Марк чуть ли не падает на кровать, а я тяну сначала одну штанину, затем вторую. Громко ахаю и закрываю ладонью рот, а Громов зло матерится.

Нога выглядит ужасно. Распухшая багрового цвета с синюшными прожилками.

— Это может быть перелом, — сипло говорю, показывая подбородком на ногу.

— Может, — мрачно соглашается он.

— Марк, нужен рентген.

— Где у тебя душ? — он намеренно меняет тему, и я со вздохом отвечаю.

— Подожди, надо придумать, как ты будешь мыться. У нас нет ванны, только душ, а ты не можешь стоять.

— Нужен металлический стул или табурет, — Громов не пытается шутить на предмет того, чтобы я его держала.

Правильно, мне и того что есть с головой.

Стул нахожу в кухне и тащу в ванную комнату. Иду за Марком, подставляю плечо и смотрю исключительно себе под ноги. Хватит того, что прямо перед моим носом обнаженный шикарный торс. Если я увижу его боксеры, боюсь представить, что со мной будет.

Громов падает на стул. С зажмуренными глазами подаю ему лейку от душа и собираюсь выйти, как тут моя рука попадает в мягкий, но крепкий захват.

— Куда ты собралась, Каро? Ты же обещала помочь…

— Да. Да, конечно… Да… — разворачиваюсь обратно. Приоткрываю глаза, тянусь за шампунем и только сейчас понимаю, что это женский шампунь. Для объема.

— Что-то не так? — интересуется Марк.

— У меня нет мужского шампуня, — говорю севшим голосом, — и геля для душа.

— Думаешь, это может быть проблемой? — серьезно спрашивает Громов, и я растерянно моргаю.

— Нн-нет. Не знаю…

— Что с тобой, Карина? — он снова берет меня за руку, и я отдергиваю ее, словно меня ужалили.

— Я в порядке, — говорю замогильным голосом и поливаю его голову водой.

Отмеряю в ладонь немного шампуня, наношу на влажные волосы. Они густые и жесткие, мне нравится их перебирать и гладить. Вспениваю шампунь и начинаю массировать кожу головы.

Ничего особенного, я себе тоже так мою. Марк медленно сползает по стулу и откидывает голову как будто для того, чтобы пена не попала в глаза. Но на его лице слишком явно выражено блаженство, и я украдкой им любуюсь.

Он слишком красивый. Как наяву в ушах звучит голос бабы Веры:

— Красивый мужчина — мужчина для всех.

В первый раз я услышала это от нее, когда в первом классе влюбилась в актера. Он играл героя, спасающего планету, и в него были влюблены все поголовно. Я даже имени его не знала, знала только, что он красавчик.

Когда баба Вера увидела в моей комнате постер с Громовым, она терпеливо это повторила. Следом вмешалась ее сестра, баба Люба.

— Главное, чтобы умный был. Умный мужчина и красотой своей с умом распорядится. А если он дураком родился, то дураком и помрет. Хоть красивый, хоть какой.

И обе вытаращились на меня, как будто я с Громовым уже под венец собралась.

Представляю бабу Веру со сведенными бровями и поджатыми губами. Я говорила, что они с бабой Любой близнецы, да? Так вот, мысли у них тоже у обоих как под копирку.

Наливаю в руку гель, добавляю воды и размазываю по рельефно вылепленной спине, литым гладким плечам, мускулистым рукам.

Сейчас здесь нет ни бабы Веры, ни бабы Любы, есть только мужчина, пугающий своей энергетикой и глянцевой, идеальной внешностью. Слишком красивый, а значит слишком для всех.

И я с ним один на один.

С огромным трудом держусь на ногах, пока руки как приклеенные скользят по бугристым мышцам такого же глянцево-идеального тела.

Меня притягивает к нему как магнитом, и в то же время хочется оттолкнуться, бросить все и сбежать. Потому что сопротивляться притяжению становится все труднее и труднее. И самое неприятное, что похоже, так разбирает только меня.

В какой-то момент начинаю жалеть, что передо мной живой Громов, а не его бумажная копия. Чувствую, что с бумажным безопаснее. Спокойнее.

Сколько раз я его целовала, и меня и близко не штормило так, как сейчас трясет от простых прикосновений к теплой коже. А что со мной было бы, если бы я поцеловала живого Марка?

Инфаркт в восемнадцать лет — не совсем то, к чему я стремлюсь и о чем мечтаю.

Может, стоило надеть резиновые перчатки, в которых я мою сантехнику? Представляю, что тогда подумал бы Громов. Что я сравниваю его с унитазом?..

Марк вытягивается на стуле, закинув руки за голову и широко расставив ноги. Перехожу наперед, размазываю гель по груди и…

Вижу.

Боже, нет. Зачем?

Зачем я это вижу?

Конечно, я понимаю, что это, но я никогда не видела это вживую. И не могу сказать, что мне не нравится, просто…

Просто, этого не может быть.

Только теперь я понимаю, насколько смешными и недалекими выглядят все мои мечты. А в реальности у Марка Громова вагон и маленькая тележка таких влюбленных в него дурочек как я. И поэтому дело сейчас вовсе не во мне.

Дело в физиологии. Самой обычной мужской физиологии, о которой мне прожужжала все уши мамина сестра-близнец тетка Каролина. Мы с ней обе Каро, кстати. И я об этом, кажется, не говорила.

Так вот, Громова я волную не больше, чем меня волнует лейка от душа, в которую я судорожно вцепилась. Или чем стул, на котором сидит Марк.

Да он на меня даже не смотрит!

Глаза закрыты, голова запрокинута. Я бы подумала, что он спит, так равномерно вздымается и опускается его грудная клетка. Если бы не четкие очертания части тела, обтянутого боксерами.

Как будто Громов сунул туда полицейскую дубинку. Или банан. Нет, все-таки дубинку. Или это должен быть совсем большой банан. Зеленый, твердый и длинный, у нас иногда привозят такие в супермаркет…

Боже, о чем я думаю?..

— Каро, что ты делаешь?

Спохватываюсь, когда Громов хватает меня за руку. Оказывается, я лью ему воду прямо в лицо. Надо же, и не заметила…

— Прости, — бормочу сконфуженно и отвожу взгляд. Отбираю руку, Громов шумно отфыркивается.

— Да что с тобой? Ты переволновалась или…

Он замолкает, снова ловит за руку, а я старательно смотрю в стену. Он или догадывается, или забивает, но допытываться перестает. Просто отбирает у меня лейку.

— Все, иди, Карина. Дальше я сам.

Вылетаю из душа, опираюсь спиной о стенку и долго стою, переводя дыхание. Я и не подозревала, что это такое — пытка Громовым.

Прислушиваюсь — вода все еще льется. Даже не хочу думать, что он там сейчас моет, беру в руки телефон. Лучше проверю видеорегистратор, вдруг мне повезло и получится просмотреть запись?

Это было бы слишком большой удачей, тогда бы я могла отвлечь Громова.

Захожу на облачный сервер, авторизовываюсь и не могу удержаться от победного возгласа, когда на экране телефона появляется немного смазанное, но вполне узнаваемое изображение участка дороги с разбитым спорткаром Марка.

Вижу себя, сосредоточенно вглядывающуюся в камеру видеорегистратора. Отступаю на шаг, прищуриваюсь, поправляя устройство, и с удовлетворенным видом отхожу к дороге. На полпути останавливаюсь и оглядываюсь.

Так странно наблюдать за собственными эмоции, которые читаются на лице как на страницах книги. Почему мне об этом раньше никто никогда не говорил?

Я сажусь за руль пикапа, мой старичок бойко срывается с места, и на дороге остается только спорткар Громовых. Меня переполняет странное и двойственное чувство. Я как будто заново проживаю этот день, только глядя на происходящее со стороны.

Сейчас передо мной пустая дорога, дерево, небо и разбитое авто. На водителя стараюсь не смотреть, это слишком больно и страшно.

Думаю о том, как хорошо обозревается участок дороги, и мысленно поздравляю себя с удачно выбранным расположением девайса.

Просматриваю запись в ускоренном режиме. Я этого жду, и все равно, когда из динамика доносится вертолетный гул, вздрагиваю. Дорогу накрывает тень, инстинктивно втягиваю голову в плечи.

Спустя некоторое время в зону видимости камеры въезжает большой черный автомобиль с тонированными стеклами. Возвращаю нормальный режим просмотра, нервно сдавливая руками телефон. И когда автомобиль тормозит в месте аварии, внутри натягивается струна. Кажется, я даже слышу это звенящее напряжение.