– Вы не будете возражать, если я заменю плакат, который висит на вашем доме, новым, о безопасности на дорогах, или высадке деревьев, или экономии воды?

– М-м? Что там на них написано, мне все равно, а цвета у вас какие?

Слегка растерявшись от критериев выбора моей собеседницы, я ответила:

– Красный, зеленый и бледно-голубой.

– На этот раз возьму зеленый.

Я сняла с ее дома плакат с профилактикой теплового удара, пролистала новые плакаты в рулоне, вытащила зеленый и приклеила его липкой лентой. Госпожа Омаэ отступила, чтобы как следует рассмотреть плакат, и воскликнула:

– О-о, а ведь неплохо. Очень освежает.

– Вы, наверное, полгода назад уже отвечали на вопросы распространителя, но нельзя ли задать вам еще несколько?

– Да, конечно.

– Сколько человек живет в вашем доме?

– Только я.

И старушка принялась объяснять мне, что ее муж умер двадцать лет назад, а дочь вышла замуж и переселилась в Анкоридж.

– Беспокоит ли вас что-нибудь?

– Йокогамские «Звезды бейсбола DeNA» в последнее время играют неважно, – с ходу выпалила она и добавила: – Да, еще колено пошаливает.

– Есть ли вам с кем обсудить ваше беспокойство?

– Ну есть один человек, работает вон там, в супермаркете, с ним я обычно обсуждаю бейсбол, и еще один, он часто бывает в кафе, куда я хожу по вечерам. А насчет колена – об этом я с врачом говорю.

Объясняя, госпожа Омаэ уже вставляла ключ в замок. Слегка расстроенная ее явным желанием улизнуть, я записала ответы.

– Тут вчера ходил парень из «Одиночества больше нет!», – открывая дверь, сказала она мне через плечо. – И говорит мне: «Такой милой старушке, как вы, обязательно нужен кто-нибудь, кому можно довериться! Вот ваша соседка госпожа Имакава ходит на наши встречи, и вам надо бы попробовать!» Ну а я не вожу дружбу с госпожой Имакава, и не нужен мне никто, чтобы ему доверяться, а еще не люблю, когда меня называет старушкой тот, с кем я едва знакома!

Сразу смутившись, потому что и сама мысленно называла ее так же, я спросила:

– А как бы вы предпочли, чтобы вас называли?

– Хм-м… да просто «женщина», наверное, – подумав немного, она добавила: – Хотя, пожалуй, «милая женщина» звучит не менее развязно. Ну ладно, хорошего вам дня, – с этими словами она захлопнула дверь.

Оставшись одна у порога, я задумалась о работе, за которую вдруг взялась, и, как теперь оказалось, не я одна. На соседнем доме с табличкой «Имакава» висел плакат с синим силуэтом утоляющей жажду женщины и плакат «Одиночества больше нет!», только не с женщиной, а с мужчиной на снимке.

Обходя окрестные улицы, я заметила, что хотя на одних домах висят исключительно плакаты господина Монага, а на других – и его, и «Одиночества больше нет!», дома, на которых были бы вывешены только плакаты «Одиночества», не попадаются.

Возможно, потому, что домов и с теми и с другими плакатами было настолько много, я обнаружила: чем больше я встречаю плакатов «Одиночества больше нет!», висящих рядом с нейтральными плакатами господина Монага, тем сильнее чувство, будто они выпущены одной и той же организацией. Это ощущение напомнило мне, как я впервые узнала, что компания «Даскин», специализирующаяся на чистке, находится под тем же управлением, что и «Мистер Донат».

Однако чем дольше я смотрела на эти плакаты, тем яснее становилось, что назначение у них совершенно разное: один был однозначным и сосредоточенным на конкретном поведении – «пейте воду для профилактики теплового удара», в то время как акцент второго носил более психологический характер. Эмоциональная нагрузка одного ощущалась совершенно не так, как другого. И мужчина, и женщина на снимках действительно выглядели очень привлекательно, но чем дольше я смотрела им в глаза, тем более неловко чувствовала себя.

Предыдущий набор плакатов от господина Монага составляли небесно-голубой с тепловым ударом, желтоватый с текстом «Старайтесь больше ходить ради вашего здоровья» и еще один – теплого персикового оттенка с лозунгом «Не забывайте поздравлять соседей!» По-моему, они были разработаны с таким расчетом, чтобы вместе составлять нежное, успокаивающее сочетание. Но как только к ним добавлялся плакат «Одиночества больше нет!», вам напоминали, что в конечном счете все они – просто обычные плакаты, расклеенные повсюду в городе, – впрочем, пожалуй, это явление к конкретным особенностям плакатной кампании «Одиночества больше нет!» имело меньше отношения, чем к нарушению ими единообразия плакатов господина Монага.

Напротив дома госпожи Омаэ находился дом с табличкой «Тэруи», на котором красовался плакат «Старайтесь больше ходить ради вашего здоровья» рядом с вариантом «Одиночества» с фото женщины. Пока я стояла, разглядывая эту пару, из дома вышел старик в кепке и куртке.

– Господин Тэруи? – рискнула предположить я. Он кивнул и улыбнулся, подняв только один уголок рта.

– Я пришла, чтобы поменять вот этот плакат, – объяснила я. – У меня есть красный о безопасности на дорогах, зеленый о том, чтобы город стал более зеленым, и голубой об экономии воды. Какой бы вам хотелось?

– Да любой, – ответил старик, скривился и добавил: – Мне все равно.

– В таком случае могу предложить вам безопасность на дорогах, – ответила я, вытянула плакат из рулона и показала старику. Он кивнул. – Можно узнать, как на вашем доме появился вот этот плакат с женщиной?

– Да это потому, что явились ваши.

– Извините, что вы имеете в виду?

– Ваши явились и спросили, можно ли повесить один из ваших плакатов, и я сказал, что можно, – объяснил господин Тэруи с выражением лица, говорившим, что лучше бы он этого не делал. Его рука – не та, которая опиралась на трость, а свободная, – заметно дрожала. – А потом пришла она и спросила разрешения наклеить свой. Эта женщина на плакате, – и он указал на него.

– Вот оно что!

– Ваши метят дома тех, кому все равно, какие на них висят плакаты.

– Ясно, – сказала я. Его объяснение сразу обрело для меня смысл. Догадавшись по его словам, что стоило бы попытать удачу, я спросила: – А как насчет повесить два наших плаката на этот раз?

– Нет, оставлю лучше эту женщину, – коротко отказался он, пресекая мою робкую попытку.

– Ну если передумаете… – Я улыбнулась ему.

Раньше я никогда не занималась работой, в которой присутствовал бы элемент продажи, но оказалось, возможность вести себя так беззастенчиво чем-то даже приятна.

– Может, пропустите, наконец? Я иду играть в сёги.

– О, конечно. – Я посторонилась.

– Или, может, схожу на встречу, – рассуждал он вслух, обращаясь к самому себе. – Да, так будет даже лучше. Там и девчонки есть, и чай подают, – с этими словами он скрылся за углом.

Только теперь сообразив, как сглупила, не задав старику вопросы из опросника, я покачала головой. Записав мнение господина Тэруи о том, что плакаты господина Монага служат приманкой для плакатов «Одиночества больше нет!», я отправилась обедать.

За три дня я обошла «Участок 1» и перешла к «Участку 3». С хозяевами некоторых домов, как с супругами Тадокоро, мне так и не удалось побеседовать, но те люди, которые открывали мне двери, отвечали на вопросы безропотно и спокойно воспринимали замену плакатов. Одна женщина даже спросила, нельзя ли ей оставить прежний плакат с водой, потому что хотела повесить его у себя в комнате. По-видимому, она была писателем-фрилансером. За эти три дня мне стало ясно, что дизайн плакатов разработал сам господин Монага. Я узнала, что его основная специальность графический дизайн и что пока я блуждаю по окрестностям, он занимается оформительской работой – не только плакатами, но и прочими заказами от других клиентов.

Когда я передала ему мнение господина Тэруи о том, что наши плакаты служат приманкой для «Одиночества больше нет!», он явно разволновался.

– А ведь и правда, – отозвался он. – У меня возникали смутные подозрения, но я об этом толком не задумывался. Да, в этом определенно есть смысл.