— Видите ли, Пётр Александрович, но я сам просил Его величество о том. То что я за год вырос с рядового до полковника, не столь уж и страшно: в предыдущие царствования подобное случалось не раз. Но в мгновение ока стать высшим генералом, слишком уж вызывающе. Согласитесь: огромное количество офицеров и генералов десятилетиями несут службу, воюют, и терпят трудности военно быта почти без надежды на карьерный рост. А тут на их глазах из ниоткуда появляется ухарь, на которого так и сыплются плюшки и звёзды, и почему? Да потому что он раз за разом попадает в случай.

— Позвольте Юрий Сергеевич! Я доподлинно знаю ваш послужной список: первый, сержантский чин вы получили за короткий срок, вымуштровав отделение новобранцев до уровня ветеранов. Командир полка просто был не вправе дать вам более высокий чин. Блаженной памяти императрица Екатерина просто восстановила справедливость, чему я лично свидетель. С инженерной точки зрения санитарные сооруженные вами являют собой новое слово в строительстве, и Павел Петрович справедливо поднял вас до капитана. А чин полковника по гвардии… Согласитесь, Юрий Сергеевич, человек в звании ниже полковника не может принимать присягу гвардейских полков. В противном случае гвардейцы посчитали себя смертельно оскорблёнными, и подняли бы мятеж. Впрочем, у преображенцев бунт вы задавили в зародыше, на что способен далеко не каждый.

— Вы правы, Пётр Александрович, но всё же не стоит слишком раздражать достойных людей. Я ещё довольно молод, и все свои звёзды я заслужу. Я и на чин генерал согласился принять лишь потому что Его величеству по некоторой причине стало необходимо сделать меня генералом, причём не паркетным, а боевым.

— Ах, вот в чём дело! — Румянцев легонько хлопнул рукой по столу — В таком случае, ваши действия, Юрий Сергеевич, совершенно правильны. Кстати сказать, далеко не все награды, заслуженные вами вручены. Некоторое время назад вас увидел мой доверенный чиновник по особым поручениямбарон Арнштадт Иван Карлович, и попенял мне, что его давнишний, ещё лета семьдесят четвёртого года рапорт остался без удовлетворения.

— Простите великодушно, Пётр Александрович, но о чём речь?

— О том, что вы, будучи ещё рекрутом, спасли жизнь важного чиновника, между прочим, майора по гвардии в отставке. Припоминаете?

— Ах, да!

Я вспомнил замаскированный зиндан, в котором лежал крупный мужчина со сломанной ногой. Тогда я ещё удивился, что даже в полуобморочном состоянии он поправил меня, когда я его, барона, назвал как графа, сиятельством. Должно быть редкостный педант этот Арнштадт.

— Так о чём бишь я? Ах да, любви. В данном случае о любви к справедливости. — пошутил Румянцев — Когда подняли документы, действительно обнаружили тот рапорт, и, разумеется, я наложил соответствующую резолюцию. Сам Иван Карлович очень хотел вручить награду лично, но, увы, дела службы не позволили ему сделать сие. Хотя, вполне вероятно, что в Санкт-Петербурге вы встретитесь с ним.

Румянцев встал, встал и я.

— Генерал-майор граф Булгаков! За смелость и находчивость, проявленных вами при спасение высокопоставленного чиновника, жалую вас недавно утверждённым орденом Железного Креста шестой степени!

Румянцев отодвинул одну из бумаг, и под ней обнаружилась коробочка обтянутая серым солдатским сукном. В коробочке лежал орден, классический Железный Крест: крест из вороненой оружейной стали с серебряной окантовкой. Румянцев подошел ко мне и прикрепил награду на мундир, чуть ниже других моих наград. Ниже, потому что остальные мои награды офицерские, а первые три степени Железного креста солдатские. Впрочем, и офицеры должны награждаться, строго начиная с нижних ступеней, и только за личную храбрость.

— Прекрасная мысль посетила Его величество — возвращаясь на своё место, проговорил Румянцев — учредить орден для всех военнослужащих от солдата до фельдмаршала.

Ещё бы не прекрасная мысль! Король Фридрих Вильгельм III, что учредил орден у себя в Пруссии, был умнейший человек и тонкий психолог: общий орден для всех военных вне зависимости от чинов и знатности, несомненно способствует объединению воинского сословия. Мне не стоило ни малейшего труда уговорить Павла Петровича учредить этот орден, правда, он желал учредить нижние степени Георгиевского Креста, но я отговорил его. Судите сами: снижение статуса, пусть и для вновь учреждённых ступеней для простолюдинов, офицеры воспримут как собственное унижение. А тут — пожалуйте видеть новую награду, пусть и с несколько необычным статутом. К тому же, Павла явно грела мысль о том, что он уронит статус ордена, учреждённого его матушкой, а потом и вовсе прекратит награждение им, и сделать сие весьма легко.

— Теперь о лейтенанте, который едет с вами по именному указу Его величества… Вот его бумаги. Лейтенанту Карлу Акакиевичу Востроносову, за спасение жизни жены важного вельможи из руководящего состава наших союзников жалую крест святой Анны четвёртой степени. Прошу вас, Юрий Сергеевич, примите орденский знак и грамоту для передачи лейтенанту Карлу Востроносову. Кроме того, примите документы о присвоении лейтенанту звания старший лейтенант. А вот погоны и моя личная благодарность. — Румянцевположил поверх бумаг золотые парадные и полевые погоны с уже закрепленными звёздочками, а также золотую табакерку с бриллиантами — На словах же передайте старшему лейтенанту, что излечение графини, совершенное им, сделало для дружбы России и Венгрии несравненно больше, чем усилия целой дивизии дипломатов. Засим прошу поспешить в Петербург, поскольку негоже заставлятьнашего государя ждать.

Автобус, что везёт меня из Венгрии в Петербург, при всём сходстве с автобусами оставленной мною эпохи, имеют множество явственных внешних отличий. Во- первых, колёса значительно большего диаметра. Они деревянные и с железной шиной. Дороги никак не вымощены, амортизации почти нет, поэтому большой диаметр колеса вкупе с низкой — десять-двадцать километров в час, снижают вибрацию до приемлемой. Ещё часть вибрации снимают толстые и упругие поролоновые подушки сидений. Конструктора на автомобильных заводах бьются над созданием гидравлических и гидропневматических амортизаторов, но пока упираются в несовершенство имеющихся технологий. Штучные образцы ручной работы действуют превосходно, но в массовую серию их внедрить не удаётся, поскольку оборудование и станки на серийных заводах пока не позволяют. Ну, ничего! Станкостроители подтянутся, создадут станки, и качество автомобилей резко возрастёт.

Вторым отличием является цельнодеревянный кузов. Металлические тут только крепёж, рессоры и оси колёс. И это не страшно: постепенно, шаг за шагом, станем удалять дерево, увеличивать процент металла и пластика. Скорее пластика. В присылаемых мне письмах, химики хвастаются большими достижениями, а также доходом, получаемым от продажи готовых изделий и оборудования для производства синтетических веществ, к примеру, того же поролона. Делается это вполне разумно: пока не создано очередное поколение оборудования, продаётся только продукция. Затем новейшее оборудование устанавливается на наши фабрики, а устаревшее продаётся дикарям. В своё время так поступали европейца и американцы, теперь так поступаем мы, поскольку это разумно: пусть наш прогресс оплачивают отстающие.

Никак не удаётся создать резину высокого качества, но это дело времени, значит надо просто подождать и не ограничивать учёных и технологов в деньгах и оборудовании. А вообще, я жду, когда появятся автомобили, тракторы и прочая техника, к примеру, железнодорожная. Кроме того, я пинаю химиков, принуждаю их создать электропроводящий пластик. Потом буду требовать от них полупроводники. Знаю, даже в двадцать первом веке таковая задача не решена, но здешние химики уже создали огромное количество веществ, неизвестных и там, в отдалённом и не слишком счастливом будущем. Результатом планомерного развития химической науки станет гораздо более чистая и благополучная планета. Скажем, в моей Ольшанке год за годом падал уровень воды в колодцах и скважинах. Причина простая: Яковлевские рудники, что находятся ниже по склону Южно-Русской возвышенности, становятся всё больше и глубже, туда уходят наши грунтовые воды, и налицо процесс аридизации, сиречь иссушения нашей части Черноземья. А сделав ненужными невероятно грязные добычу и металлургию чёрных и цветных металлов, мы сделаем огромный подарок своим потомкам. Нет, благодарности нам не будет: разве и мы сами испытываем признательность за вещи, кажущиеся нам самоочевидными? Вот и мы не станем требовать от потомков невозможного.