— Арестантам здесь не хуже чем в Маршалси, — заверил охранник по дороге. — Если есть чем заплатить, конечно. Можно спокойно уходить по делам, но обязательно возвращаться на ночь. С этим строго! Кормёжка по средствам. Своего ресторана у нас нет, всё же не Лондон и клиентов не так много, но если есть монета, мы всегда можем послать мальчишку за едой. А нет, так хлеб и вода.

Навстречу им в патио и на лестницах попадались люди далеко не тюремного вида. Провожатый со всеми здоровался, но ради одних приподнимал похожую на ведро шляпу, а других удостаивал лишь легким кивком. Как понял Тропинин из объяснений, тюрьма являлась коммерческим заведение, чем-то вроде знакомого ему по прошлой жизни коллекторского агентства. С той лишь разницей, что здешним коллекторам не требовалось бегать за должниками и терроризировать их телефонными звонками. Те сидели под присмотром, отсортированные по степени платежеспособности, и целыми днями думали, как выплатить долг.

Некоторые комнаты были забиты до отказа бедняками, точно ночлежки, выйти оттуда даже на отхожий промысел позволялось только под залог; другие скорее походили на места заключения членов королевской семьи — предметы роскоши, изысканные кушанья, любой каприз за ваши деньги. Если же комнаты по какой-то причине пустовали, то хозяин сдавал их обычным постояльцам, которых, что характерно, соседство с арестантами ничуть не трогало.

— Мистер Хикки непростой человек, — сообщил между делом провожатый. — Одним словом ирландец. Разругался намедни с законником и теперь его интересы некому защищать. Так что, боюсь, он у нас поселился надолго.

Дверь оказалась незапертой, а Стерди не счел нужным дожидаться ответа и вошел сразу, едва стукнув кольцом. Посреди комнаты стоял пресс, вроде того, у какого на иллюстрациях изображали первопечатника Фёдорова. Вдоль стены расположился шкаф с ящичками полными литер. Единственный обитатель — рыжеволосый мужчина лет сорока — лежал в одежде на соломенном тюфяке и смотрел в потолок.

На вошедших он сперва даже не обратил внимания, но скосив глаза и приметив нового посетителя сразу же вскочил на ноги. Подбежал, остановился в метре, внимательно изучая гостя. На тюремщика даже не взглянул.

— Мне нужно напечатать рекламу, — Тропинин протянул заключенному листок с набросками к объявлению. — Скажем так: Уважаемая российская компания собирается расширять свои дела в Индии. Ищет образованных работников, торговых партнеров… что-нибудь в этом духе.

Тропинин не собирался расширять дело, уже нынешние масштабы проели огромную дыру в его бюджете. Но он желал пустить волну слухов. Дитя двадцать первого века знал силу прессы.

— Сделаем, — ирландец небрежно бросил листок поверх стопки исписанной бумаги.

— Я вижу вы договоритесь, — сказал провожатый и вышел.

— Не вздумай подслушивать под дверью, Стерди! — крикнул вдогонку Хикки.

Он быстро успокоился, показал рукой на табурет, сколоченный явно из старых корабельных досок (на ребрах виднелись потертости от веревок).

— Чёртовы содомиты банья загнали меня в эту тюрьму, но дайте мне только выйти!

— Собираетесь начать войну с ростовщиками? — стараясь скрыть сарказм, произнес Тропинин.

— Мое оружие — слово! Я буду издавать газету.

— Наслышан.

— Вот как? — обитатель комнаты посмотрел на гостя с подозрением.

— Да. И в связи с этим у меня к вам ещё одно дело. Деликатного, так сказать, свойства. Впрочем, я готов хорошо заплатить, что безусловно приблизит ваше освобождение. Сколько вы задолжали?

— Четыре тысячи. Но, послушайте, я не собираюсь их отдавать. Лучше потрачу на хорошего адвоката, а не на эту бездарность, носящую одно со мной имя. Ведь плёвое дело доказать, что содомиты всё получили сполна да ещё сами остались должны. Но законникам только дай волю покопаться в ваших карманах!

— Однако мне хотелось бы обойтись без лишних ушей, — заметил Тропинин.

— Стерди! — крикнул Хикки. — Принеси нам чего-нибудь выпить!

— У меня есть с собой отличный виски, — сказал Тропинин, доставая из потайного кармана бутылку.

— Виски?

— О да. Не какое-нибудь местное пойло. Отличный продукт. Пять лет выдержки в бочках из-под андалусского хереса или шерри, если по-вашему. Но закуска не помешает.

— Стерди! — рявкнул ирландец.

Охранник появился в дверях.

Тропинин протянул ему крону.

— Любезный, принесите нам покушать по своему усмотрению. Подойдет сыр, фрукты, зелень.

— Мясо? — с готовностью спросил стражник, пряча монету на поясе.

— Только если прямо с жаровни. Бога ради, ничего простывшего, пролежавшего целый день на жаре.

Едва Стерди вышел, Тропинин откупорил бутылку и разлил по двум глиняным стаканам, которые оказались у заключенного под рукой, как раз на такой случай.

— Пока нас не подслушивают я хочу вас спросить о главном, — произнёс вполголоса Тропинин.

Они коснулись боками стаканчиков и сделали по глотку.

— Мистер Гастингс, когда он путешествовала на корабле в Индию, встретил одну особу. Девушку. Всё что я о ней знаю, она из Архангельска. И мне бы хотелось узнать имя, а лучше адрес, по которому эту даму можно найти. Если она конечно ещё в Индии.

— Что ж, господин Тропинин, — ухмыльнулся ирландец и быстро прикончил выпивку. — Я не возьму с вас и пени за такой пустяк.

— Вот как?

— Да! Вашу девушку зовут баронесса Имхофф. И она любовница Гастингса. Вернее была любовницей до последнего времени. Сейчас её зовут миссис Гастингс.

Хикки хихикнул. Видимо от удовольствия видеть физиономию Тропинина. Некоторое время тот и правда находился в замешательстве. Но не от неожиданного попадания в десятку. Он перебирал в уме русские фамилии и размышлял, какую из них европейцы смогли так извратить?

— Имхофф? Это не совсем русское имя, — заметил он наконец и на всякий случай разлил ещё по одной. — К тому же, насколько я знаю, в Архангельске никогда не водилось баронов. Хотя, конечно, туда могли сослать кого-нибудь во времена Елизаветы.

— Возможно всё куда проще, — рассмеялся Хикки. — Ведь она была замужем за бароном немецким. Её имя в девичестве Шапусе. И не пытайтесь вспомнить такое среди родов вашего Архангельска! Это французское имя.

— Час от часу не легче.

— Тем не менее она утверждала, что родилась на севере, в Архангельске. Возможно чтобы придать себе некоторую загадочность. А может и правда её родители находились там в плену, после недавней войны.

— Семилетней?

Ирландец начал загибать пальцы, потом пожал плечами.

— Смотря как считать. Но в общем возраст подходит.

— Хорошо. А что же барон?

— А он продал жену Гастингсу за десять тысяч рупий! — торжественно провозгласил Хикки. — Каков прохвост, а?

Кажется ирландцу доставляло наслаждение перебирать грязное бельё местной знати. Из него определенно должен получиться отличный газетчик.

— Продал?

— Ну, сделка не являлась столь откровенной. Скажем так, барон получил богатый заказ от компании. Он ведь художник.

— Я смотрю, вы смогли много узнать о закулисных играх находясь в долговой тюрьме. — с искренним уважением заметил Тропинин. — Что же будет, когда вас освободят?

— О! Поверьте, мистер Тропинин! — Хикки вскочил и стал нарезать по комнате круги, точно акула в предвкушении добычи. — Мало никому не покажется. Это змеиное кубло… им удалось выставить отсюда беднягу Болтса, не дав ему даже выпустить пробный номер. Но об меня они обломают зубы!

Между тем дела потихоньку двигались. Мамун искал товар для Ибрагима, а заодно помогал людям Тропинина разобраться в качестве местных зелий вроде опиума или бетеля. Другие тоже не сидели сложа руки. Храмцов с Незеваем занимался тканями и красителями в датских владениях, Яшка со Слоном отправились во владения голландские, а гардемарины рыскали в поисках крокодиловой кожи и прочей экзотики по английским уделам. Сам Лёшка посещал селитряные фабрики, потому что хоть и знал этот вопрос в теории, на практике выявилось множество мелочей, которые он обязательно упустил бы.