Ветра не чувствовалось, хотя все небо теперь затянуло высокой перистой облачностью. Тишина и явственное ощущение резкого падения атмосферного давления дополнялись тревогой от мрачных блуждающих огней в небе над водой, вызывающих чувство ожидания. Свободные от вахты моряки бесцельно слонялись по палубам. Те, кто находил какую работу, были довольны. Тревогу чувствовали даже морские птицы. Стая буревестников, много дней державшихся курса корабля, теперь начала набирать высоту. Птицы еще парили над судном, а затем улетали в клубах облаков, устремляясь в открытое море.
Кадет Гардин, остановившись перед барометром на мостике, смотрел на него как зачарованный. Стрелка медленно, но неотвратимо отклонялась влево. Накануне в полдень она показывала 30,8 дюйма, сейчас стояла на 30,3 — падение за сутки составило полдюйма.
Какие бы чувства ни овладели Лаусоном, он их не показывал. Понимая, что его постоянное присутствие на мостике послужит только усилению напряженности, которая и так явно нарастала, он вернулся в каюту после 15.00, чтобы вздремнуть, но не уснул, а, сидя в кресле с открытой книгой на коленях, снова и снова прокручивал в уме скудную информацию о приближающемся циклоне. Каждую секунду он ждал стука в дверь каюты и спарки, который бы явился с радостной новостью, что рация снова заработала. Но в дверь никто не стучал.
В конце концов он поднес книгу к глазам и начал читать. Мозг воспринимал отдельные слова, даже фразы, но он чувствовал каждое движение корабля мгновенно и оценивал все, что с ним происходит.
Когда Лаусон в 16.30 вернулся на мостик, на вахте стоял Бейли. Барометр слегка опустился, но это было еще не страшно. На юге от горизонта вверх начинала расти громадная выпуклая дуга черных мрачных облаков. Лаусон узнал их с первого взгляда, и перед его мысленным взором сразу же возникла картина приближающихся испытаний.
— Штормовая полоса, видите, мистер Бейли? — сказал он.
Бейли кивнул:
— Да, сэр, я начал различать что-то похожее на «полосу» всего несколько минут назад и как раз собирался звонить вам.
Лаусон с четверть часа наблюдал за зловещей черной дугой, и даже за столь короткое время ему показалось, что она увеличилась, еще больше выгнулась и распространилась на восток и запад. Выше ее и по всему небосводу сгущались высокие облака, становясь все более темными. Легкий беспорядочный бриз, который, казалось, дул со всех сторон, уже сказывался на ходе корабля. Лаусон заметил — над морем исчезли чайки и прочие морские птицы.
Он зашел в штурманскую рубку и посмотрел на карандашные пометки, показывающие положение корабля и предполагаемую линию движения урагана.
— Бейли, — обратился капитан к помощнику, снова войдя в рулевую рубку, — мне не нравится, как все это выглядит. Мне казалось, что циклон должен был повернуть значительно восточнее. Мы сделаем то же самое. Измените курс на три румба вправо.
Когда нос «Лейчестера» стал поворачиваться, движение его изменилось. Внизу, в кочегарке и машинном отделении, моряки вопросительно переглянулись. Главный механик Джордж Родс повернулся к третьему механику и сказал ему на ухо:
— Мы повернули восточнее. Капитан думает, что мы слишком близко к урагану. Осмотрись, проверь, все ли в порядке. Скажи смазчикам, чтобы были наготове, — и следи за машиной. Не дай нам Бог какой аварии. Я схожу на мостик.
Когда Родс добрался до мостика, небо уже выглядело по-иному. Горизонт на юге посветлел, далекие облака стали казаться скалами. Бриз стал ветром, порывами несущимся сквозь такелажные снасти корабля с северо-востока.
Лаусон приветствовал главного механика слабой улыбкой.
— Чувствуете, Джордж, как посвежело? Похоже, нам здорово достанется в эту ночь. Как дела внизу?
Родс отвел взгляд от барометра.
— Неплохо. У нас были проблемы с подшипником во вспомогательном двигателе, но его уже поменяли. Вы думаете, эта штука собирается достать нас? — Он указал чубуком трубки на поднимающуюся полосу все еще далекого циклона.
— Возможно, мы окажемся восточнее самого пекла. Но нам все равно достанется. Стоит подумать об этом и задраить все люки, — посоветовал капитан.
Совет был лишним, и оба знали это. Родс плавал двадцать лет и знал свое дело. Во всяком случае, на мостике он не задержался. Когда назревала беда, он предпочитал быть там, где нужен его зоркий взгляд, обшаривал все закоулки его царства, сверкающего медью, начиненного нефтью и паром.
В камбузе кок потел над ужином. Кто-то из моряков сказал ему, что стоит поторопиться, и кок старался изо всех сил. Он не любил готовить во время сильной качки.
Боцман и второй помощник работали на палубе с двумя командами палубных матросов. Проверялся каждый узел. Первый помощник уже проверил крышки всех люков, взял фонарь и спустился вниз для последней проверки безобидно выглядящего балласта. Когда корабль поднимался и опускался, проходя по валам океанской зыби, от его движения могли ожить тоненькие струйки песка или чуть сместиться галька.
На ужин моряки «Лейчестера» не потратили много времени. Они дружно проглотили пищу и вернулись к своим делам. Что бы ни случилось этой ночью, они, как и их корабль, были готовы ко всему.
В 19.30 полоса урагана, изогнувшаяся к этому времени почти через всю южную часть небосклона, была перекрыта низкой облачностью, которая быстро двигалась с востока на запад. Барометр начал падать куда быстрее, чем ранее, и ветер поднялся до четырех баллов, задувая с востока-северо-востока. Гладкая поверхность моря покрылась волнами, которые быстро вырастали и шли поперек валов океанской зыби.
В 19.45 Лаусон отдал приказ рулевому изменить курс до 94 градусов — почти строго на восток. Корабль повернулся кормой к Нью-Йорку.
В радиорубке спарки с энергией отчаяния продолжал возиться со своей рацией. Хотя он и не знал в деталях, что происходит, но догадывался, что поломка радиостанции привела корабль в положение, чреватое большими неприятностями. Он полагал, что все это случилось по его вине, и уже в который раз перелистывал руководство по аварийному ремонту рации, стремясь найти хитрую поломку.
В 20.00 мир с ужасающей внезапностью потемнел. Тяжелое штормовое облако накатилось на «Лейчестер». Бледный свет неба померк. С облаком пришел и ветер, через четверть часа он достиг семи баллов. Волны уже давно переросли понятие о простой волне, набирая ужасающую скорость и энергию, они вздымались все резче и резче, обрастая белыми барашками на гребнях. Сквозь мрак впереди едва просматривались призрачные отражения света укрытых от шторма фонарей.
На мостике Лаусон разговаривал с первым помощником.
— Такие вот дела, Бейли. Полагаю, мы уже находимся в правом переднем квадрате — скоро войдем далеко в глубь его. Как дела с балластом?
— Лежит плотно, как камень, сэр.
— Держите ветер прямо в правый борт, — скомандовал Лаусон. — Нас будет сносить южнее и южнее с приближением урагана. Не насилуйте судно, но заставьте его двигаться как можно быстрее.
В 21.00 Бейли, который остался на мостике, несмотря на то что час назад его пришел сменить третий помощник, открыл вахтенный журнал и записал:
«Быстрое ухудшение погоды. Барометр показывает 30,1 и продолжает быстро падать. Ветер восток-юго-восток, силой от 9 до 10 баллов. Крутая встречная волна и тяжелая зыбь с юга. Сильный дождь снижает видимость до 300 ярдов. Судно испытывает бортовую и килевую качку и пропускает воду в носовой части. Скорость снизилась до 40 оборотов, делаем в лучшем случае около 5 узлов при курсе 44°. Корабль плохо слушается руля».
В 21.20 на мостике зазвонил телефон. Ответил Бейли.
— Это я, спарки. Сейчас я уже могу передавать сигналы, но по-прежнему ничего не могу принимать, кроме аварийных сигналов. Только поблизости нет никого, кто бы мог меня достать. Но я еще поработаю и…
Бейли прервал его.
— Хорошо, — коротко сказал он, — вряд ли мы услышим теперь что-нибудь полезное для нас. Но дай нам знать сразу же, как только что-нибудь примешь.
