– Пошёл ты, – Лиза выдала ему оплеуху. Не сильную, но однозначную.

Ни один мускул на лице Марка не дрогнул. Щетинистая щека ещё горела алым румянцем, когда короткий писк разъединения браслетов прервал их молчание. Низкий безжизненный голос выдавил:

– Твой выбор.

Он подошёл к двери, открыл её и вышел, бросив на прощание:

– Увидимся в Джайкате.

Возле дома Лизу ожидали двое патрульных. Облачённые в белоснежную униформу и огромные скрывающие лица шлемы, они получили в народе нелестное прозвище – головастики.

Один из патрульных, высокий и худой, при виде Лизы крепко обхватил одной рукой электрокнут, висевший у него на поясе. Второй – коренастый и значительно уступающий в росте первому, обернулся. Луч восходящего солнца блеснул на позолоченных погонах, привлекая внимание к его званию, очевидно старшему в их паре. Механическим голосом он обратился к Лизе:

– Елизавета Попова, прошу сдать телефон и пройти с нами.

Лиза сглотнула и крепко сжала одной рукой маленькую сумочку, перекинутую через плечо. Перебегая взглядом от одного патрульного к другому, она выдавила из себя:

– У меня есть пять минут?

– Не положено, – безэмоционально ответил старший патрульный.

– Я должна предупредить маму, – страх одновременно сковал движения и развязал язык. – Хотя бы ей позвонить.

– Никаких звонков! – рявкнул младший патрульный и угрожающе выставил электрокнут.

Лиза прикусила губу. В рот брызнула тонкая струя крови. Не поворачивая головы, старший патрульный плавным движением руки велел напарнику убрать оружие и повторил:

– Пройдёмте.

Лиза умоляюще посмотрела в тёмное и холодное стекло шлема:

– Хотя бы оставить сообщение? У неё никого нет, кроме меня.

Высокий патрульный недовольно засопел, но коренастый неожиданно согласился:

– Пускай пишет, – он мотнул головой в сторону Лизы. – Только быстро.

Лиза поблагодарила патрульного и, отыскав в сумочке телефон, принялась печатать сообщение. Мысли в голове налетели растревоженным ульем пчёл. Времени рассказать подробности не было. Детали – заставят нервничать. Нужно, чтобы мама подумала, что Лиза ушла сама. Сжав покрепче гладкую поверхность экрана вспотевшими пальцами, она напечатала сообщение и нажала кнопку «Отправить». Со свистом строчка исчезла из окна печати и появилась в чате. В неуместно жизнерадостном зелёном облаке мигало: «Мама, прости».

Лиза заблокировала телефон и отдала старшему патрульному. Он едва кивнул ей:

– Пойдём, тебя ожидает судья.

Патрульные посадили Лизу в чистый белый фургон с мягкими широкими сидениями по периметру. Одну из стен фургона заменяло тонированное панорамное окно, возле которого Лиза и предпочла разместиться. В салоне стояла приятная прохлада, и пахло чем-то сладким. Даже не верилось, что с таким комфортом они направляются прямиком в Джайкат.

Цепляясь взглядом за мелькавшие в окне пейзажи, Лиза вспоминала, что мама рассказывала ей про Джайкат. Это небольшой район на юге, в центре которого располагалось здание Городского суда. Мужчины могли свободно передвигаться по Джайкату в любое время. Женщины же оказывались в нём только в фургонах патруля, а покидали большей частью в направлении Ферра. Но об этом Лиза думать отказывалась. Она потёрла запястье, на котором ещё пару часов назад горел неоновый браслет. В детстве она не раз видела, как перед выходом из дома отец надевал на руку матери такой же. Это было ещё до того, как он заболел. Лиза каждый раз с любопытством расспрашивала отца об этом, но он всегда поступал одинаково: приспускал на носу круглые очки, упирался взглядом в растерянную Лизу и безразлично выдавал: «Подрастёшь – узнаешь». Разочарованная ответом, Лиза начинала придумывать свои версии. Он воображала, что браслет – это признание папы в вечной любви маме, о котором все должны знать. Глубоко вздыхая, она мечтала, что когда-нибудь кто-то будет так же сильно её любить и надевать на запястье неоновый браслет. Позднее Лиза узнала, что ношение браслета – правительственное требование. Всем гражданам старше десяти лет запрещается покидать свои дома без этих атрибутов. Мужчинам браслеты выдавались по праву рождения. Женщинам – после тридцати пяти лет. Девочкам старше десяти лет браслет не полагался. Покинуть дом они могли только в сопровождении мужчины, который их «окольцевал»: выдал временный браслет-разрешение.

Пытаясь успокоить волнение воспоминаниями, Лиза не заметила, как они прибыли на место. Фургон постепенно стал сбавлять скорость, приближаясь к огромной мощёной площади. В центре на изумрудном пьедестале возвышалась мраморная статуя: грозная атлетичная фигура мужчины словно застыла за секунду до того, как спрыгнуть с возвышения. Из-под широкого напряжённого лба «смотрели» большие глаза, не упускавшие ничего из виду. В поднятой правой руке победоносно сжат электрокнут. Левая рука, украшенная изумрудным браслетом, держит книгу, на обложке которой высечены слова: «Новый закон существования женщин».

Фургон проехал мимо статуи и остановился перед входом в суд. Нервно перебирая пальцами, Лиза задержала дыхание. Может быть, это всё – сон? Может быть, вот сейчас она проснётся, вынырнет из мучительной дремоты? Может быть, ей приснится, что она умирает? Если умереть во сне, то наяву ты проснёшься или тоже умрёшь?

Дверь фургона распахнулась, и ослепляющий солнечный свет впрыгнул в салон. Следом прозвучал приказ:

– На выход.

Лиза на секунду замешкалась: не сбежать ли ей прямо сейчас? Она могла бы обхитрить патруль и броситься наутёк. В школе она неплохо бегала на занятиях по физкультуре…

– На выход, – угрожающе повторил чей-то голос.

Лиза вышла из фургона и упёрлась носом в электрокнут. Повернув голову сначала направо, затем налево, она насчитала шестерых патрульных, каждый из которых направил оружие на неё. Идея побега отпала сама собой. Инстинктивно подняв руки вверх, Лиза покорно последовала за патрулём в здание суда.

«Чувствую себя не обвиняемой, а уже приговорённой», – подумала Лиза.

Внутри суда царили темнота и прохлада. Небольшое фойе на входе разделялось на шесть узких низко сводчатых коридоров. Под потолком каждого из них, убегая вглубь, светилась тонкая красная лента. Некоторое время патрульные стояли, будто ожидая, когда их позовут. Затем один из них скомандовал: «Сюда», и все двинулись в крайний левый коридор, лента которого загорелась зелёным светом.

Поначалу Лиза пыталась запомнить дорогу: «Налево, затем направо, снова направо, налево…». Развилок становилось всё больше, и на каждой из них конвой ожидал, когда здание или тот, кто им управляет, «выберет» для них дорогу. Наконец они остановились возле ничем не примечательной чёрной металлической двери, над которой зелёная лента обрывалась. Раздался звуковой сигнал, и дверь открылась. Один из патрульных толкнул Лизу внутрь. Небольшое помещение занимал только металлический подиум, на который Лизе приказали встать. Как только она встала на указанное место, дверь с шумом закрылась, и комната наполнилась назойливым тихим гудением. Лиза прислушалась. Она никак не могла понять, что является источником навязчивого звука. Гудение исходило со всех сторон одновременно. Она попыталась сойти с подиума, но ноги приклеились к полу, не давая сделать ни шага.

«Наверное, подиум создаёт какое-то поле, чтобы я не смогла с него сойти. И звук, вероятно, тоже от него», – догадалась Лиза.

Начались долгие минуты ожидания. Спустя некоторое время над головой Лизы раздался сначала треск, затем чей-то кашель, и грозный мужской голос спросил:

– Елизавета Попова?

Глядя в потолок, Лиза ответила:

– Да, это я.