Джон Ивлин: Как же так? Почему? За что?

В комнату входит Летиция Кросс.

Летиция Кросс: О, мистер Ивлин… Давно не виделись. Уже вернулись из путешествия? Как ваша юная жена?

Джон Ивлин (растерянно и смущенно): Вы? Что вы здесь делаете?

Кармартен: Вы знакомы?

Летиция Кросс: О даааа, мистер Ивлин наш с вами общий друг. Так мило с вашей стороны, Джон, предоставить свой дом моему Питеру. Мы здесь немного пошалили. Вы ведь не против?

Джон Ивлин: Вы! Вы! Вы…

Кармартен: Так это был… он… тогда в вашей гримерке? Это на него вы кричали? (смеется) Летиция, вы страшная женщина.

Джон Ивлин: Я требую, чтобы она покинула мой дом!

Кармартен (разводит руками): Никак нельзя, мой друг. Дом в ренте у царя Питера, он пригласил мисс Летицию погостить, вы не можете выгнать гостью царя.

Входят царь Петр и Меньшиков.

Царь Петр: Где ты пропадал, маркиз? Лета? Мы потеряли вас. А это что за фрукт?

Кармартен: Знакомтес, Джон Ивлин, хозяин этот дом.

Царь Петр: Ну здравствуй, мистер, добрый дом у тебя. Только холодный.

Летиция Кросс: Огонь! Здес огонь! Огонь, тепло, пффф. (указывает на камин).

Меньшиков: Так дров же нет.

Летиция Кросс (оглядываясь на Ивлина с ухмылкой): Дерево, гореть, огонь (показывает на деревянный стул).

Царь Петр (ломает стул, закидывает в камин, поджигает): Так-то лучше. Хорошо! Хорошо, а?

Джон Ивлин (долго молчит в оцепенении, потом громко): Oh, no… (перевод с англ. О, нет…).

Кармартен (уводит Ивлина в сторону): успокойтесь, мой друг, смиритесь, с царем спорить опасно. Король все возместит. А вот с женщинами вы бы поосторожнее (смеется), дернул вас черт обидеть Летицию… бегите, пока не поздно, а то она его руками и вас сожжет.

Ивлин уходит. Петр, Меньшиков и Кармартен садятся за стол, распивают вино. Летиция задумчиво сидит в кресле, отблески огня подсвечивают ее лицо, отражаются в карих глазах, Летиция обводит взглядом дом, зловеще улыбается.

Послесловие от автора

Историю первого русского императора вы и без меня знаете. Я лишь закрою фабулу с Летицией.

Если в двух словах, то – не сложилось.

По окончании Лондонского турне царь оставил актрису, заплатив «за услуги» 210 фунтов. Красавица была возмущена, сказав, что рассчитывала на большее. Тем более, что за разрушенный дом Джон Ивлин получил компенсацию в 350 фунтов. Выходит, что ее оценили ниже попорченной лужайки. Но царь лишь посмеялся.

The end.

Переключаемся с героя на героя, с одного внутреннего мира на другой. И там и там должно быть интересно.

Предисловие от автора

Этот русский оставил значимый след в истории, хоть и не был царских кровей, как предыдущие наши герои. Граф Семен Романович Воронцов нес бремя посла России в Англии целых 22 года, с 1784 по 1806. Но и после отставки решил обосноваться в полюбившемся ему Лондоне, прожив там в общей сложности 48 лет.

Граф Воронцов Семен Романович. Художник Т.Лоуренс.

Около 1804–1807. Эрмитаж, Санкт-Петербург.

Фотографии взяты из открытых источников.

Его дипломатический путь был непрост. Зачастую граф имел иную точку зрения на международные вопросы, нежели его московское начальство. Но выкручиваться в сложных ситуациях, договариваться, находить компромиссы и лучшие для матушки-России решения – то был его конек.

Сейчас можно найти диаметрально противоположные мнения историков (и, чего уж там, псевдоисториков) о графе. Одни считают его гениальным дипломатом, патриотом и человеком высокого достоинства, другие пишут язвительные статьи о его двойном служении и измене. Мы же не будем углубляться в исторические дрязги и анализ его дипмиссии, нас Воронцов интересует как просто русский – русский в Лондоне.

Семен Романович при всей своей любви к Лондону оставался русским в привычках и быте. Предпочитал русскую кухню английской, любил баньку, придерживался православных традиций и постов. За 48 лет жизни там, он так и не выучил язык. Объяснялся с коллегами и партнерами на французском, а с домашними только на русском. Держал в доме исключительно отечественных слуг.

А еще он был по-русски щедр. Частенько ходил на службу в православную церковь, раздавал по дороге милостыню крупными монетами, что для Британии было странностью. В честь Воронцова названа одна из улиц Лондона – The Woronzow Road. Это благодарность горожан за богадельню (дом для немощных и нищих), которая была построена по завещанию Воронцова уже после его смерти.

Так что же такого интересного могло бы случиться с этим русским в Лондоне? Пофантазируем? Референсом к новелле станет «Сентиментальное путешествие» Лоренса Стерна. А жанр – психологический этюд.

The Woronzow Road

Лондон, год 1799.

Билли Стоун плелся, подволакивая деревянную культю, заменившую ему ногу, отстукивая подбитым медью костылем звонкую дробь о брусчатку вымощенной улицы. Он выбирал траекторию потемнее, избегая желтых пятен света масляных фонарей, шарахаясь от звучащих музыкой окон. Богатенькие дома респектабельного района были чужими ему. Их высокие фасады, крепкие деревянные двери с позолотой, стриженные сады – все принадлежало другому миру, и он тут незваный гость.

Но Билли шел. Спотыкался, чертыхался, оглядывался и… шел, сам себе задавая вопрос – а на кой черт ему это надо? На кой черт?

Сегодня утром он, как бывало не раз, поджидал чудно́го русского, что раздает милостыню серебряными полукронами. И Билли, и вся убогая шайка-лейка, что живет по подвалам Уайтчепела7, знают – по воскресным дням тот богатей ходит на службу в русскую же церковь. И значит можно… нет – нужно встать пораньше и встретить его у входа. Полкроны! Полкроны – это ж неделю жить можно. И хорошо жить… По меркам Билли – очень хорошо. Столоваться в харчевне у Бэсси, взять у нее же джину бутылку, бог с ним, что разбавленный… и спать не на улице, а в ночлежке. Полкроны! Да если бы таких чудаков было в Лондоне штук двадцать, то можно было бы встать на ноги… начать новую жизнь. Да если бы…

Если бы… если бы да кабы. Теперь и эти полкроны могут исчезнуть. Оттого и шагал он по чужому чистенькому району, как заплутавший плешивый пес.

Сегодня утром, получив свой серебряник и отступив от толпы попрошаек, облепивших русского, Билли слышал, как двое новеньких, неизвестных ему бродяг обсуждали чудака. Это они назвали адрес вслух – Харли-стрит, 36. И именно туда они собираются наведаться сегодня ночью, ибо синий тугой кошелек чудака не дает им покоя.

Билли маялся сомнениями весь день. Как быть? Что делать? В полицию он не пойдет, к черту легавых. Разбираться не будут, заметут его как сообщника, не поверят. А потом и от чертей этих залетных получит нож под ребра. Здесь такое запросто.

Оставить как есть? Бес с ним, с этим русским! Но полкроны?! Да и… не по-людски как-то. Русский хоть и богач, и из знатных видно, но человек все же. И судя по всему, человек неплохой. Надо бы помочь…

Вот на кой черт он и прется туда, где его не ждут. На этот вот черт.

Билли остановился перед высоким серым домом с ярко горящими окнами. Здесь. Поскреб небритый подбородок грязной лапищей, приподнял костыль, ударил им в дубовую дверь. Бу-бу-у-уххх.

Бу-бу-у-уххх. Из прихожей разносился глухой стук. Граф Воронцов Семен Романович как раз шествовал из столовой наверх мимо парадной, когда Дуня, горничная, открыла двери. Граф приостановился – не из отчизны ли в столь поздний час гонец? Но нет, к большому изумлению графа и к столь же огромному возмущению Дуни, на пороге посольского дома стоял оборванец на деревянной ноге и с костылем подмышкой. В свободной руке сей странный… господин… держал обветшалую шляпу, глаза его тревожно бегали, беззубый рот изображал улыбку.