В это самое время в Москве Вероника присела на лавку в парке рядом с Ангеликой. Они договорились о встрече накануне. Вероника хотела поговорить о том дне, когда у неё случился приступ ревности. Догадливая Ангелика понимала, что Веро просто необходимо высказаться, облегчить душу.

Стояла чудесная тёплая погода. В ярко-синем небе столицы стайкой проносились белоснежные облака. Две беременные женщины сидели на лавочке в «Сокольниках» под тёплым июньским солнышком. Одна из них эмоционально говорила, а другая молча слушала и лишь улыбалась в ответ.

– Ангелика, ты, пожалуйста, прости меня! – сказала прямо Вероника, решив быть предельно откровенной. – Прости за тот день… Если честно, я и не знаю, что на меня нашло. Но я вдруг так сильно заревновала своего мужа к тебе! Хотя я понимаю, что была не права, но случившегося уже не вернёшь. Так что, если я сделала что-то не так или вела себя неправильно по отношению к тебе, ты прости меня, хорошо?

– Вероника, ты даже не представляешь, как я рада за тебя, – улыбаясь, ответила Ангелика. – Во-первых, муж твой, Григорий – очень порядочный человек. И он никогда не допустит того, что могло прийти тебе в голову. Во-вторых, моё отношение к нему не изменится. И если я его при встрече целую, любя, то это совсем не то, о чём бы ты могла подумать. Да, он мне очень нравится, слов нет. Я его, не побоюсь тебе сказать этого, по-своему люблю и уважаю… Но, будучи нормальным человеком, к тому же замужней женщиной, я и в мыслях не могу допустить чего-то лишнего. Потому я прошу тебя, Веро, не ревнуй! Он твой муж. Я так же и тебя люблю. А скоро я научусь любить тебя, как родную сестру.

Ангелика участливо погладила Веронику по плечу, заглянула ей в глаза и, удостоверившись, что та действительно поняла её, предложила немного пройтись по парку. Они пошли вдоль по аллее. В парке было многолюдно, звучала классическая музыка. Вероника достала из сумки пакетик с фундуком и решила покормить белок. Несколько проворных зверушек шустро поспешили к ней с верхушек сосен.

– Что-то их стало мало… Раньше я в детстве их часто кормила, когда мы приезжали сюда с тётей. Ведь она меня с детства воспитывала, когда мама умерла.., – и слеза блеснула на глазах у Вероники.

– А что отец? – спросила Ангелика, остановившись.

– А с отцом мы до той встречи в аэропорту много лет вообще не общались… Лишь благодаря моему мужу Григорию мы с папой примирились.

– Ну, вот видишь, Вероника! – произнесла участливо Ангелика. – Разве можно такого, как Гриша, не любить и не уважать?

– Ты, действительно, права, Ангелика: достойнее моего мужа, нет человека, – промолвила со вздохом Вероника. – Давно я у папы, кстати, не была. Действительно, нужно будет к нему сейчас, после парка заехать, проведать его.

– Как я тебе сочувствую, Веро! Это правильно. Съезди к отцу.

– А ты, Ангелика, приезжай ко мне на чай в гости на следующей неделе, хорошо? – предложила Вероника и, в ответ на кивок согласия со стороны Ангелики, воскликнула. – Вот и отлично!

После непродолжительной прогулки и тёплого прощания каждая из них пошла к своей машине. Вероника немного постояла у своего автомобиля в задумчивости. Она ощущала невероятное облегчение от того, что сняла с души такой груз, и была очень благодарна Ангелике, которая помогла ей в этом своей чуткостью и открытостью.

Веронику по-прежнему очень томило то, что Максим скоро уйдёт. И ответное чувство благородного сопереживания настолько сильно охватило её душу, что она не удержалась и снова разрыдалась. Слёзы капали на сумочку Вероники, на идеально вылизанный московский асфальт. Она подняла голову, обернулась и, увидев удаляющийся автомобиль Ангелики, решительно открыла дверь своей машины. А где-то под Новосибирском в этот момент раскрылись двери автобуса, и Григорий спрыгнул в деревенскую грязь.

Гриша ехал почти два часа, пока Голос не сказал: «Пора выходить!» Он очутился в глуши, в почти заброшенной деревне, каких по Руси очень много. Вокруг стояли покосившиеся, частично осиротевшие дома. А людей, на удивление Григория, было немало. Первое, что пришло на ум Грише: «Как люди здесь вообще живут?!» У него сложилось впечатление, что они забыли про слово «асфальт» и про то, как он выглядит. Это чудо цивилизации находилось аж в двенадцати километрах от деревни. Люди же были, наоборот, чудо как доброжелательны.

– Здравствуйте! Что ищите? – спросила его, приветливо улыбаясь, проходившая мимо женщина.

В одной руке у неё был пакет с продуктами, а в другой – верёвка, за которую был привязан маленький козлёнок. Григорий поначалу даже растерялся. Но тут же автоматически улыбнулся ей в ответ. Рука его сама потянулась к козлёнку, и он, умиляясь, спросил:

– Можно, я его поглажу?

Женщина в голос засмеялась и, утвердительно кивнув головой, спросила у Гриши:

– А Вы хоть знаете, как эта животина называется?

– У нас в детстве сосед тоже разводил коз, – ответил Григорий, присев на корточки возле козлёнка, и начал гладить его.

– Я смотрю, Вы – из городских, – продолжила женщина, с любопытством наблюдая за Григорием. – Кого Вы у нас здесь ищете? Может, Вам подсказать? Мы же тут, в деревне, все друг друга знаем… Не то, что у Вас в городе – наверное, сосед соседа не знает!

 Григорий немного замялся, размышляя, что бы ей ответить. Вовремя подоспевший Голос подсказал:

– Спроси, где жила цыганская семья? И женщина тебе покажет.

Григорий спросил и услышал в ответ, что дом, в котором жили цыгане, сгорел вместе с ними три года назад. Женщина сочувственно покачала головой и спросила:

– А вы что ли навестить их приехали? Вы родственник их?

– Да, хотел бы, – промолвил Григорий, не находя более приемлемого ответа. – Почти родственник. Просто старый знакомый.

– Так пройдите две улицы прямо и увидите слева крайний дом, вернее то, что от него осталось. Там после пожара никто ничего не трогал. Сгорели, кажется, все: и муж, и жена, и маленький ребёнок. Но точно никто не знает. Тёмное место, нехорошее, таинственное. Полиция ничего нам не объяснила. Как и что произошло, никто в деревне толком и не знает…

Григорий пошёл по дорожной обочине в указанном направлении, стараясь выбирать места как можно посуше. Через минут десять он подошёл к останкам сгоревшего домика. Неподалёку он заметил играющих во что-то деревенских ребятишек. Их было семеро. Старшему из них на вид было лет четырнадцать-пятнадцать. Он следил за младшими и был очень серьёзен.

– Зачем я сюда пришёл? – вслух спросил Григорий.

– Видишь того мальчика, что старше всех, в синей спортивной куртке? – произнёс Голос. – Его зовут Елисей. Подзови его и скажи: «Хочешь заработать, парень? Тогда в левом углу дома разгреби сажу и сгоревший мусор…» И за это дай ему сорок тысяч рублей.

Григорий от услышанного аж присвистнул. Он никак не ожидал, что такая небольшая работа должна так высоко оплачиваться, и спросил у Голоса:

– Кому? Этому ребёнку?!

– Да. Так надо.

– Ну, почему? – недоумевал Григорий. После небольшой паузы он всё же ответил Голосу. – Хорошо. Раз надо, значит надо.

– Мальчик найдёт под мусором жестяную коробку из-под муки, – продолжил Голос. – Ты откроешь её и обнаружишь там бумажный свёрточек. Только не вздумай его разворачивать. Просто сразу положи в карман и дай мальчику деньги… Он их сразу отнесёт родителям, которые очень нуждаются. Ты же знаешь, Григорий, просто так ничего не бывает! Потом ты поедешь в Аэропорт, купишь там билет в Израиль и улетишь туда.

Григорий сделал всё в точности так, как велел ему Голос. Когда Гриша отсчитал за работу сорок тысяч рублей, Елисей, увидев такую огромную сумму денег, просто прослезился и засиял от радости. Он молнией кинулся в сторону дома, чтобы отнести родителям скорее деньги.

– А в Израиль-то мне зачем? – произнёс Григорий вслух, едва мальчик скрылся из вида.