Отряд взошёл на борт. Я обвела изучающим взглядом суетившихся на палубе матросов. Их крики и ругань резали слух, от чего я быстро пришла в раздражённое расположение духа. А через несколько минут, показавшихся мне вечностью, судно тронулось в путь, отплывая от пристани. Инверия постепенно оставалась позади, и вскоре цветущие горные просторы стали вовсе крохотной точкой на горизонте, быстро растворившейся в пучине мрака.

Камиан уже давно был в своей каюте. Даже словом не обмолвился. Я последовала его примеру, решив дать себе время отдохнуть – впереди был долгий, тяжёлый путь.

Дни, проведённые на судне, тянулись бесконечно. К тому моменту, как корабль прошёл половину пути, я уже успела порядком вымотаться от бесконечной качки. В воздухе постоянно чувствовался тошнотворный морской запах, и мне чудилось, что он пропитал собой всё вокруг – стены, мебель, одежду.

К концу третьего дня – а внутренние часы подсказывали мне, что сейчас была именно ночь, – я вышла на палубу. Вокруг было темно, хоть глаз выколи; единственным источником света служил небольшой фонарь, освещающий корабельную палубу. Она казалась пустой – однако, в полумраке можно было разглядеть очертания ва́хтенного, стоящего у штурвала, а также услышать снующих туда-сюда матросов, которые перетаскивали тяжёлые ящики. Они громко ругались между собой, когда кто-то один случайно ронял груз на ногу другого. Бо́льшая часть команды спала, разместившись в трюмах.

Тишину разрезал негромкий шум встречных волн и шелест паруса.

Я медленно подошла к освещённому участку палубы, оперевшись вспотевшими от повышенной влажности ладонями о фальшборт. Холодный бриз обдувал лицо и шею, заставляя кожу раз за разом покрываться мурашками. Волосы, собранные в небрежный пучок, давно и сразу растрепало ветром, поэтому я даже не пыталась собрать их в нормальную причёску. А меж тем голова была переполнена мыслями, тяжёлыми и мрачными. Я без устали гадала: сможем ли мы одолеть врага в начавшейся войне, сможем ли вернуть мир на наши земли? Безусловно, мне хотелось верить, что победа будет за нами – как иначе? Только чутьё редко подводило меня – я нутром чувствовала, что в этой битве будет много потерь.

Пребывая в раздумьях, я даже не сразу заметила, что рядом кто-то стоит. Лишь подняв глаза, обнаружила рядом с собой Камиана, бесстрастными глазами глядящего вдаль, на линию горизонта.

Странно. Мы с ним всё время находились на одном судне, но до этой минуты так и не нашли возможности поговорить.

– Не спишь, – негромко пробормотала я, обратившись к давнему другу.

– Да, – коротко отозвался Камиан в ответ.

С его губ сорвался протяжный вздох, а затем юноша прикрыл глаза, подставляя лицо под холодные прикосновения гуляющего ветра.

– Красивая сегодня ночь.

Я не знала, о чём говорить с ним, а потому ляпнула первое, что пришло в голову. Камиану же моё утверждение пришлось по душе не слишком. Он брезгливо поморщился.

– Не вижу в ней ничего красивого.

– Не в буквальном смысле. Она спокойная, тихая, знаешь… Без беготни и суеты. Не представляю, как ты держишься, но я за последние несколько месяцев очень устала от этих хлопот… Потому и говорю, что красивая.

– Странные у тебя понятия о красоте, душа моя.

«Душа моя». Не в первый раз я слышала это обращение из его уст. Похоже, у Камиана уже вошло в привычку звать меня так.

Не придумав, что на это ответить, я обратила взгляд туда же, куда и он. Пыталась разглядеть что-нибудь на линии горизонта – и, может, глаза уже попривыкли к вуали тьмы, но все мои попытки рассмотреть всё равно проваливались с треском.

Скрестив руки за спиной, Камиан внезапно продолжил:

– Я тут подумал… Раз нам с десяток лет не доводилось общаться, может, имеет смысл узнать друг о друге что-нибудь? Всё же у нас есть общая цель, и весьма странно продолжать оставаться незнакомцами, не находишь?

– Я за, – негромко хмыкнув, посмотрела на него. В почти чёрных глазах правителя двора Теней отчего-то стояли тоска и печаль, причину которых, похоже, мне ещё предстояло узнать. – Меня Аирэлла зовут.

– Я знаю, как зовут тебя, Элла, – впервые за всё время, проведённое с ним, я увидела на чужих тонких губах улыбку. Настоящую, неподдельную. – Но, получается, всё остальное, что я знал о тебе, уже не имеет никакого значения. Чем же сейчас ты живёшь?

– Немногое изменилось, если честно. Всё так же увлекаюсь живописью, и, если выдаётся свободная минута, пишу картины, которые украшают дворец. Ещё я занимаюсь благотворительностью. Я создала первое убежище для нуждающегося населения после того, как однажды мы с отцом во время путешествия набрели на деревню, где из-за пропавшего урожая царил голод. У жителей толком не было ни еды, ни тёплой одежды. Теперь же каждый может обращаться в убежища при монастырях и получить посильную помощь от королевства.

Камиан с упоением слушал каждое моё слово, впитывая их в себя жадно, словно сухой песок – ключевую воду.

– Да, про благотворительность слышал. Пишешь картины, надо же… Ты ненавидела живопись.

– Вкусы меняются. Вот, к примеру – никогда бы не подумала, что ты столь крепко пристрастишься к спиртному. И ведь даже на судно умудрился протащить несколько бутылок, я видела. Думал, не замечу? К чему это пьянство?

Юноша повёл плечом, сморщив нос.

– Говоришь так, будто я это скрывал. А на моё – как ты выразилась, «пьянство» – есть причины.

– Какими бы они ни были, заливать алкоголем душевные раны – не выход. В жизни часто бывают переломные моменты, и если каждый при трудностях начнёт пить, миру придёт конец. И в этом даже Норрис не будет виноват.

– Элла, – тяжело вздохнув, он повернулся ко мне, – я не просил читать мне нотации. Мне лестны твои забота и переживания, но ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти.

– Переживал потерю друга, я это уже слышала.

– Увы. Не только друга. У меня… – Камиан затих. Я увидела, как дёрнулась его скула, как юноша медленно сглотнул, силясь не отвести взгляд и собрать все дущащие его эмоции в кулак. Ощутимо тяжело, однако он смог выдавить из себя тихие, чёткие слова.

– У меня была возлюбленная. В подробности вдаваться не стану. Скажу лишь, что мои планы на то, чтобы навсегда связать свою жизнь с ней, необратимо рухнули. Поэтому я терпеть не могу свадьбы.

Он говорил сбивчиво, в совершенно не свойственной ему манере, что сразу бросилось мне в глаза.

Я прикусила язык, хоть была уже готова бросить ему в ответ очередную колкость.

В один миг то, почему Камиан отказался явиться на мою с Армундом свадьбу, наконец сложило в голове хоть какую-то картину. Видимо, это он и имел в виду, когда говорил, что я разбередила его раны.

– Поэтому ты так остро среагировал на приглашение… Это напоминает тебе о твоей боли? – предположила я, и в ответ он кивнул.

– Можно и так сказать. Я любил её, как никого другого не любил. Думал, мы свяжемся узами и будем счастливы.

– Узами?.. – недоумённо переспросила я, чуть нахмурившись. – Узами брака, ты хотел сказать?

– Не бери в голову. Тебе, милая Элла, вероятно, не понять, каково это, когда твоя избранница оказывается влюблена в другого.

– Ты прав… – голос дрогнул, и я перешла на сбивчивый громкий шёпот. – Мне не понять. Мне очень жаль это слышать, Кам. Даже представить не могу, как тебе было больно. Прости, что сказала столько ужасных слов. Время лечит… Ты ещё найдёшь ту, что заставит твоё сердце вновь разгореться от пламени любви. Та девушка не единственная – в мире множество других, куда более достойных. Достойных такого, по-настоящему чудесного парня, как ты. Она уж точно не стоит того, чтобы ты убивался по ней.

Мне стало очень жаль друга, и я впервые пожалела о том, что наговорила ему столько поганых слов. Не представляю, как ему было больно слышать всю ту грязь, что на него вылилась в порыве моего гнева. Наверняка мне тоже было бы больно, узнай я, что Армунд нашёл себе другую.