Мама тогда, помнится, только губы сжала неодобрительно. Но ни слова поперек не сказала…
Верейт замер, лицо его исказилось от удивления и боли, а затем он оттолкнул замершую в ужасе Ирри, сел на кровати и… выдернул кинжал из груди!
Ирри вскрикнула, торопливо принялась отползать еще дальше… В полумраке комнаты Верейт казался ей чудовищем, ожившим мертвецом, которого невозможно убить!
Ее бывший жених опять качнулся к ней, пугая до обморока мертвым оскалом, а Ирри даже пошевелиться больше не могла, только смотрела, как он приближается, как его жуткие темные пальцы тянутся к ее горлу, слышала его хрип, невероятно страшный , мертвецкий хрип…
Она, наверно, так и умерла бы, не в силах пошевелиться, убежать от этого чудовища, если бы от раскрытого окна не скользнула к ним тонкая, практически неразличимая в полумраке фигурка, легко приникла сзади к Верейту, в свете луны блеснул узкий длинный кинжал, ослепив блеском драгоценных камней на рукояти…
И Верейт улыбнулся теперь еще жутче, потому что улыбки у него было две. Одна на лице , и одна — на горле…
Ирри едва успела выставить перед собой беспомощно руки, отталкивая начавшего заваливаться на нее Верейта.
С другой стороны его тяжеленное тело подхватили тонкие, но очень сильные руки, потянули в сторону…
И Верейт упал на пол. Чтобы теперь уже не подняться никогда.
А Ирри оторопело перевела взгляд с неопрятной груды под ногами на сестру, хмуро вытирающую клинок об одежду Верейта.
Рути, почувствовав ее взгляд, подняла голову, спрятала чистый уже клинок куда-то за пояс и прошептала:
— Ну, чего сидишь? Пошли уже…
4
4
— Ах ты, дрянь… — застонал крупноголовый блондин-офицер, едва удалось привести его в сознание, — я тебя… Я тебя…
Тут он сфокусировал взгляд на ком-то, находящемся позади Ирри, и она даже знала, на ком, глаза его расширились испуганно:
— Не подходи! Тварь! Степной ублюдок!
— Почему ублюдок? — удивленно пробасил голос одного из близнецов над макушкой Ирри, — я знаю своих отца и мать…
— Аа-а-а… — застонал офицер, опять роняя голову на пол. Ирри не успела придержать, и затылок глухо бумкнулся о деревянный настил. Но мужчине это, судя по всему, пошло на пользу, потому что он снова открыл глаза и вытаращился на нее, — ты… Кто это такие?
— Мы — Раст и Янг Белоголовые, тейп Белоголовых, — тут же отозвался близнец за её спиной, — а ты кто, собачье дерьмо?
— Да как вы смели? Да вас за это… — продолжил ругаться офицер, и Ирри, вздохнув, смочила тряпку в воде и приложила к его лбу. Ругань тут же перешла в долгий мучительный стон.
Ирри переключилась на второго, того самого брюнета с хищными глазами. Ему досталось меньше, чем его приятелям, или, может, просто вовремя сумел уклониться от ударов.
По крайней мере, к тому моменту, когда она принялась приводить офицеров в чувство, этот уже открыл глаза и встретил Ирри вполне осмысленным злобным взглядом.
Правда, когда увидел за её спиной степняков, опять закрыл веки, разумно решив притвориться бесчувственным. Ирри не стала развенчивать его игру, лежит себе тихо, пусть лежит. Не мешает, и хорошо.
Теперь этот офицер сидел, привалившись к стене и пытался аккуратно дышать. С угла губ у него стекала тонкая струйка крови, и Ирри очень беспокоилась по этому поводу, потому что вполне возможно внутреннее кровотечение. Судя по всему, железный кулак одного из степняков попал точнехонько в живот или в грудь бедолаги, так что все могло быть…
Ирри тихо приложила ладонь к его груди, пытаясь понять, не сломаны ли ребра, и в этот момент офицер внезапно ожил и дернул её за ладонь на себя.
Ирри настолько не ожидала такой прыти, что лишь охнуть изумленно успела и завалилась на него.
Перед глазами сверкнуло лезвие ножа, она зажмурилась, подумав, что как-то быстро все… И бесславно…
А в следующее мгновение уже летела обратно, вверх от хрипящего офицера, затем ее подкинули, устраивая на руках, и Ирри уже с высоты роста одного из близнецов наблюдала, как второй , рыча от ярости, методично лупил брюнета головой о пол, обеспечивая ему таким образом настоящее, а не наигранное помутнение рассудка.
Только теперь поняв, какой участи удалось избежать, Ирри начала мелко дрожать, все сильнее прижимаясь к горячей и твердой, словно камень, весь день пролежавший в степи под палящим солнцем, груди степняка.
Он, тихо и разгневанно сопя, неосознанно стискивал ее в своих объятиях, не отрывая горящего взгляда от наказания подлого брюнета. Чувствовалось, что ему всеми вибрациями тела хочется принять участие в этом наказании, но с Ирри на руках это было сделать затруднительно.
— Это он правильно делает… — глубокомысленно заявил откуда-то сбоку Дождик, поглаживая по плечу прижавшуюся к его груди Марушку, всхлипывающую от ужаса, — я бы вообще убил…
Ирри тут же пришла в себя, вздохнула глубоко и, хоть и не хотелось, принялась выкарабкиваться из ставших слишком уж крепкими рук степняка.
— Прекрати! — громко приказала она увлекшемуся второму близнецу, — ты его убьешь!
— Так он этого и хочет, Луна, — мирно пробасил тот, что держал ее, демонстративно не замечая рвения к свободе и только сжимая сильнее и крепче.
От его полуголой груди, скрытой лишь слабо запахнутой рубашкой, пахло чем-то горьким, острым, словно ковыль в степи, волнующим и определенно приятным.
Это было более чем странным, учитывая, что степняки были явно с дальней дороги и вообще по жизни не особо утруждали себя мытьем… Но сейчас Ирри могла признаться себе, исключительно в голове, конечно же, что ей нравилось, как пахнет от ее спасителя.
Однако, времени на такие признания и размышления не было, потому что вот-вот могла случиться катастрофа!
— Его нельзя убивать! — опять попыталась воззвать к разуму хоть одного из мужчин Ирри.
— Почему? — хором спросили близнецы и присоединившийся к ним Дождик, и столько изумления, детского и непосредственного, было в их голосах, что Ирри только помолчала обескуражено, а затем ответила беспомощно:
— Он офицер…
— И что? Значит, ему можно обижать женщин?
Н-да, получалось как-то неправильно, и Ирри , словно поглупев разом от жара, исходящего от рук близнеца и его головокружительно вкусного запаха, даже не смогла толком больше ничего придумать.
— Они отомстят… Это же армия… — все так же беспомощно ответила она, больше не пытаясь вырваться и смирившись с тем, что ее поймали и пока отпускать не собираются.
— Это мы отомстим… — мрачно сказал второй близнец, но все же оставил в покое бесчувственного брюнета, встал, показательно плюнув в сидящего и притворяющегося , что без памяти, блондина.
Ирри не стала больше никак комментировать то, что происходило, отвернулась и обессиленно привалилась головой к груди держащего ее близнеца.
Стало как-то спокойно, причем, настолько, что в голове мелькнула даже соблазнительная мысль, что можно бы вообще ничего не решать… Вот так вот позволить мужчинам самостоятельно принимать решения, а самой побыть слабой… И думать только о том, о чем нужно думать женщинам: платья, туфли, меню на обед и ужин…
И тут же вздрогнула пугливо, потому что уже проходила это, и ни к чему хорошему такая попытка спрятаться от мира в маленькую, чистенькую, безопасную раковину не привела… Потому что раковина оказалась очень хрупкой и легко разлетелась в прах под подошвой армейского ботинка.
Нельзя прятаться от мира. Нельзя ни на кого надеяться. Кроме себя и сестры.
Ирри открыла глаза и посмотрела в лицо склонившегося к ней близнеца.
Верней, в лица.
Потому что второй, оставив своих жертв, тоже подошел близко, практически прижав ее к брату, и теперь смотрел, да так жадно, что стало еще горячее!
— Отпустите меня, — собрав все силы, заявила она громко, — ну!
Они постояли, подышали еще чуть-чуть, словно раздумывая, как поступить: послушаться или нет? Или, может, просто ее сжать покрепче , да так и утащить куда-нибудь, в укромное местечко? Не слушая возражений? Тем более, что уже по опыту знали, что возражения ее — ровно до первого горячего поцелуя…