Специфика экстремистских материалов религиозного дискурса[1], «маскировка» религиозно-экстремистского контента под жанры самой разной стилистико-дискурсивной природы, особая концептосфера религиозного дискурса и многие другие особенности материалов религиозного характера экстремистско-террористической направленности обусловливают тот факт, что у правоприменителя часто возникают проблемы в связи с правовой оценкой содержания материалов религиозного характера. В связи с этим очевидна востребованность применения специальных знаний при расследовании и судебном рассмотрении дел о преступлениях, связанных с проявлениями словесного религиозного экстремизма. Потребность в использовании специальных знаний по данной категории дел растет ввиду стремительного распространения экстремистско-террористических идей посредством современных электронных телекоммуникационных средств информации и коммуникации, включая Интернет. Как утверждает Е. П. Ищенко, «следователи в последнее время постоянно сталкиваются с новой средой отражения преступлений – виртуальным пространством, образованным носителями компьютерной информации, представленной в дискретном виде»[2]. Данные обстоятельства требуют разработки унифицированных подходов к собиранию и фиксации криминалистически значимой информации из сети Интернет в целях передачи на судебно-экспертное исследование надлежаще оформленного объекта на цифровом носителе. По верному утверждению В. О. Давыдова, «потенциал и коммуникативные возможности глобальной сети Интернет используются идеологами экстремизма и лидерами деструктивных движений в качестве своеобразной виртуальной площадки, значительно усложняя процесс информационно-аналитической деятельности субъекта расследования»[3]. Криминалистическая модель экстремистской преступной деятельности в интернет-среде подробно рассматривалась в работах О. Ю. Антонова[4].
Как отмечала Ж. Н. Липатова, «несмотря на множество методик проведения экспертиз экстремистских информационных материалов, до сих пор отсутствует единый теоретический подход и практические основы в проведении лингвистических и иных комплексных экспертиз»[5]. Существующие методики исследования экстремистских материалов имеют концептуальные отличия, что порой ведет к противоположным выводам по результатам исследования одних и тех же продуктов речевой деятельности. Такое положение дел недопустимо, противоречит законодательно закрепленному принципу единого научно-методического подхода к экспертной практике[6]. Что касается материалов религиозного характера, методик судебно-экспертного исследования данных материалов, несмотря на их специфику, до сих пор не разработано.
При этом на фоне общей тенденции роста количества зарегистрированных преступлений экстремистской направленности (сравнительный спад наблюдался только в 2018 г.[7]) и преступлений террористической направленности (сравнительный спад наблюдался только в 2017–2018 гг.[8]) наблюдается стабильный рост количества осужденных за словесный экстремизм[9]. Изучение Федерального списка экстремистских материалов (далее – ФСЭМ) за 2017–2018 гг.[10] показал, что около 40 % всех материалов, включаемых в ФСЭМ, носят религиозный характер.
Анализ судебной практики демонстрирует, что практически ни одно дело, сопряженное с проявлениями словесного религиозного экстремизма, не обходится без назначения судебной экспертизы. Однако анализ постановлений и определений о назначении судебной экспертизы по данной категории дел, а также обобщение результатов анкетирования практических работников, чья деятельность связана с организацией назначения и оценкой доказательственного значения судебной экспертизы по делам, связанным с проявлениями словесного религиозного экстремизма (судьи, следователи, дознаватели, руководители их органов), показывают, что правоприменители в недостаточной мере осведомлены о возможностях судебных экспертиз в целом и судебной экспертизы материалов религиозного характера экстремистско-террористической направленности в частности, испытывают трудности при выборе эксперта и судебно-экспертного учреждения, в постановке вопросов эксперту, фиксации и изъятия продуктов речевой деятельности в цифровом формате, а также допускают многочисленные ошибки при составлении постановлений и определений о назначении судебной экспертизы по данной категории дел и т. д. (см. Приложения № 4–5).
Глава 1. Словесный экстремизм как правовая и судебно-экспертная категория
§ 1.1. Экстремистские речевые действия в парадигме теории конфликта: к понятию криминогенной речевой агрессии
По верному утверждению Е. А. Трофимовой, «Современное сетевое информационное общество характеризуется существованием огромного количества социальных противоречий на всех уровнях социального взаимодействия»[11]. Социальная напряженность проявляется в том числе и в росте ксенофобских настроений, увеличения контента экстремистско-террористической направленности. В связи увеличивающейся потребностью правоприменителя в использовании специальных знаний по делам, связанным с противодействием словесному религиозному экстремизму, в данном параграфе предпринята попытка рассмотреть концепт словесного экстремизма через теорию конфликта.
Существует множество подходов к определению понятия «конфликт». «Colictus» в переводе с латинского обозначает столкновение противоположных мнений, серьезные разногласия, острый спор.[12] Мы разделяем позицию А. В. Дмитриева и Т. В. Худойкиной, которые рассматривают конфликт через концепт «противоречие», определяя противоречие как одно из необходимых условий конфликтной ситуации[13].
А. В. Дмитриев определяет конфликт как проявление объективных или субъективных противоречий, выражающихся в противоборстве сторон[14].
По верному замечанию А. Г. Бахтановой, «конфликтом является противоречие, которое из объективного, потенциально возможного превратилось в субъективное и реально, фактически существующее, достигшее сферы интересов»[15].
В литературе предпринимаются попытки дать дефиницию «социального конфликта». Например, Т. Г. Тавадов дает следующее определение социального конфликта: «Социальный конфликт (от лат. conflictus – столкновение) – столкновение противоположно направленных целей, интересов, позиций, мнений либо взглядов оппонентов или субъектов взаимодействия; высшая стадия развития противоречий в системе отношений людей, социальных групп, социальных институтов общества в целом, которая характеризуется усилением противоположных тенденций и интересов социальных общностей и индивидов»[16].
Стоит отметить, что некоторые ученые отождествляют понятия «социальное противоречие» и «социальный конфликт»: например, с точки зрения субъектно-деятельностного подхода социальный конфликт – это разрешаемое социальное противоречие, это социальное противоречие на стадии его реального разрешения[17].
Конфликт как высшую стадию развития конфликтной ситуации следует отличать от конфликтогенной ситуации. Под конфликтогенной ситуацией понимается потенциально конфликтная ситуация, ситуация, содержащая предпосылки возможного конфликта.
