Рис. 59. Развитие капитала фирмы SchokoFin в группе «Трофейная комната» и в трех других группах курса

Итак, Рольф стал «единовластным начальником». Поскольку благодаря избранной стратегии группа поначалу добивалась успехов (рис. 59 показывает поступательное развитие примерно до 12-го месяца первого года), то скоро Рольф стал не только единовластным, но и крайне авторитарным начальником, который вместе со своей послушной свитой из Марка и Антона легко отмахивался от возражений, порой высказываемых Ханнесом. Ханнес в конце концов ушел в нечто вроде «внутренней эмиграции» и следил за действиями остальных сначала с досадой, а потом, когда стали случаться неудачи, с некоторым злорадством.

В этом случае группа тоже сложилась определенным образом. Рольф назначил себя «диктатором», и сделать это он мог лишь потому, что нашел преданных последователей – Марка и Антона. Они, в свою очередь, превратились в его свиту, поскольку признали в Рольфе «превосходящий ум» (который вовсе не был превосходящим!). Успехи, которых Рольф поначалу добился со своей стратегией, узаконили и его власть, и его стратегию.

Начиная с 12-го месяца дела у SchokoFin пошли вниз. Причиной тому, как и у группы «Музыкальная комната», снова оказалось то, что единожды избранная стратегия больше не соответствовала меняющимся условиям венского рынка шоколада. От предложений Ханнеса все-таки изменить образ действий Рольф насмешливо отмахивался. Антон напомнил Ханнесу о том, что вначале все делалось правильно и хорошо, что они не последовали его советам. Ханнеса обвинили в скептицизме и придирках и окончательно удалили из группы.

Успешный курс фирмы сменил направление и медленно пошел вниз. Рольф, Антон и Марк далеко не сразу это заметили, так как у них периодически еще случались небольшие успехи. Они продолжали действовать согласно привычной рутине.

Рис. 60. «Круг лояльности»

На рисунке 60 показана общая динамика этого процесса. Если человек сам по себе не очень умен, если ему не приходит в голову ничего нового, если он медленно и с трудом понимает какие-то вещи, то в ситуации, где требуется быстродействие, у него развивается «потребность в руководстве». «Приказывай, вождь, мы последуем за тобой!» – вот девиз глупости. При неуверенном управлении глупость и возникающая из нее солидарность являются условиями для карьеры. Глупые люди проявляют «нерушимую верность», поскольку им самим ничего не приходит в голову. Умные люди никогда не станут проявлять такую «придворную» лояльность, поскольку частью ума является способность сомневаться в любых взглядах на мир и любых стратегиях. А это делает умных людей опасными, как метко выразился шекспировский Цезарь; опасными именно для «корпоративного духа». Поэтому предложения Ханнеса и не обсуждались всерьез, ведь они бы подвергли опасности притязания Рольфа на руководящую роль. А Марк и Антон сделали карьеру – в той мере, в какой это было возможно в рамках «Трофейной комнаты».

Таким образом, доходит до того, что предпочтение отдается более слабым сотрудникам. То, что они демонстрируют потребность в руководстве, имеет и вполне положительный эффект. Это повышает чувство собственной значимости у руководителя, так как у него постоянно просят совета и ждут его решений, из чего он заключает, что без него никто ничего не может сделать. Это само по себе служит доказательством его компетентности, а являются ли его решения действительно умными и успешными в долгосрочной перспективе, поначалу неважно.^[90]

Последствия принятых политических и экономических мер проявляются не сразу, а с более или менее долгой задержкой. Это является причиной того, что качество стратегии не выявляется сразу. И если стратегия не является совсем уж неудачной – то есть не ведет непосредственно к катастрофе, – то при помощи небольшого иммунизирующего обусловливания (или же просто без оглядки назад) можно долгое время питать иллюзию, что дела обстоят наилучшим образом.

Естественно, в подобной групповой структуре запрограммирован упадок. Такая группа становится жесткой, «подчиненные» не высказывают никакой критики, поскольку для них это невозможно, а «руководитель» должен демонстрировать верность принципам, иначе его подчиненные могут в нем усомниться. Он не может сказать: «Ребята, мы все сделали не так, меняем курс!», так как это поставит под угрозу его силу и проницательность руководителя – и тогда он обречен. Однако это означает, что единожды избранная стратегия закрепляется намертво. А поскольку соответствие стратегий условиям меняется, закрепленная стратегия в долгосрочной перспективе означает упадок.

Какие выводы можно сделать из историй Рольфа с товарищами и Евы и компании? Что солидарность – это плохо? Что лояльность – это тоже плохо? Что плоха «диктатура»? Ничего из перечисленного! Пожалуй, правильным выводом будет то, что ничто не бывает всегда и автоматически «хорошим». Обстоятельства бывают разными! Солидарность не должна заходить настолько далеко, чтобы групповые нормы становились сакральными. В реальности с меняющимися условиями важно иметь возможность изменить любую стратегию. В кризисной ситуации может оказаться вполне уместным этап, когда один человек берет на себя единоличное руководство. Однако это не должно приводить к тому, что он больше не прислушивается к критике или упорно не обращает внимания на признаки неудач.

Конечно, все это легко говорить, и участники описанных выше групп, возможно, согласились бы считать эти советы констатацией чего-то очевидного. Однако очевидные вещи порой очень трудно принять.

9. Что делать?

Новое мышление

Загрязнение окружающей среды, опасность ядерной войны, гонка вооружений, терроризм, перенаселение… Перед лицом всех этих проблем, пожалуй, каждому ясно, что человечество сегодня находится в проблематичном положении. Проблем в нашем мире множество, и их, очевидно, непросто решить, иначе все они были бы уже решены. Ответственность за них люди возлагали на множество инстанций и действующих сил: на капиталистов и коммунистов, империалистов и ученых. За глобальные проблемы должны отвечать врожденная злоба людей, их эгоизм, жажда власти и прочие, еще менее отрадные элементы нашего душевного устройства.

Поскольку вызов, который бросают нам эти проблемы, в определенной степени является частью человеческой психики, а именно мыслительных способностей, не обошлось и без того, чтобы возложить ответственность за проблемы этого мира или за то, что их невозможно решить, на недостатки человеческого мышления.

Руперт Ридл^[91] сетует, что человечество в сущности оказалось в индустриальной эпохе с «доисторическим» мозгом. Он рассматривает «причинное мышление», а точнее, мышление цепочками причин, как генетически запрограммированное, и считает, что недостатки нашего подхода к преодолению проблем лежат именно в этой склонности воспринимать мир как состоящий из отдельных причинно-следственных цепей (и в этом я вполне с ним согласен – на ум сразу приходят «евреи, иезуиты и масоны»).

Фредерик Вестер^[92] с сожалением констатирует, что люди не мыслят системно, и предлагает и поощряет «сетевое» мышление, «мышление внутри реальных меняющихся взаимосвязей между вещами. Мышление, которое соответствует обусловленным законами природы данным и поэтому не может так легко привести к столь серьезным ошибкам, которые мы все чаще совершаем со своим привычным узконаправленным мышлением».

Герхард Фолльмер^[93] ссылается на условия, лежавшие в основе эволюции человеческого «аппарата познания». Он указывает на то, что мы склонны при построении гипотез о мире и событиях стремиться к наглядности (мы ведь строим гипотезы!) и что именно это закладывает основы для недостаточности нашего мышления при восприятии не наглядных и не образных обстоятельств.