Анна чувствует, как что-то сжимается в груди. Каждый раз, когда она подходит к Хиллесгордену, кажется, будто на шею накидывают аркан. В этом доме душно, Анне претит находиться так далеко от всего, что ей дорого. Но как заставить родителей понять это? Отец любит старое родовое поместье. Дома, в городской квартире, у него даже есть фотография имения в рамке.

Девушка вздыхает. Долго она здесь не выдержит. Как угодно, но ей надо вернуться в Стокгольм. Только вот как?

Апрель 2007 года

Мать Ребекки усаживается на высокий табурет у кухонного стола и сцепляет руки замком прямо перед собой. Сосредоточенный вид матери заставляет девушку нервничать, она возится с мерной ложкой для кофе и рассыпает порошок, при этом не переставая болтать обо всем подряд. Ты знала, что Герда продала свое имение? Там поселилась молодая пара. Я только хозяина видела, но он показался мне не очень-то любезным. А еще бабушка завела кошку – вот уж никогда бы не подумала, что она на такое способна. Кстати, похоже, что автобусы теперь ходят сюда реже. Я сто лет прождала.

Продолжая говорить, Ребекка достает и ставит на стол две кофейные чашки и пачку крекеров, но маминого взгляда избегает. В конце концов она не находит новых тем для разговора и присаживается напротив матери.

– Значит, тебе наконец дали отпуск на работе?

Материнский голос звучит строго, поэтому Ребекка в ответ лишь кивает. Удобная ложь для них обеих: мол, дочь редко приезжает в Сконе потому, что без нее никак не могут обойтись на работе.

– Да, бабушке очень нужна была помощь. Мне кажется, ей уже трудно справляться одной.

– Этот дом совершенно не приспособлен для старого человека, – замечает Камилла, оглядываясь вокруг.

– Да, и это еще при том, что я попыталась убраться.

Мать кивает:

– С Йуаром все в порядке?

Ребекка косится на оловянную чашку, в которую положила подаренное им при помолвке кольцо, чтобы не повредить, пока будет заниматься ремонтом и уборкой. Будь у них с матерью нормальные отношения, она бы, наверное, с радостью показала его.

– Да, все хорошо.

– Но он не смог приехать с тобой из-за работы?

Ребекка с трудом сдерживает вздох. Мать виделась с Йуаром всего один раз четыре года назад, и то знакомство точно нельзя назвать удачным. Они встретились в ресторане «Кладовая Ульсона» на Мариаторьет в Хельсингборге, чтобы пообедать вместе, но его вызвали по работе еще до того, как подали еду. Полиция задержала одного из важнейших клиентов конторы, где он работал, и Йуару пришлось срочно умчаться на поезде в Стокгольм. С маминой точки зрения, этот эпизод стал лишь еще одним доказательством того, что Йуар Ребекке не подходит, и с тех пор дочь чувствовала себя обязанной защищать их отношения перед ней.

– Нет, он готовится к важному процессу, но очень хочет приехать сюда снова.

Кофеварка пыхтит, возвещая, что кофе готов, и Ребекка спешит снять кофейник. Не спуская глаз с чашки, она сосредоточенно наливает Камилле дымящийся напиток, пока вокруг клубятся маленькие завитки пара.

– А как твоя работа – по-прежнему нравится?

– Да, – быстро отвечает дочь, – очень.

– Несмотря на то что приходится так вкалывать?

На Ребекку давит жесткость в голосе Камиллы, и она нервничает. Ее настигают подростковые воспоминания: сколько раз дочь пыталась тогда достучаться до матери? Ребекка нуждалась в помощи, чтобы справиться с вызовами окружавшей ее действительности, а мать вместо этого выдвигала ей требования и ставила под сомнение каждый шаг дочери. Как хочется выкрикнуть, что мать не заслужила право комментировать ее жизнь! Но она только вжимается в стул. Начинает покалывать кожу над запястьем, и по всей внутренней стороне руки растекается зуд. Ребекка одергивает рукав рубашки и незаметно чешет руку.

– Да. Кстати, когда собираешься навестить бабушку?

Камилла стискивает в руках чашку и качает головой.

– Ты же знаешь, что ничего хорошего из этого не выйдет. Только опять разругаемся, – добавляет она.

– Неужели ты все еще злишься на нее? Чем она провинилась – тем, что мне помогала?

– Нет, все намного сложнее, – говорит Камилла, смахивая с брюк невидимую пылинку.

– Ты сама выбираешь, как к ней относиться, но могла бы уже и простить, – бормочет Ребекка, продолжая скрести руку через ткань рубашки. Она так многое хотела бы высказать матери, так много накипело внутри, но сформулировать свои мысли трудно. – Радовалась бы лучше, что мне было куда податься, когда становилось совсем невмоготу. Было к кому обратиться.

– Ребекка… – укоризненно произносит мать.

– А что, собственно? Ты считаешь нормальным не навещать свою собственную мать, когда та попала в больницу?

Камилла встает.

– Спасибо за кофе, – произносит она, натужно улыбаясь. – Рада была повидать тебя. Если захочешь еще встретиться до отъезда, всегда можешь зайти. Мои двери для тебя открыты.

Она выходит в сад и берет велосипед. Привычным движением складывает подножку, с силой нажимает педаль, не присев на седло, и уезжает прочь.

Когда мать скрывается из вида, девушка сдергивает с себя рубашку и яростно расчесывает зудящую кожу. Она расцарапывает шрамы, скребет, пока не появляются красные отметины, но вспыхнувшее в душе беспокойство от этого не затихает. Что бы Ребекка ни делала, встреча с матерью всегда заканчивается поражением. Кажется, любой их разговор перерастает в конфликт. А ведь Ребекке страстно хочется наладить отношения, чтобы мать научилась видеть в ней не только одни недостатки. Никто, кроме Камиллы, не может заставить ее почувствовать себя такой маленькой и ущербной.

Девушка закрывает лицо руками. Вспоминает тот день в одном из средних классов, когда она пришла домой из школы, неся свой новый дутый пуховик в полиэтиленовом пакете. Два парня из класса засунули его в унитаз, и ей пришлось опустить руку в грязную жижу, чтобы вытащить обновку. Ребекка не могла объяснить матери, что произошло, как бы ей этого ни хотелось. Рассказывать было слишком унизительно. И все равно она надеялась: мать поймет, что пуховик испорчен не по ее вине, заметит, как расстроилась Ребекка, обнимет и утешит дочь. Но, увидев промокшую насквозь куртку в мешке, мама взорвалась от злости и закричала, что с вещами надо обращаться осторожно, куртки стоят дорого и на новую денег не хватит.

Терзаясь воспоминаниями, Ребекка подходит к кладовой, достает бутылку вина, ставит на кухонную столешницу и долго рассматривает. Знает прекрасно, что пить не надо, но в ней ноет потребность приглушить разливающуюся тревогу, и потом, разве может навредить один маленький стаканчик? В конце концов она срывает бант, откупоривает бутылку и наполняет кофейную чашку вином. Пьет жадными глотками, стараясь смыть тревогу, но ничего не выходит.

Спустя столько лет Ребекке по-прежнему трудно выстроить отношения с матерью. Ну как такое возможно? Разве она недостаточно взрослая, чтобы пренебречь тем, что было? Ребекка совсем не хочет застревать в прошлом, при каждой новой встрече становясь заложницей своих чувств.

Прихватив с собой кружку, девушка собирается сесть за стол, как вдруг в окне показывается кошка. С громким мяуканьем она прижимается к оконному стеклу. К своему удивлению, девушка рада ее возвращению. Она достает баночку с кошачьей едой, выходит на лестницу и наполняет миску. Потом садится на корточки и осторожно протягивает руку.

– Привет, – говорит она. – Значит, ты – Скарлетт?

Кошка обходит Ребекку по кругу, не встречаясь с ней взглядом и держась на безопасном расстоянии, так что погладить ее не удается. В конце концов Скарлетт приближается к миске и берет первый кусочек корма.

– Понимаю, – замечает Ребекка. – Ты не доверяешь людям. Похоже, тебе тоже пришлось через многое пройти.

Она медленно поднимается, чтобы не спугнуть Скарлетт, и возвращается в дом. На столике в прихожей лежит ее мобильный. Ребекка несколько раз за день набирала номер Йуара – он не отвечает, поэтому, вместо того чтобы повторять попытку, она открывает почтовое приложение. Сердце тяжело бьется, пока крутится колесико и подгружаются новые сообщения. Когда почтовый ящик обновился, девушка видит, что Биргитта тоже ей ничего не написала. Она разочарованно откладывает телефон в сторону. О том, что Йуар занят, ей известно, но начальница-то почему не отвечает? Уж не хочет ли компания, воспользовавшись ситуацией, избавиться от нее?