорить.

– А ваши не смогут?

– Смогут, но вашим это будет сделать сподручнее. Повторюсь: ваши люди лучше знают околоток, в котором несут службу.

Орудие убийства так и не нашли. Обыскали прилегающие к дому хозяйственные пристройки и сарай. Даже в дровянике не оказалось топора. Зять убитого и работники трактира утверждали, что несколько дней назад видели его висящим на стене, когда брали поленья на растопку кухонной печи. А теперь как корова языком слизала. Создавалось впечатление, что убийца или убийцы забрали его с собой. Но с какой целью? Понятно, что могли бы унести более ценные вещи. Но топор? Это казалось довольно странным.

Более никаких следов обнаружено не было.

Два трупа, застывшая кровь, вскрытый сундук – и больше ничего.

Вечером в кабинете Филиппова подводили итоги первого дня дознания.

Владимир Гаврилович сидел за столом, спиною ощущая деревянную спинку неудобного стула. Казалось, кол вставили в позвоночник. Напротив, по другую сторону стола, занимали такие же стулья чиновники для поручений – Кунцевич и Лунащук.

– Итак, господа, что мы имеем?

Первым начал, как старший по возрасту, Мечислав Николаевич. Но прежде чем начать говорить, он поднялся и положил на стол лист бумаги.

– Я здесь изобразил залу, в которой произошло убийство. Это окна, – указал он кончиком карандаша, – здесь перегородка, отделяющая угол, где проживает прислуга. Здесь кровать, диван, сундук. (Начальник сыскной полиции и второй чиновник для поручений внимательно слушали Кунцевича.) Дверь в залу закрывается изнутри на крючок, одно из окон было открыто…

– Не убийцами ли? – перебил Филиппов.

– Нет, – покачал головой Мечислав Николаевич, – сейчас стоят на удивление тёплые душные ночи, поэтому окна могли быть открыты хозяевами, да это и племянница кухарки подтверждает.

– А сама кухарка?

– Та говорит, что не припоминает, хотя при разговоре добавила, что спать было душно.

– Значит, слова племянницы против тётиных. А вы склоняетесь к какому мнению?

– Большее доверие имею к кухарке. Я проверил крышу, там не нашёл ни следа, ни царапин, свидетельствующих о том, что кто-то влез в комнату через окно. Зато следов в избытке на кухне и на лестнице.

– Кто-то имел желание пустить нас по ложному следу? – подхватил мысль чиновника для поручений Филиппов.

– Именно так. Теперь второй аспект дела. Вскрыт сундук, взяты деньги и драгоценности, хранимые там, – продолжил Мечислав Николаевич, – а ценные вещи в шкафу не тронуты.

– Вы хотите сказать, что убийца знал, где искать?

– Да, – кивнул в знак согласия Кунцевич.