Из колонок играет «Love Lockdown». Какое забавное совпадение с говорящими строчками: I'm not loving you, the way I wanted to. What I had to do, had to run from you…

Мне действительно следовало бы бежать, но я не могу. Вместо этого я касаюсь его пресса, медленно веду пальцами выше, наблюдая за этим, а Алекс наблюдает за мной. Я чувствую его взгляд и поднимаю свой. Наверно сейчас мне влетит за все, что я позволила себе за последние сутки, и от этого волнение и нетерпение только возрастает с геометрической прогрессией, но…кажется сегодня он и сам не может вытерпеть. Чеку срывает.

Резко Алекс дергает меня на себя, впиваясь в мои губы, а потом жадно дергает тонкие трусики. Секунду кожу прижигает, потом еще раз от ощутимого шлепка, а потом я снова растворяюсь в знакомом чувстве легкой боли и полной, абсолютной наполненности. Пальцы подрагивают от его громкого, глухого стона мне в плечо, ими я цепляюсь за его плечи, а он прижимает меня к своей груди так сильно, что я задыхаюсь.

Алекс замирает на секунду, дает мне время привыкнуть, но потом набирает темп, не давая мне и шанса на спасение. Как он это делает? Я готова кончить уже сейчас, когда все только началось, и не могу себя сдержать. Что меня толкает к первому оргазму «прямо не отходя от кассы», я не знаю. Никогда не могла этого понять, но анализировать что-то в этот момент совершенно бессмысленно. Потому что меня нет. Я себя не чувствую от того, что тону в ощущениях, пульсациях, фрикциях…Чтобы хоть немного оставаться на поверхности, я вонзаю ногти ему в плечи, Алекс снова рычит мне на ухо, прикусывает мочку, а через меня будто пропускают разряд тока в миллион ватт. Не могу вдохнуть, снова теряюсь в пространстве, в глазах бьют круги, Алекс добавляет. Тихо, сбито, хрипло посмеивается, вдруг замедляется для того, чтобы продлить удовольствие и шепчет.

— Громче.

Приказ. От него только сильнее сжимаются мышцы, а после звонкого, обжигающего шлепка, я полностью подчиняюсь. По другому просто невозможно — сдерживаться не получается, даже если бы я вспомнила, что нахожусь во дворе жилого дома, а на часах уже восемь тридцать. Мне плевать, кто может услышать или увидеть — мне на все плевать. Я хочу этого.

— Сильнее… — хрипло выдыхаю ему на ухо и сразу получаю фидбек.

Алекс хватает меня за волосы на затылке и оттягивает так, чтобы я облокотилась на руль. Его движения становятся, как я и просила, еще более резкими, сильными и частыми, так он собирает новую волну внутри меня. В этот раз, когда она, как из переполненной чаши, выливается наружу со стонами и новыми судорогами, сводящими колени, Алекс кончает вместе со мной.

Одновременно.

Я где-то читала, что кончить одновременно сложно, почти нереально, что нужно действительно совпадать, чтобы это получилось. Это подтверждение — мы идеально подходим друг другу. Мы чувствуем друг друга. Мы знаем друг друга.

«Нет, не так. Мы знаем тела друг друга, но не души…» — так я думаю, когда снова сижу на своем, пассажирском месте, одной ногой упираясь в торпеду, а рукой поддерживая голову.

Дыхалка не пришла в норму, но сознание уже вернулось из омута, и я понимаю, что снова облажалась. Я, как безвольная марионетка, которая просто не может держать ноги вместе, когда он рядом. Алексу достаточно один раз посмотреть на меня, и это полный провал. Все мои решения обнуляются, все мои стены рушатся, а дистанция не значит ровным счетом ничего! И это бесит, но одновременно с этим я чувствую какое-то опустошение и смирение, которое выливается в какой-то обреченный смешок.

— Снова что-то смешное случилось? — Алекс тут же переводит на меня взгляд, но я свой не поднимаю, уставившись в пол.

— Нет. Просто подумала, что, кажется, действительно похожа на свою маму больше, чем мне всегда казалось.

Достаю салфетки из его бардачка, знаю, что они там есть, потому что сама их туда и положила как-то раз, когда мы вместе ездили за продуктами в ближайшую Ленту. Алекс никак не реагирует, молчит, а я начинаю вытирать следы этого безумия со своего бедра, чуть ли не плача при этом.

«Как это унизительно, господи…»

— Чего ты хочешь, Амелия? — вдруг глухо спрашивает, но я упорно молчу.

Не знаю, что ему сказать. А что тут скажешь? Он не даст мне этого при любом раскладе, потому что…

«Все еще любит ту. Из своего прошлого…»

Алекса игнор не устраивает. Он берет мой подбородок пальцами и поднимает лицо так, чтобы смотреть мне в глаза.

— Ты оглохла? — использует мои же слова на свой лад, слегка улыбается.

Он будто хочет исправить ситуацию, старается? Но я не оцениваю, выдергиваюсь и щурюсь.

— Не трогай меня.

— Только что ты не была сильно против!

— Это наваждение. Сейчас оно прошло, и я снова могу думать, так что не трогай меня, твою мать! — ору, повернувшись корпусом в его сторону, а Алекс вдруг повторяет.

Слышу, как под его мощной пятерней скрипит кожа, на меня накатывает волна его запаха, от которой меня снова немного ведет, но я возвращаюсь обратно. Из-за его крика.

— Чего ты хочешь от меня, а?! Чего?!

— Я в тебя влюблена, что непонятного?!

Не знаю, что меня подталкивает к откровению. То ли стресс от всего, что произошло, то ли усталость, то ли злость на себя за то, что так легко воспламеняюсь, на него за то, что знает мое тело наизусть, но я сказала это. Сказала! И знаете? Почувствовала просто дикое…облегчение. Мне стало свободно, даже не смотря на то, что ответа нет никакого. Реакции нет. Все еще тяжело дыша, я смотрю в его глаза и не вижу в них ничего, что хотела бы найти. Что могло бы хоть немного остановить, заставить меня притормозить. Он просто молчал, как будто в рот воды набрал, и это был провал. Усмехаюсь, на миг прикрыв глаза, но потом, подпаленная злостью, резко распахиваю их и цежу сквозь зубы.

— Отлично поговорили. Спасибо, что «подкинул», дальше я сама. ДОЕДУ НА АВТОБУСЕ!

Резко вылетаю из салона его машины и быстро иду по тихому двору, где разве птицы кричали, но больше ничего. Сегодня воскресение, так что нечему удивляться, что все спят. Только такие дуры, как я нет. Их трахают у помойки.

Прямо рыдать охота, насколько это унизительно…

«Видок просто блеск!» — шиплю про себя, поправляя лямку платья, которую он порвал.

Теперь оно ужасно вульгарно свисает, а под платьем у меня и белья то нет — просто красота. Приходится быстро застегивать пуговицы кардигана, чтобы никто не увидел этого ужаса. Но я то знаю…

«Вот он итог моих тупых, неразумных решений! У меня порвано платье, так что грудь вот-вот выпрыгнет наружу на радость извращенцем. Вся моя шея в его засосах, спорю на что угодно, что и прическа, будто меня таскала рота солдат. С одной стороны вся юбка в его сперме, а под этой самой юбкой и трусов то нет! Класс! Я посреди Москвы с голой задницей, как портовая шлюха! Просто. Вели…»

Тираду продолжить не успеваю, потому что меня резко дергают за руку. В первый миг я, естественно, пугаюсь, забывая все свои «супер-навыки», но быстро этот страх сменяется еще одной волной злости.

«ОПЯТЬ ОН!»

— Да что еще…

И снова договорить мне, видимо, не судьба. Алекс хватает меня за щеку, пальцами сжимая шею сзади, а потом дергает еще раз на себя, впиваясь в губы. Это неожиданно, и я теряюсь. Смотрю на него, расставив руки в стороны, и даже не дышу. Не отвечаю. Это его немного охлаждает, и он отстраняется, смотрит мне в глаза, молчит еще пару мгновений, а потом хрипло выдыхает.

— Я тоже.

— Что?

— Я тоже в тебя влюблен. Довольна?!

— Таким тоном нет! — пытаюсь его отпихнуть, а Алекс снова впивается в губы, и я уже пищу, молотя по каменным плечам, пока мне не удается вырваться, — Псих! Зачем ты это делаешь?!

— Чтобы ты заткнулась, очевидно.

Смотрю на него зло, щурюсь, нервно одергиваю платье, потому что мне все кажется, будто вот-вот да все увидят мою голую задницу, не смотря на то, что во дворе по-прежнему ни души. Алекс наблюдает за мной, не уступая в эмоциях — я его тоже бешу, и даже не знаю, что больше: принуждение к признанию или просто я.