— Нельзя так людей все время подводить, — прибавил Ходж. — А уж тем паче если думаете тут молоко развозить.

— Но я и не говорил, что думаю.

— Нужно пытаться друзей заводить, а не расстраивать людей направо и налево.

При этих словах остальные посетители согласно забормотали.

— Ладно, — сказал я, допивая стакан залпом. — Я, наверное, пойду.

— Но вы же только что пришли, — сказал Сайрил. — Пока нельзя уходить.

— Можно. Доброй ночи.

Я направился к двери.

— Мы вам лишь по-дружески советуем, — сказал Ходж, когда я уже шагнул в темноту.

— Доброй ночи, — повторил я.

— Доброй ночи, — ответили мне голоса изнутри. А затем дверь за мной закрылась.

Я постоял посреди площади, приходя в себя после этого перекрестного допроса, и сам себе поклялся, что в «Перезвон» я больше ни ногой. Это, конечно, означало, что я теперь, по сути, изгнан из обоих пабов Миллфорда.

Так, ладно, подумаешь. Придется пока обходиться без выпивки, а это не задевало меня ни в малейшей степени. В конце концов, мне есть чем заняться, уйма всякого. Чего ради тратить вечера, болтаясь в пабах?

Я решил вернуться в «Дом на холме» по тропе вдоль озера и, проходя мимо «Вьючной лошади», заглянул за стенку пивного сада. Из нижнего бара раздавался звон стаканов и сиплый хохот, а в окне, мне показалось, я различил силуэт человека в короне.

Затем я повернул к озеру. Ночь стояла темная, но этой дорогой я уже ходил столько раз, что, вероятно, отыскал бы тропу и ощупью. Основными преградами обычно выступали корни деревьев, забиравшиеся на тропу. Однако сегодня я выпил всего пинту лагера, поэтому никаких затруднений у меня они не вызывали. Вообще-то я едва обращал внимание, куда иду. По большей части я размышлял о том, как это оно будет, возьмись я и впрямь развозить тут молоко, как все мне предлагают. На какое-то время это дело даже показалось притягательным. Мне вполне нравилась мысль вставать спозаранку и выезжать на доставку. Потенциальных клиентов тут много, хоть они и довольно-таки разбросаны, но так я смогу хорошенько узнать эти места. Кроме того, если все быстро буду делать, дни у меня останутся свободны на другие интересные занятия — например, ухаживать за лодками мистера Паркера.

В голову мне пришло и кое-что еще. Об этом я чуть не забыл, но в детстве я, бывало, помогал с доставкой молочнику — ездил на задке его молочной платформы, ставил на ступеньки бутылки и забирал пустые. Молочник тот ездил у нас по дороге, сколько я себя помню, и меня частенько интересовало, не нужен ли ему помощник. Затем однажды утром он вдруг притормозил рядом, когда я ехал на велике по тротуару, и спросил: «Хочешь поработать?»

Само собой, я тотчас же ухватился за эту возможность и несколько недель помогал ему, пока не кончились каникулы. Он мне всегда позволял обслуживать дома в конце террасы или на вершине длинной лестницы. А сам тем временем оставался в грузовике и проверял свою книгу заказов. Насколько мне было известно, я был единственным пацаном в округе, кому разрешалось ему помогать, а это сообщало мне определенную толику местного престижа (хоть он мне никогда и не платил по-настоящему). Если мне не изменяет память, этим я занимался тем же самым летом, когда научился грести на лодке в нашем местном парке. Теперь казалось, что все это случилось давным-давно, но мысль о молочной доставке вызвала у меня приятные воспоминания, поэтому я некоторое время крутил ее в голове. Действительность, разумеется, сильно отличалась. Как мог я начать собственное предприятие без всякого капитала? Сперва нужно купить пикап (молочные платформы работали только в пригородах), и потребуется установить некую кредитную линию с молочной фермой, что будет меня снабжать. Затем мне придется отбить у Дикина всех его клиентов, чего, как я уже говорил, делать я отнюдь не намеревался. Подумав об этом всерьез, я осознал, что вся эта затея Ж не более чем бесплодное мечтанье, и, бредя в темноте дальше, решил выбросить ее из головы.

Подойдя к самой воде, я вновь услышал крики морских птиц где-то посреди озера. Их там собрались, должно быть, тысячи, но меня в тот миг поразило, что все вместе звучали они как-то одиноко. Интересно, подумал я, насколько далеко они сейчас от дома и почему именно здесь устроили себе зимовку. Озеро это, в конце концов, — отнюдь не спокойный оазис. За последнюю неделю волнение на нем неуклонно усиливалось, а днем вода выглядела неисправимо серой. Да и ветер, вывший в деревьях по ночам, вряд ли обещал что-то хорошее.

Что мне напомнило: швартовный якорь нам надо будет спускать уже очень скоро.

Несколько дней назад мистер Паркер говорил так, словно это дело первостепенной важности, но после того, как я закончил строить ему плот, он поручал мне одно дело за другим, и эта задача как-то отложилась. Проходя мимо мостков, я остановился проверить, по-прежнему ли плот надежно привязан. Он был на месте. Я едва различал его черную громаду, что мягко покачивалась взад и вперед.

Наутро Дикин опоздал с молоком. Настало и прошло обычное время его появления, но от него не было ни слуху, ни духу, и я уже начал беспокоиться, не случилось ли чего. Но мистеру Паркеру я об этом говорить поостерегся. Казалось, тем утром у него что-то на уме, и он не очень расположен к беседе. А кроме того, какая вообще-то разница, когда появляется Дикин, — в холодильнике всегда остается немного запасного молока. Мы просидели за завтраком минут пятнадцать, когда зазвонил телефон. Как обычно, Гейл мгновенно вскочила с места.

— Я возьму, — сказала она, бросаясь в соседнюю комнату. Мгновение спустя она вернулась. — Пап, это тебя.

После того, как мистер Паркер вышел поговорить, Гейл повернулась ко мне и сказала:

— Так что, значит, начнем тренировки сегодня вечером?

— Вы имеете в виду дротики? — спросил я.

— Ну.

— Можно, если хотите.

— Вы уверены, что не против?

— Нет, конечно, не против. Подходите часов в семь.

Она улыбнулась.

— Ну ладно, спасибо.

Ее отец вернулся на кухню.

— Это был Брайан Уэбб. Звонил спросить, слышно ли что-нибудь сегодня утром про Дикина. Беспокоится за свое гомогенизированное для дяди Руперта.

— Ох ты ж, — сказал я. — Должно быть, Дикин сильно отстает от расписания, если до Брайана еще не доехал.

— Я так и сказал, — согласился мистер Паркер. — Но как бы там ни было, некогда мне сейчас за Дикина волноваться. Я хочу съездить к Брайану и перегнать сюда грузовик, чтоб мы загрузили в него нефтяные бочки. А потом, наверно, нам лучше уложить тот швартовный якорь, пока погода совсем не испортилась.

— А, ну ладно, — сказал я. — Я как раз собирался спросить.

Не откликнувшись на мое замечание, мистер Паркер непривычно умолк, и мне опять пришло в голову, что у него что-то на уме.

Явился Дикин, наконец, лишь сильно после десяти, и я сразу же увидел, почему он опоздал: молоко он развозил в своем фургоне для мороженого. Внутри тот весь был заставлен ящиками с молоком, они позвякивали и гремели, пока он взбирался на горку, предваряемый двойным неукротимым ревом «Полфунта киселя».

Бедный Дикин. Лицо у него было такое затравленное, что мне его стало вполне жалко. Чтоб добраться до молока, ему приходилось открывать запасную дверь на заду фургона, втискиваться между ящиков, а потом выбираться обратно. Нешуточная трудность, особенно учитывая, сколько доставок ему нужно сделать.

— Лучше поздно, чем никогда! — крикнул я ему в смысле поддержки, пока он опрометью несся по двору. — А где же ваш пикап?

— У Кеннета Тёрнера на техосмотре, — ответил он, скача вверх по ступеням к дому. — Иначе он нипочем зиму не переживет.

Вы с Томми насчет фургона уже поговорили?

— Времени не было. А он сейчас тут?

— Нет, — сказал я. — Но должен вернуться чуть позже. Ага, — сказал Дикин. — Как только с доставкой покончу, вернусь и с ним поговорю.

В том, как Дикин это сказал, чувствовалась некоторая решимость, и я подумал, что это добрый знак — он и впрямь намеревался наконец-то разобраться с этим делом. Вскоре после он опять пустился в путь, рванув вниз по склону, а колокольчики его выдали еще одно исполнение «Полфунта киселя».