Очевидно, галичане были более заинтересованы в союзе с восточными соседями, чем с северными. Причин тому, вероятно, несколько. Во-первых – военные поражения Даниила, оказавшегося неспособным удержать власть силой. Во-вторых – явный приоритет купеческих связей Галича по линии восток – запад, нежели север – юг. Горизонтальные (широтные) торговые пути, на которых развился и усилился этот город, оставались наиболее предпочтительными в период всего Средневековья. Союзнические отношения с властителями на пути Чернигов – Киев – Галич – Венгрия (или Малая Польша) представлялись более выгодными, чем с более северной Волынью, которая добавляла к этому маршруту лишь бедную Мазовию и Литву. Вступать под власть волынского князя Галич соглашался только под военным давлением, а также при условии обеспечения торговых путей на запад и восток: союз с Киевом, мир с Черниговом и Венгрией. Отсутствие одного из этих компонентов приводило к сопротивлению, недовольству и «крамолам» галичан, стремившихся к наиболее благоприятным коммерческим условиям.
После разгрома от половцев и утраты главного союзника (Владимира Рюриковича) Даниил должен был искать новые средства борьбы за Галич или просто от нее отказаться. Для разрешения вопроса он поехал в Венгрию, а брата послал в Польшу. Предполагалось, что переговоры с венгерским королем должны как минимум предотвратить содействие противникам Романовичей с этой стороны, а как максимум – обеспечить военную поддержку.
В этом году (21 сентября 1235 г.) в Венгрии умер король Андрей II, и в октябре на престол должен был вступить давний противник Даниила Бела IV. Волынский князь приложил немало усилий для того, чтобы склонить нового венценосца на свою сторону. Он даже участвовал в коронационной процессии Белы 14 октября 1235 г. в Секешфехерваре, в роли и на месте вассала – вел под уздцы королевского коня. Но и выражение предельной покорности не помогло князю составить с венграми союз против Чернигова. Новый король, который давно отрекся от претензий на Галич, только подтвердил мир с Даниилом, но ввязываться в войну с Михаилом Всеволодовичем, союзным ему Изяславом и половцами отказался.
Зыбкий нейтралитет не устраивал Даниила и подвигнул его на поиски новых инструментов влияния. Еще находясь в Венгрии, он сумел завязать дружбу с австрийским герцогом Фридрихом II Бабенбергом, враждовавшим как с Западной империей, так и с Венгрией. С дипломатической точки зрения это был успех. Позднее именно эти связи позволили князю сохранять уверенную позицию на переговорах с Белой IV и даже оказывать на него давление.
Есть указания, что тогда был активен в поиске союзников и Михаил Черниговский. Из переписки императора Фридриха II известно, что в 1235 г. к нему направлялось посольство от «князя Руси» (ducem Rossiae), но оно было перехвачено и ограблено австрийским герцогом, сторонником Даниила Романовича[128]. Исследователи сходятся во мнении, что так контактов с императором искал черниговский князь.
Даниил вернулся на Волынь, не найдя новых воинов на Западе, но обеспечив себя дипломатическим прикрытием с той стороны. Василько в Польше добился иного. Он привел отряд каких-то «ляхов». Кого они представляли – остается неясным. Основным союзником Романовичей в Польше считался Конрад Мазовецкий, но тот помощи не оказал. Более того, уже в следующем году вступил в союз с Михаилом Черниговским и даже начал воевать против Волыни. Возможно, Василько договорился с независимыми наемниками или получил их от кого-то враждебного Конраду, например, от вроцлавского и краковского князя Генриха Бородатого. Воинов было мало, а дипломатического успеха не достигнуто.
Сразу, уже в конце 1235 г., братья попытались напасть на Галич. Они пытались не упускать время, но результатов не добились. «И воиваша, не дошедше Галича, воротися домов», – печально заключал летописец[129]. Для наступления сил не хватало. Казалось, что от борьбы за Галич придется отказаться. Со следующего года волынские князья не атакуют, а обороняются. Уже весной 1236 г. Михаил Черниговский вместе с новыми подданными – галичанами совершает поход на Волынь. Мероприятие носило демонстративный характер, и далее Каменца галицкие войска с союзными болоховскими князьями не пошли.
В эти годы обе конфликтующие стороны подошли к порогу истощения военных ресурсов. Теперь успех зависел, прежде всего, от количества и верности привлеченных иноземных войск, далеких союзников и внутренней сплоченности земли-владения, ее обороноспособности. Даниил опасался сам выступать против галичан, которые «повоеваша по Хомору и поидоша ко Каменцю, вземши полон велик, поидоша [домой]»[130]. Князь послал за помощью к Владимиру Рюриковичу, который, выкупившись из половецкого плена зимой 1235–1236 гг., уже изгнал из Киева Изяслава Мстиславича. Владимир неожиданно отозвался и направил Даниилу торков, верных союзников киевских князей, к которым был присоединен полк «Данила Нажировича» (киевского, вероятно, воеводы). Эти войска нагнали отходивших от Каменца галичан, разгромили их («и побежени быша невернии Галичане»), а полон, который включал всех болоховских князей («вси князи Болоховьсции»), привели к Даниилу во Владимир Волынский[131].
Неожиданное возвращение Владимира Рюриковича в игру должно было взволновать черниговского князя, терявшего плоды побед прошлого года. Союз Волыни с Киевом раскалывал его владения на две области, отрезанные друг от друга сотнями километров враждебных территорий. Теперь любое сообщение между Галичем и Черниговом неизбежно требовало пересечения недружественных земель, что не только подрывало торговые связи в регионе, но и оставляло восточный анклав владений незащищенным. Все это грозило утратой доверия к князю в городских общинах. Долго терпеть подобное положение Михаил Всеволодович не стал.
Уже летом 1236 г. Михаил с бежавшим к нему Изяславом Мстиславичем подготовили новый поход на Волынь, в котором, наряду с галичанами, должны были участвовать Конрад Мазовецкий и половцы. Формальной причиной нового похода было требование освободить заточенных во Владимире Волынском болоховских князей. Согласиться с таким ультиматумом, сохранив лицо, Даниил не мог, но к войне он тоже был не готов. Свободных войск на Волыни не осталось, киевляне и торки уже ушли домой, а географический размах военных действий ожидался весьма обширным (от польской границы до днепровских степей) и предполагал участие подвижных подразделений. Князю оставалось рассчитывать на стойкость крепостей и верность гарнизонов, уповая на скорую помощь киевского союзника, а также на обыкновенное чудо. Последнее, согласно летописи, волынский князь и упоминал в своих молитвах.
И спасло положение действительно чудо, подготовленное, судя по всему, Владимиром Рюриковичем и неожиданное как для Михаила Всеволодовича, так и для Даниила. В то время, когда черниговский князь уже выступил к волынской границе и ожидал подхода других участников, пришла весть об измене половцев. Привлекая кочевников, союзники полагались на возможности Изяслава Мстиславича, которому степняки неизменно помогали. Однако ситуация изменилась. Владимир Рюрикович, находясь у половцев в качестве пленника, сумел не только обеспечить свое возвращение в Киев, но и каким-то образом склонить кочевников к союзу. Примечательно, что даже Изяслав не подозревал о подобном повороте, чем немало подвел всю польско-галицко-черниговскую коалицию: «Половци же придоша в землю Галичькую не восхотеша ити на Данила, вземшю всю землю Галичьскую, возвратишася»[132]. Действия степняков произвели эффект разорвавшейся бомбы. Те силы, которые Михаил считал своим главными, внезапно обратились против него самого. Все галицкие войска немедленно вернулись в свою столицу и заперлись в ней. Конрад Мазовецкий, брошенный один на один с Романовичами, был шокирован случившимся. Этот союз с Черниговом оказался жестокой ошибкой. Из всех союзников только поляки и успели повоевать в эту кампанию – они ограбили волынские земли около Червена. Получив известие о предательстве половцев, Михаила, галичан и Изяслава, Конрад не просто стал отходить к границам Мазовии, но, сняв свой лагерь около Холма («кде ныне град Холм стоит») ночью, побежал («побеже до Ляхов черес нощь»), причем, отступая, умудрился потопить часть своего войска при переправе через реку Вепрь («и топился бяшеть от вои его во Вепрю множество»)[133]. Летопись не сообщает, предпринял ли Даниил или кто-либо другой из волынцев какие-нибудь действия для выдворения мазовецкой армии. Они просто бежали в ужасе.
