— Да, — небрежно бросил император. — Займись этими арабами.

— Я не сказал, что наш самый страшный враг арабы, государь, — покачал головой патрикий. — Есть враг куда страшнее.

— Архонт Само? — задумался император. — Что такого ты увидел, будучи у него в плену? Рассказывай подробно.

— Для начала я могу кое-что показать, ваша царственность, — почтительно склонился патрикий. — И тогда все остальное станет намного понятнее. Вот!

— Какая красота! — воскликнула императрица. — Что это? И кто этот человек?

— Это их деньги, кирия, — ответил патрикий. — Это пробная чеканка. А на монете — князь Самослав. Этот экземпляр мне подарила бургундская королева Мария, которая живет теперь в Новгороде. Очень скоро именно такие деньги будут ходить по всему миру.

— Но тогда они затмят императорские солиды(2), — нахмурился Ираклий, который крутил в пальцах монету, со стыдом вспоминая корявые поделки, в которые превратилась главная мировая валюта. — Да, он и, правда, опасен. Куда опаснее, чем эти дикари из песков Аравии.

— Брат! — в покои императора вихрем ворвался куропалат Феодор. — Дромон из Равены пришел! Герцог фриульский взял Тергестум.

— Он снова ограбил этот многострадальный город? — поморщился Ираклий.

— Нет! — резко ответил Феодор.- Судя по тому, что мне доложили, он забрал его себе навсегда. И у нас нет сил, чтобы отбить его. Исаак едва держит земли в Италии. Ты же знаешь, все его войны с лангобардами всегда заканчивались одинаково. Их конница просто втаптывала нас в землю.

— Это он, царственные, — со скорбным лицом прокомментировал патрикий Александр. — Архонт Само начал мстить нам за убитых купцов и налоги на торговлю. Он никогда и ничего не прощает, и всегда доводит свою месть до конца.

— Ты уверен? — нахмурился император. — Как-то слишком сложно для простого варвара, да еще и бывшего раба.

— А он не варвар, государь, — спокойно ответил патрикий. — Таких варваров просто не бывает. Он настоящее порождение тьмы, и нам не будет покоя, пока он правит за Дунаем.

1 В реальной истории после смерти Гарибальда II в 630 году Бавария прекратила свое существование как полунезависимое государственное образование и попала в орбиту королевства франков. Имена последующих герцогов спорны, и непонятно, были ли они вообще, а очередное упоминание правителя Баварии, Теодона, относится только к 670-м годам. Не все исследователи считают его сыном Гарибальда, уж слишком большой временной промежуток. Причина этой катастрофы — удары государства Само и соседних славянских племен.

2 Императоры с большой ревностью относились к доминированию собственной валюты, которая считалась абсолютным и непревзойденным идеалом во всем мире. Солид был одним из столпов имперской идеологии и источником национальной гордости.

Сентябрь 630 года. Тергестум (современный Триест).

В этот раз лангобарды из герцогства Фриульского были предельно любезны. Они всего лишь вышибли топорами ворота и заявили трясущимся от ужаса горожанам, что этот город навечно переходит под руку герцога Гразульфа. Несколько купцов, услышав столь волнующие вести, прыгнули в корабли и ускользнули в Равенну, до которой было рукой подать, а горожане стали покорно ждать неизбежного в таких случаях грабежа. К их глубочайшему удивлению, лангобарды так и ушли, никого не тронув, но зато прислали наместника, которого звали Виттерих. Тут-то и началось самое странное…

От старого римского Тергестума мало, что осталось. Город так и не оправился после прошлого разорения, что случилось в 568 году. Тогда целые орды варваров выплеснуло с территории нынешнего Новгородского княжества, где на них давили авары и хорутане. Основу нового народа составляли лангобарды, но с ними вместе шли целые роды баваров, словен и даже невесть как попавших в эти места саксов. Они перевалили через Альпийские перевалы и вторглись в Италию, разоряя все на своем пути. Лангобарды превратили этот цветущий край в пепелище, а сам город, в котором когда-то жило двадцать тысяч человек, теперь едва вмещал две. Римский театр, гордость римского Тергестума, стал насмешкой над его жителями. Они все заняли бы лишь третью часть его, не больше. Как и случалось тогда повсеместно, город съежился, огородившись убогими стенами, собранными из остатков старых укреплений. Руины пожарищ уже расчистили, а на их месте сложили что-то новое и уродливое, ничуть не напоминающее то, что стояло здесь в благословенные времена императора Константина. На бывших форумах Тергестума паслись козы и были разбиты огороды. Такое тоже случалось сплошь и рядом в городах Запада, где шумные мегаполисы превратились в призраки. Как ни крути, а по этим землям не раз прошли и гунны, и аланы, и готы, беспощадные в своей ярости. Все эти варвары были страшны, но бессмысленное безумство лангобардов, которые разрушали только ради того, чтобы разрушить, и убивали только ради того, чтобы убить, затмило их жестокость. Это безумство не имело не малейшего смысла, оно было абсолютно иррациональным, да и попросту невыгодным. И это было первое, что осознал Виттерих, когда пришел в этот убогий городишко. А вторым было то, что здесь, если отремонтировать стены и причалы, может быть совсем неплохо. Хороший климат(1), резко отличающийся даже от соседней Аквилеи, порт в защищенной от бурь лагуне, множество обветшавших, но вполне еще пригодных для жизни зданий. По крайней мере, мозаичные полы в городской базилике были целы и все еще поражали своим великолепием, в отличие от толпы явно небогатых людей, которая стояла перед ним. Они смогли поразить Виттериха только бесконечно унылым выражением своих физиономий и разнообразием заплат на их поношенных хитонах.

— Значит так, почтенные, — заявил он трясущимся от страха куриалам, членам городского совета. Зажиточные пару поколений назад семьи теперь влачили жалкое существование, и это было заметно невооруженным взглядом. — У меня дружина в пятьсот мечей, и мне нужно ее как-то кормить. Какие у городского совета есть мысли?

— У нас нет тут столько еды! — с нескрываемым ужасом посмотрели на него горожане. — Мы едва сводим концы с концами. Каждый раз, когда к нам приходят мытари из Равенны, для нас словно наступает конец света. Ведь в городе почти не осталось торговли и ремесла.

— А я говорил, чтобы именно вы их кормили? — Виттерих посмотрел на этих убогих с откровенной жалостью. — Вы и себя прокормить не можете, все тощие, как весло. Я спросил, какие есть мысли у городского совета? Напоминаю, у меня пять сотен здоровых парней с оружием. И они хотят есть каждый день, по три раза.

— Ах, вот оно чего! — задумались горожане. — Тогда вам, сиятельный, нужно забирать под свою руку все побережье на три дня пути, до самой Полы(2). Тут живут вперемешку римляне и склавины. Если подать будет разумной, то вы сможете кормить своих воинов круглый год.

— Кто тут умеет строить корабли? — спросил Виттерих.

— Я когда-то строил, — робко поднял руку мужичок лет шестидесяти. — Но это было давно. У моего деда была тут верфь, но ее сожгли германцы. Он делал большие рыбацкие лодки. Тут водится хорошая рыба, господин.

— Кто умеет класть камень? — спросил гот. — Трое! Это хорошо, вы наняты! Все вопросы потом!

— Кто умеет грести и работать с парусом? — задал новый вопрос Виттерих.

— Да мы все это умеем, — пожали плечами горожане. — Тут же море. Мы одной рыбой и спасаемся. Нам без весла и паруса совсем никак, с голоду помрем.

— Как насчет заработать? — спросил Виттерих.

— Сколько платишь? — оживились ромеи.

— Договоримся, — кивнул Виттерих. — Будет соль, зерно для посева и бараны. Чуток порт отстроим, и серебро пойдет. Мы тут с вами заживем, почтенные, как у Христа за пазухой.

— Раз речь зашла про господа нашего, то нам нужно кое-что обсудить, — насупились горожане. — Мы готовы подчиняться вам, господин Виттерих, но у нас есть одно важное условие. Мы тут все добрые христиане, и мы не приемлем ту ересь про единую божественную энергию, которую изрекает нечестивый патриарх Сергий и его слуги. Мы никогда не признаем решений Второго Константинопольского собора, и мы не станем осуждать труды Феодора Мопсуестийского, даже если нас за это на куски порежут. Наш епископ подчиняется самому патриарху Аквилеи, а не римскому папе или столичному патриарху Сергию! Мы от истинной веры никогда не отступим.