– Точно! Я знаю этот картуш, – вновь перебил его Сергей, обрадованный тем, что увидел знакомые знаки.
Хамид снисходительно улыбнулся, немного надо иметь ума, чтобы узнать картуш Рамсеса Великого – самый распространенный во всём Египте!
– А имя? Ее имя есть? – Сергей, поправляя очки, вглядывался в иероглифы, словно он мог что-то в них понять. – И что ты здесь видишь? Здесь же почти ничего не видно!
– Нет, имени нет! Или… смотри, ты прав, иероглифы нанесены так, что их фактически не видно, и я думаю, это сделано специально!
– Зачем?
– Видишь ли, Рамсес отправил свою дочь в царство Осириса без погребения, без имени, тайно, явно желая, чтобы она никогда не достигла бы полей Истины или, как они ещё говорили Дуата, и чтобы её душа вечно скиталась между мирами и страдала! Он проклял собственную дочь, а посему приготовил ей страшную смерть – оставив без имени и должных инструкций. Я не удивлюсь, если окажется, что она была замурована здесь живой!
– О боже, что бедняжка могла такое совершить, чтобы принять такую страшную смерть?
– Да, нет! Это я так просто сказал, для большего, так сказать, трагизма… Такого не могло бы быть! Но!.. Но она полюбила хабиру! – сказал Хамид, задумчиво проводя пальцем по иероглифам, еле видимым на камне. – Полюбила Хабиру! Еврея!
Когда он произнёс последнее слово, словно лёгкий вздох послышался у Сергея над самым его ухом, он оглянулся… Никого! Вопросительно посмотрел на Хамида – тот был спокоен и невозмутим.
«Показалось?! Наверное, ветер?!»
Сергей пробормотал:
– Там так и написано?
– Да! – чеканно произнес Хамид, и, тыкая в каждый иероглиф пальцем, чётко и жестко выговаривая каждую букву, словно теперь сам хотел ещё раз убедиться в том, что произошло здесь тысячелетия назад и самому уверовать в правильность такого поступка фараона.
– Полюбила еврея и была проклята Рамсесом и оставлена здесь на вечные муки!
К его интонации примешивалась национальная неприязнь арабов к евреям, а также арабский максимализм к любым неповиновениям родительской воле, да так, что последние слова звучали, как одобрение жестокого поступка разгневанного отца. Его слова откликались в звонких скалах и, устремляясь вниз на равнину, они рокотали, как воды Нила, и, бушуя и клокоча, несли только ненависть и презрение.
Сергей замер, его сердце сжималось в холодных тисках и с каждым произнесённым Хамидом словом, и с каждым вздохом ему становилось всё хуже и хуже, словно кто-то невидимый холодной рукой пытался порвать ту жизненную нить, что связывала его сердце с миром.
– Не кричи так! – прошептал он, одной рукой хватаясь за сердце, другой пытаясь остановить Хамида. – Подожди…
Но тот не слышал его, вскинул в обличительном жесте руку:
– Она проклята своим отцом!
– Подожди…
– Проклята отцом! – уже кричал Хамид, и эхо громогласно разносилось над горами, – Проклята! Проклята!
Что-то было зловещее и грозное во всем его облике.
А Сергею становилось все хуже и хуже. Лишь только, когда он с побелевшими губами, как рыба, хватая воздух и прижимая уже обе руки к груди, опустился на камни, только тогда Хамид обратил на него внимание.
– Дружище, тебе плохо?
– Холодно внутри, тяжело, сердце… – прошептал Сергей.
– А я хотел предложить тебе рискнуть попасть в пещеру. Одному как-то страшно… – поведя бровями, сказал Хамид. – ну, если ты не можешь, то…
– Нет, нет! Я немного посижу, отдохну, и мы попробуем войти туда, только ты не кричи так!
– Хорошо, посиди, отдохни, а я пока посмотрю, как бы сдвинуть этот камень…
Сергей смотрел на него со щемящим чувством в груди. Холод в сердце сменился обжигающей волной. Во всем этом было что-то завораживающее, мистическое и одновременно страшное. Почему-то перед глазами замелькали образы старинных замков, полных призраков и нечистой силы. «Да что это я совсем расклеился, как маленький! Всего лишь надпись… Глупая девчонка влюбилась, и что с того, не замуровывать же ее? Просто кто-то записал это, как сказку. Вот и все!» Но сердце слушать голос разума отказывалось и предательски ныло.
– Тебе легче? – внимательно посмотрел на него Хамид.
– Да, конечно, лучше… – пересиливая боль, бодрячком постарался ответить Сергей. – Давай попробуем войти.
V
Сергей тяжело поднялся, и они вместе навалились на камень, закрывающий вход в пещеру. Попытались сдвинуть его с места, но камень даже не дрогнул, хотя теперь было отчетливо видно – он рукотворен.
– Я понял! Это не просто камень. Это плита – опускной блок. Опустили сверху, преградив тем самым вход в усыпальницу.
– И что нам теперь делать?
– Не знаю… – потянул Хамид, встал на колени, рассматривая щель сантиметр за сантиметром. – Ну-ка, дай мне твои очки. Вот здесь есть небольшой зазор и сюда мы можем вставить лом и попытаться приподнять плиту. Нет. Думаю, ничего не получится, – сам себя поправил Хамид. – Плита очень тяжёлая. Придётся долбить. А это не день и не два…
– Но у нас ни лома, ни кувалды, – сказал Сергей, почесывая белёсые волосы, – вряд ли здесь поможет даже кувалда.
– Нужен тротил, – согласился Хамид, – иначе застрянем надолго.
– Возвращаемся? – с затаенным желанием как можно быстрей убраться подальше от пещеры, прошептал Сергей.
– Возвращаемся! – согласился Хамид, но тут же поспешил добавить, – А…, а завтра обязательно вернёмся! Ты готов приоткрыть занавес вечности и быть первым, кому она раскроет свои тайны?
Сергея от его слов почему-то бросило в озноб. Зачем мне твоя вечность? Мне бы домой успеть, подумал он, но слукавил и постарался так же весело, ответить:
– Да! Да! Конечно! Будет интересно! (Прозвучало вымученно, натянуто, неубедительно, правда, Хамид этого не заметил.)
– А вот теперь скажи. Все тайны Египта открыты?! И уже нечего искать на этой земле?!
Сергей не нашёлся, что сказать, и только развёл руками. Хамид принял его жест, как капитуляцию и, довольный собой и тем, что доказал-таки свою правоту, примирительно похлопал коллегу по плечу.
– Ладно, дружище, идём.
Спуск оказался ещё более сложным. Пока спускались, солнце ушло за линию горизонта, и египетская ночь мгновенно накрыла землю. Возвращались в кромешной тьме.
Хамид затянул унылую песню.
Сергей же думал о том, что Хамид и в самом деле прав.
Там за плотиной, в толщах воды, погибли великие тайны, те, что уже никогда не откроются людям. Но он так же был убеждён – плотина необходима тем, кто сегодня живёт на этой земле. А тогда как найти компромисс? Компромисс между сегодняшним днём с его потребностями и днём вчерашним с сокровищами и тайнами древних цивилизаций?
А, возможно, в этой пещере, завтра, они найдут несметные сокровища, подобные тем, что были найдены в гробнице Тутанхамона, или, возможно, они наткнуться на то, что изменит их жизни?… Возможно!
Ослик резво семенил тоненькими ножками, покачивая засыпающего седока…
Глава Третья
Следы атлантов
I
1912 год, Париж, Сорбонна
Зал гудел. Слышались смешки, едкие выпады, выкрики:
– Фальсификация!
– Подтасовка фактов!
– Всё подстроили!
– Нет доказательств!
– У Вас нет доказательств!
За кафедрой молодой ученый бледнеет на глазах, на лбу испарина, в руках пожелтевшие листы. Он потрясает ими и пытается, всё еще пытается докричаться до ученого совета и доказать им свою правоту, донести до них свою, именно, свою истину.
– Есть! Есть доказательства и вот они! – парировал Пауль Шлиман. Он неестественно бледен, но настроен решительно, – Это документы моего деда – Генриха Шлимана! Они являются неопровержимыми доказательствами. И я …
– Да ваш дед не отличался правдивостью! – выкрикнул, а вернее по-стариковски тускло проскрипел ученый муж, сухонький, чопорный, весь аккуратненький (с усиками и острой бородкой, которая, тряслась при каждом слове), лицо его было перекошено от злости. – Ваш дед все носился со своей Троей и золотом Приама. А была ли это та самая Троя? И не сам ли он заложил клад, им затем найденный?! А? Ведь свидетелей не было! А теперь вы нам подсовываете какие-то бумажонки и хотите сказать, что он нашел Атлантиду!
